Эта книга посвящается Линде Камачо

Yamile Saied Mendez

TWICE A QUINCEANERA

© Yamile Saied Mendez, 2022

© Ковалева Е., перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1

За месяц до свадьбы

Надя

Если бы только существовал способ одним нажатием на волшебный пульт дистанционного управления перемотать, ускорить или приостановить время! Если бы только был способ получить второй шанс, сделать все правильно раз и навсегда.

Надя Паласио не раз мечтала об этом. Но сейчас, пока она сидела в своей машине, набираясь смелости встретиться со своей семьей, это желание было сильнее чем когда-либо. Только на этот раз она не испытывала сожалений о том, что сделала. Как раз наоборот.

Наконец-то она смогла постоять за себя, как обычно заступалась за других людей. Просто она не была готова иметь дело с последствиями. Пока нет.

Сейчас она нуждалась в кнопке «пауза», чтобы воспользоваться передышкой. Чтобы подумать. Но, даже если ее мир рухнул, планета Земля продолжала вращаться, подобно балерине на музыкальной шкатулке.

Вместо вальса, в ее голове раздавались оглушительные звуки молота Тора, устроившего разрушительную вечеринку на обломках ее жизни.

Прошлым вечером ее жизнь сильно изменилась.

Она рассталась с Брэндоном, своим женихом, с которым встречалась пять лет и который был ее парнем еще со средней школы. Вчера вечером она покончила и с его ложью, и с его бесконечным манипулированием.

Все это было тяжело, сердце ее было разбито, а уверенность в себе уменьшилась до размера пылинок, танцующих в лучах солнечного света, которые пробивались сквозь лобовое стекло ее машины.

И теперь, Надя собиралась сообщить эти новости своей семье, ее альтер-эго Чудо-женщины будет растоптано. С одной стороны, она хотела ворваться к семье и покончить с этим. Но она уже не была подростком, который выбегал из дома, выкрикивая пустые угрозы о том, что никогда больше не вернется, а затем, три месяца спустя, поджав хвост, появлялся на пороге и признавал свои ошибки.

Но именно так она себя чувствовала, сидя в машине на подъездной дорожке у дома своих родителей.

С того дня, как ее семья приехала в Соединенные Штаты из Аргентины, когда ей было двенадцать, Надя была счастлива в доме кремового цвета с комнатами на разном уровне. И все же она сбежала при первой же возможности, получив полную стипендию в университете, и унося на своих плечах груз ожиданий, возложенных на неё семьей. Несколько лет спустя она вернулась с двумя глянцевыми дипломами и модной приставкой в конце имени, Надя Паласио, доктор юриспруденции.

Первый дипломированный специалист в семье. Такого не удалось достичь ни ее родителям, Эрнесто и Вирджинии, ни ее сестре, Изабелле. Да и вообще никто из всего клана Паласио, абсурдного количества людей, разбросанных по всему миру, большая часть которых в этот самый момент собиралась отправиться в Орем, штат Юта, чтобы отпраздновать свадьбу Нади, не имел диплома.

Вот только свадьба отменялась. Брэндон собирал вещи и выезжал из их квартиры – ее квартиры – пока она пыталась набраться смелости, чтобы во всем признаться своим родным.

Надя уткнулась лбом в руль своего навороченного темно-серого субару «Аутбэк».

– О, Господи, помоги мне, – прошептала она. Надя не отличалась особой религиозностью, но сейчас как никогда нуждалась в божественном вмешательстве.

Она ждала голоса Всевышнего, который сказал бы ей, что делать, как это сделать или, по крайней мере, успокоил бы ее и заверил, что все будет хорошо. Но она слышала лишь птиц, порхающих среди деревьев, и йорка по кличке Тинкербелл, который на них лаял. Возможно, боги передавали ей спасительное послание, но Надя не говорила ни по-птичьи, ни по-собачьи. Она должна была справиться самостоятельно.

Надя вытерла вспотевшие ладони о свои волшебные черные брюки. Их волшебство заключалось в том, что они могли скрыть изгибы ее фигуры от похотливых глаз придурков из юридической конторы. Под аккомпанемент непристойных предложений и унизительных комментариев у нее ушло четыре года, на то, чтобы ей позволили самостоятельно вести дело, касающееся семейной распри из-за какой-то недвижимости. Она находила своего рода утешение, помогая в рамках закона другим семьям решить их проблемы, и в то же время боялась даже поговорить со своими родителями.

Словно вызвав дьявола из офиса, ее телефон запиликал и завибрировал в кармане, напугав Надю. Она взглянула на экран и прочитала:

Не забудь заскочить в офис за делом Хокинса. Сегодня пятница-развратница, но я могу встретиться с тобой там, если нужно.

Она поморщилась, представив хитрую улыбку Лэрэми Ханта, главного партнера и ее босса.

Надя собиралась проигнорировать это сообщение, но, если по словам Брэндона, она была скучной, она также была педантичной.

Я уже заезжала в офис сегодня утром – ответила она.

