Это взлетело на воздух здание НКВД на Маразлиевской, где в эти дни помещалась румынская Военная комендатура и штаб 10-й пехотной дивизии 4-й румынской армии.

Центр здания и правое крыло были полностью разрушены.

Под развалинами были погребены многие офицеры штаба и среди них военный комендант Одессы – командующий 10-й пехотной дивизией генерал Ион Глогоджану.

Румыны в шоке…

Стало как-то быстро темнеть, и сгущавшаяся темнота только усилила хаос и панику.

Около восьми часов вечера из развалин выбрался окровавленный заместитель командующего – генерал-майор Трестиореану. Оказавшись старшим по званию, он взял на себя обязанности военного коменданта и в первую очередь направил телеграмму командующему 4-й армией генералу Иосифу Якобичу^[5].

В этой исторической телеграмме он сообщал о взрыве комендатуры и тех карательных мерах, которые собирается применить к виновникам взрыва… жидам и коммунистам.

ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ ТРЕСТИОРЕАНУ

22 октября 1941 г., 20 часов 40 минут

До настоящего времени генерал Глогоджану не найден. Видимо, находится под развалинами. Количество погибших и раненых невозможно определить…

Принял меры, чтобы повесить на площадях Одессы жидов и коммунистов.

Зам. командующего «ГУРУН», генерал Трестиореану

[Выделено нами. – Авт.]

«Меры», которые собирается применить Трестиореану, вызывают недоумение.

После взрыва прошло всего три часа.

Еще не развеялся дым, не осела пыль, не остыли камни.

Еще не замолкли крики заваленных обломками людей.

Военный комендант города не найден.

Число убитых и раненых неизвестно.

Сам Трестиореану чудом остался в живых.

Паника, хаос…

А генерал, едва приняв на себя обязанности военного коменданта, уже собирается повесить на площадях Одессы жидов и коммунистов?!

Ну, «коммунистов» – это можно еще как-то понять – какие-то коммунисты, наверное, были оставлены в городе при отступлении.

Но почему евреи?

Почему, прежде всего, евреи?

Что знал и чего не знал генерал Трестиореану?

У генерала, конечно, было «особое» отношение к евреям – ведь именно он отвечал за «очистку» города и именно ему 20 октября был представлен доклад о числе загнанных в Тюремный замок женщин и детей.

Но вот что касается взрыва, то не мог он не знать, что евреи как раз к этому взрыву не причастны. И, более того, румынское командование изначально опасалось, что здание НКВД заминировано, и прежде, чем занять его, провело тщательную проверку. Так, за четыре дня до взрыва, 18 октября 1941-го, здание проверяли саперы 11-й германской армии, а на следующий день, 19 октября, саперы 4-й румынской армии. И только после всех этих проверок, 20 октября, штаб 10-й пехотной дивизии перебрался из Тюремного замка, где поначалу расположился, на Маразлиевскую.

Но и на этом дело не кончилось. За день до взрыва, 21 октября, в комендатуру явилась некая Людмила Петрова и сообщила, что здание заминировано и что в закладке мин принимал участие ее сын – электрик по профессии. Эта невероятная история стала известна со слов нового градоначальника Одессы – примаря Германа Пыньти^[6].

Герман Пыньтя, хитроватый бессарабец, юность свою провел в Одессе, учился здесь в царские времена в Новороссийском университете и, можно сказать, по-своему любил этот город.

Получив пост примаря, Пыньтя был несказанно горд. Он уже видел себя в когорте бессмертных, служивших Одессе и украсивших ее своими памятниками.

Дюк де Ришелье, граф Воронцов и… Герман Пыньтя.

Полный великих планов, 18 октября 1941 года Пыньтя прибыл в Одессу и сразу же обратился к жителям с призывом восстановить разрушенный войной город и возродить его былую славу: «Твердо веря, что наш призыв будет услышан и правильно понят, мы вместе с вами приступаем к тяжелому восстановительному труду. С Богом вперед!» [ «Одесская газета» № 1, 26 октября 1941-го.]

Все так прекрасно складывалось, и тут – этот взрыв!

Пыньтя нервничает, боится ответственности и направляет в Бухарест личное письмо маршалу Антонеску, в котором пытается на всякий случай возложить вину за случившееся на погибшего военного коменданта Глогоджану.

ИЗ ПИСЬМА ПЫНЬТИ

«21 октября в 11 часов, когда нижеподписавшийся находился в кабинете г-на генерала Глогоджану, сюда вошла русская женщина, которая заявила, что органы НКВД, при уходе, заминировали здание, чтобы в нужный момент взорвать…

Нижеподписавшийся служил переводчиком.

Господин генерал поблагодарил женщину и приказал полковнику Ионеску Ману принять меры по новой проверке здания.

На второй день, 22 октября, генерал сказал мне, что здание снова проверили и никакой опасности нет. Но я все же просил его поменять помещение…»

Пыньтя якобы просил Глогоджану «поменять помещение».

Но тот не внял его совету – уж очень комфортно, видимо, было генералу в этом… Доме на Маразлиевской…

Дом на Маразлиевской

Просто – Дом на Маразлиевской.

Так называли это здание одесситы и много лет обходили десятой дорогой.

Дом на Маразлиевской пользовался дурной славой: тысячи нашли здесь свою смерть да и похоронены… зарыты!.. здесь же, во внутреннем дворике.

Дома как люди – у каждого своя судьба.

Дом на Маразлиевской родился в 1909-м и, как указывали справочники, считался одним из самых красивых и фешенебельных жилых домов Одессы. Хозяйкой его была некая баронесса Луиза фон Гойнинген-Гюне, а обитателями – семьи богатых одесских негоциантов и заводчиков. Их привлекала близость дома к Александровскому парку, пленял украшенный витиеватыми башенками фасад, соблазняли огромные восьмикомнатные квартиры. Дом гордился своим засаженным цветами внутренним двориком, конюшнями для собственных лошадей и… редкость по тем временам!.. гаражом для собственных – первых в Одессе – авто.

В те давние времена по утрам на зеленых газонах дворика нарядные дети в матросских костюмчиках играли в серсо, а по вечерам огромные фонари освещали парадный подъезд и лакированные ландо, ожидавшие расфуфыренных дам, чтобы везти их в Оперу.

Но грянул грозный 1920-й, и судьба Дома на Маразлиевской сделала крутой поворот: 7 февраля по обледенелой брусчатке мостовых процокала конница Гришки Котовского – в Одессу пришли красные.

И сразу исчезли, словно их и не было, нарядные дети в матросских костюмчиках, слиняли лакированные ландо и растаяли расфуфыренные дамы.

Баронесса фон Гойнинген-Гюн, к счастью для нее, вовремя отчалила в Болгарию, а в Дом на Маразлиевской пришли новые хозяева. Уютные гостиные превратились в комнаты для допросов, вольтеровские кресла сменились колченогими стульями, а инкрустированные слоновой костью ломберные столики – обшарпанными канцелярскими столами. Обои на стенах покрылись пятнами, а дорогие картины одесских художников – Костанди, Буковецкого, Нилуса – уступили место революционным плакатам, на которых мускулистые рабочие кололи штыками зеленых, похожих на жаб, буржуев.

Разбились огромные фонари, освещавшие по вечерам парадный подъезд, а вместо лакированных ландо у подъезда заняли пост чекисты в черных кожаных тужурках.

Новым хозяином Дома на Маразлиевской стала Губернская Чрезвычайная комиссия – ГУБЧЕКА, или, как назвали ее в Одессе, Чрезвычайка.

И началось, и пошло и поехало…

Говорят, что одесская Чрезвычайка была самой зверской в стране. Каждый день на стенах домов и на круглых афишных тумбах появлялись приказы об обязательной регистрации бывших белых офицеров, бывших фабрикантов, бывших купцов, бывших домовладельцев. Каждый день по городу шли облавы, обыски, аресты. Каждый день особые отряды отбирали у жителей «излишки» – по новым большевистским законам каждый гражданин Страны Советов имел право на один костюм, одну пару ботинок и три пары кальсон.

И каждую ночь в Доме на Маразлиевской, в том самом гараже для собственных – первых в Одессе – авто, под шум мотора грузовика «выводили в расход» раздетых донага «бывших»: 23 июля – 29 человек, 30 июля – 50, 1 августа – 34…

И каждое утро на тех же афишных тумбах появлялись списки расстрелянных прошедшей ночью. И каждое утро возле афишных тумб дико вскрикивали и теряли сознание матери, обнаружив в расстрельном списке имя единственного сына.

За неполные восемь месяцев, с февраля и до конца сентября 1920-го, в Одессе было расстреляно 1418 человек.

Шли годы…

Тенистая Маразлиевская стала улицей имени Фридриха Энгельса, а парк имени российского императора Александра II – парком имени украинского поэта Тараса Шевченко.