У нее засосало под ложечкой, когда она увидела три точки, означавшие, что он не отходил от телефона в ожидании ответа.

Наконец, она прочитала:

Умница! Напиши мне, если понадобиться какой-либо совет. В эти выходные я один. Передавай от меня привет Брэндону!

– Ах ты, гадкий муд… кретин! – произнесла она, представляя, как Брэндон посмеялся бы над ней, если бы узнал, что она не может нормально выругаться, даже когда находится одна.

Вместо ответа, она сделала снимок экрана. Она сохраняла все сообщения, так, на всякий случай.

– Tía^[1]! – Оливия, ее племянница и крестница, окликнула Надю у входной двери, помахав ей рукой. Шестнадцатилетняя девушка боготворила Надю, и та отвечала ей взаимностью. – Abuela^[2] спрашивает, почему ты до сих пор на улице!

– Иду!

Стараясь успокоиться, Надя подавила угрызения совести за то, что сделала. Она боролась с желанием снова завести машину и уехать на край земли. Но не в Аргентину, откуда была родом ее семья, и проживали многие из клана Паласио. Нет. Она не смогла бы посмотреть им в глаза. Она бы отправилась на Аляску, а оттуда в Сибирь. Может, занялась бы рыбалкой или какой-то другой тяжелой работой, после которой не оставалось бы сил думать о том, насколько близка она была к достижению цели, поставленной ею еще в девятом классе средней школы, и о том, что она только что спустила ее в унитаз. В буквальном смысле. Вместе с обручальным кольцом, которое на протяжении пяти лет впивалось в ее палец, царапало и ранило кожу и самооценку, хотя она притворялась, что оно ей нравится.

– Dale, Tía!^[3] – снова крикнула Оливия. Она старалась как можно больше говорить на испанском, благослови ее господь. Смесь аргентинского акцента семьи Паласио с пуэрториканским ее отца могли понять только в их семье. Поскольку колледж был уже не за горами, и Оливия очень хотела пойти по стопам Нади, она настояла на том, чтобы дома говорили только по-испански.

Надя открыла дверь и вышла из машины под палящее июльское солнце. Шпильки черных туфель от Джимми Чу, которые являлись одной из ее немногочисленных слабостей, царапнули изъеденный солью цемент подъездной дорожки. Стоя на одной ноге, Надя внимательно осмотрела повреждение и заметила ободранную кожу на левом каблуке. Но прежде чем она успела выплеснуть накопившееся внутри раздражение, ее мама сказала:

– Мы не можем опоздать на примерку, mi amor!^[4] Что ты так долго делала в машине?

Подмышки Нади покалывало от пота.

Ей следовало сбежать. Но теперь было слишком поздно.

Растянув губы в фальшивой улыбке, она посмотрела маме в глаза, зная, что вот-вот разобьет ей сердце.

– Mami^[5]… нам нужно поговорить.

Ее мать схватилась за сердце, на ее лице отразилась радость. Надя чуть не сняла туфли и не бросилась наутек по-настоящему.

– Ты беременна?

* * *

– Должно быть, ты что-то сделала, – сказал ее отец, нарушая зловещее молчание, повисшее на кухне после заявления Нади. – Вы двое казались такими счастливыми и влюбленными в прошлые выходные за ужином.

Последовавшая за этим тишина была гнетущей. Даже Тинкербелл перестала лаять на разноцветные солнечные зайчики, отбрасываемые витражным стеклом на кафельный пол, или на птиц за окном. Оливия, сидя за кухонной стойкой, взволнованно строчила сообщения на телефоне. Вероятнее всего сообщая своей матери, Изабелле, сестре Нади, новости о новой семейной драме.

Наде стоило начать с хороших новостей по поводу работы. Дочь двух трудоголиков, она должна была понимать, что новости о возможном повышении могли бы смягчить удар. Но после того, как ее мама сделала поспешные выводы, а ее отец радостно загорланил со второго этажа:

– ¡Otro nieto! ¡Qué alegría! Gracias, Dios mío!^[6], ей пришлось действовать быстро. Ситуация уже вышла из-под контроля.

– Да, точно. Ты, должно быть, что-то сделала. Брэндон нам как сын, – сказала мама, как будто нашла единственное логичное объяснение. Надя поджала пальцы ног в туфлях, когда ее мама продолжила. – Расскажи мне, что именно ты сказала. Я уверена, это какое-то недоразумение. Я позвоню Лизе…

Надя хлопнула рукой по столу и тут же пожалела об этом, когда ее мама вздрогнула.

– Mami, ты не станешь звонить матери Брэндона! – Ее голос дрожал, пока она пыталась придать своему тону твердости, оставаясь при этом почтительной. – Я ничего не делала. Между нами все кончено. Свадьбы не будет.

– Но родственники уже в пути! – добавила ее мама, Вирджиния, заламывая руки.