Но слава Дома на Маразлиевской не оскудевала.

Время только меняло аббревиатуры: ОГЧК, ОГПУ, НКВД.

Да и хозяева время от времени сменялись: тех, кто вчера расстреливал в гараже раздетых донага «бывших», расстреливали сегодня как «врагов народа».

И так до самого последнего часа.

До 22 октября 1941-го, когда в Доме на Маразлиевской прогремел взрыв.

Кто «смастерил» ловушку?

Румыны да, конечно, и немцы с самого начала понимали, что взрыв Дома на Маразлиевской мог быть осуществлен только профессионалами. Так об этом и доложил в Берлин группенфюрер СС Отто Олендорф, расположившийся со своей Эйнзатцгруппе «D» в Николаеве^[7].

ИЗ ОПЕРАТИВНОГО РАПОРТА № 125

Берлин, Руководителю РСХА, 26 октября 1941 г.

Эйнзатцгруппе «D», Николаев

22 октября, в 18:10, взорвалось здание НКВД, в котором размещался командующий 10-й румынской дивизией и городская комендатура Одессы.

Несомненно, что минирование здания было подготовлено давно. Способ, которым было оно было осуществлено, свидетельствует о ловушке.

В качестве контрмер румыны готовятся убить всех евреев Одессы.

Около 10 тысяч уже убиты. [Выделено нами. – Авт.]

Олендорф прямо указывает на то, что мины были заложены заранее и это свидетельствует о тщательно подготовленной «ловушке».

Знали, что была «ловушка», и знали, что смастерили ее большевики. Но Москва не спешила «похвастаться» – ни во время войны, ни даже после ее окончания.

Прошли годы, многое изменилось в мире, о многом стало возможно рассказать, и вот что сообщил генерал-полковник Аркадий Хренов, занимавший в то время пост начальника инженерных войск Одесского оборонительного района.

В октябре 1941-го советские войска, готовясь по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставить Одессу, взрывали все стратегические объекты: портовые сооружения, узлы связи, аэродромы, электростанции, хлебозаводы…

Руководство этой операцией осуществлял генерал Хренов.

А еще, и это, наверное, самое главное, Хренов отвечал за подготовку диверсионных взрывов, которые следовало произвести после ухода из города и захвата его врагом. Одним из объектов, подлежащих такому взрыву, был Дом на Маразлиевской.

Взрыв должен был быть осуществлен с помощью «радиотелефугаса». Это новое по тем временам устройство состояло из двух частей: радиоприемника и радиопередатчика. Приемник устанавливался на месте планируемого взрыва, обкладывался взрывчаткой и подключался к детонатору, а передатчик, настроенный на ту же волну, располагался в отдалении. В нужный момент передатчик посылал сигнал, приемник включал детонатор, и… взрывчатка делала свое дело.

Для установки радиоприемника в Доме на Маразлиевской был выбран заброшенный подвал, в котором было свалено барахло баронессы фон Гойнинген-Гюне: диваны, кресла, ломберные столики и картины одесских художников. Все это за двадцать лет покрылось толстым слоем пыли и сетью паутины.

И именно здесь, в этом хаосе, саперы Хренова заложили около трех тонн тола. Кроме обычного детонатора, к приемнику подключили еще две стокилограммовые бомбы, накрыв их неизвлекаемыми минами, так что, в случае попытки разминирования, Дом на Маразлиевской и без сигнала взлетел бы на воздух. Особое внимание уделили восстановлению «заброшенности» подвала: убрали мусор и все, включая пыль и паутину, возвратили на прежнее место.

И наконец, последний штрих «мастера» – на первом этаже в приемной комендатуры, в самых видных местах установили несколько обычных мин, которые непременно должны были обнаружить… и обнаружили профессиональные немецкие саперы!..

Отлично сработано!

Но почему столько сил и времени было потрачено на подготовку взрыва Дома на Маразлиевской?

Румыны очень болезненно относились к своим неудачам под Одессой и, надеясь, что город все-таки… вот-вот… будет взят, неоднократно опережали события и объявляли по радио, что Одесса пала: «Odessa a cazut!»

В первых числах октября 1941-го они снова похвастались. На этот раз бухарестское радио разыграло настоящий спектакль: под бравурную музыку доблестные румынские войска парадным маршем проходили по улицам поверженной крепости и для полного правдоподобия диктор даже назвал имена этих улиц – Дерибасовская, Пушкинская, Екатерининская.

...

4 5 6

...

Премиум

(1 оценка)