Надя представила, как ее родня из Аргентины, Англии, Испании, Канады и даже Австралии пакует чемоданы, чтобы успеть на свадьбу десятилетия, как они ее нарекли. Некоторые из них годами копили деньги на это событие. Другие просто хотели своими глазами увидеть, стоили ли последние восемнадцать лет, проведенные семьей Паласио в Соединенных Штатах, такого расстояния и жертв.

Ее свадьба представляла для ее родителей возможность похвастаться перед остальной родней, насколько счастливы были их дочери. Свадьба Изабеллы была небольшой, и в то время требования для получения визы США были слишком жесткими, лишая большинство членов их семьи возможности путешествовать. Сейчас ситуация улучшилась, но Надя все испортила.

Такая вот неприятность.

– Мамочка, не волнуйся, – попросила Надя. – Не знаю, как, но мы все уладим.

Ее мама прошлась пальцами по своим крашенным черным волосам и вздохнула.

– Думаю, стоит позвонить в свадебный салон и сказать им… Они могут не вернуть деньги за свадебное платье и платья подружек невесты. Ты ведь знаешь это?

Сердце Нади сжалось. Она была настолько ошарашена расставанием накануне вечером, что совершенно не приняла в расчет последствия. Она оплатила большую часть свадебных расходов, но ее родители тоже во многом помогли.

– Вы получите свои деньги обратно, – заверила она, погладив маму по руке. Ее руки были холодными, как лед, как будто они обсуждали смерть члена семьи, а не то, что ее семейный статус остался прежним. – У меня есть сбережения… И…

– Дело не в деньгах, – возразил ее отец.

Напряжение в теле Нади исчезло. Она надеялась, что сейчас отец обнимет ее, и она заплачет, пока он будет гладить ее по плечу и уверять, что все будет хорошо. Они вместе решат эту проблему. Она всегда хотела, чтобы он так сделал, но это всегда оставалось лишь мечтой.

– Просто я поверить не могу, что ты позволила этому затянуться на такой долгий срок, – продолжил он. – Я предвидел это много лет назад, но, когда предупредил тебя, ты со своей матерью сказали мне, что я обязан поддерживать свою дочь во всем.

Оливия резко ахнула, и Надя сдержалась, чтобы не вспылить.

– О чем ты говоришь? – спросила она, готовясь услышать упреки.

– Не хотел этого говорить, но… Я ведь тебе говорил, – сказал он, показывая ладони, будто в них таилась правда. – Помнишь, когда тебе было шестнадцать лет, и ты первый раз вернулась домой в слезах?

Надя кивнула.

– Bueno^[7], я сказал тебе тогда, что эта небольшая ссора была лишь маленьким предвестником чего-то более серьезного в будущем. Тогда ты разозлилась, но я сказал, что однажды он бросит тебя, и тогда уже будет поздно что-то менять.

– Что значит слишком поздно? – возмутилась Надя.

– Ну, ты не становишься моложе, только и всего.

– Papá^[8]…

– Знаю, знаю, – перебил он ее. – Но только это парень начал мне нравиться, как он отменяет свадьбу?

Надю бесило то, что отец был прав, по крайней мере, отчасти. Тревожные звоночки проявились еще на первом их с Брэндоном свидании. Ей пришлось заплатить, потому что он «забыл» свой бумажник дома. Правда заключалась в том, что у него не было работы, и его мать запретила ему пользоваться семейной кредитной картой, как своим личным трастовым фондом. На протяжении многих лет совместной жизни они так часто расставались, что она потеряла этому счет. На этот раз все было по-другому. Но верно, это случилось в самый неподходящий момент. Теперь, когда ее отец начал относиться к Брэндону, как к сыну…

Но в то же время отец ошибался. Она ни в коем случае не была старой. Тридцать ей должно было исполниться только в следующем месяце, хотя в ее семье любой, кто оставался холостым до тридцати лет, считался аномалией.

Тревога, ее старая подруга, сдавила грудь. Надя восприняла это как сигнал, что пора сделать передышку. Пусть у нее и не было дистанционного пульта управления, чтобы остановить время, но ей нужно было побыть одной, если она хотела избежать скандала.

– Я скоро вернусь.

– Куда ты собралась? – в отчаянии спросила Вирджиния.

– В туалет, мам. Можно?

Она развернулась в сторону лестницы и не успела заметить, что лица ее родителей стали еще мрачнее. Но хуже всего было то, какой обеспокоенной выглядела Оливия, которая стояла за кухонным островком и сжимала руки, словно в молитве.

Надя хотела успокоить ее, но ей нечего было сказать. Она отвернулась.

На стене, по обе стороны лестницы висели десятки фотографий Нади и ее сестры, их взгляды казались осуждающими. Школьные фотографии, танцевальные выступления, неловкие годы ношения брекетов, несколько месяцев в школьной команде поддержки. По всем этим снимкам можно было судить о том, сколько усилий она прикладывала для достижения своих целей, ее постоянное стремление к большим высотам. Не было времени на празднование своих побед, потому что всегда появлялось что-то новое, чего нужно было достичь, что-то лучшее, к чему стремиться.