Вечером того же дня позвонил Василевс, государь, супергений, отец всех управляемых и неуправляемых россиян, и поинтересовался, не упал ли хоть один рыжий волос с моей умной головы. Яна счастливо ответила, улыбаясь и радуясь его звонку, что все ее волосы целы и, пользуясь моментом, рассказала о встрече с святым Николаем – Угодником. Смог бы Василевс его принять по какому-то срочному делу.
– О, конечно! – сказал Василевс, – буду рад с ним увидеться и поговорить! Не каждый день святые обращаются! Жду вас завтра в 12 в моей резиденции. Пропуск вам подготовят.
На этой приятной новости они расстались, она тут же позвонила по номеру телефона, который ей оставил великий святой и, взволнованная, отправилась на кухню пить чай.
На другой день, уже ближе к завтраку она, как всегда, засуетилась: что одеть? Для женщины нет более трудного решения, чем-то, что одеть, что нацепить, что с собой прихватить на тот, или иной, или десятый случай. Ей легче, без раздумий, прыгнуть в огонь, или остановить лошадь, чем решить во что одеться на выход…
В 11:05 Яна подъехала к дому номер 8 по улице «Все вперед!», у дома стоял великий святой и приветливо помахал ей рукой. Яна остановилась, вышла, обошла машину, открыла дверь и святой устроился рядом с ней на боковое сиденье.
– Пристегнитесь, Николай Варфоломеевич, – попросила Яна, прежде чем тронуться. Старик долго возился с ремнем, но, наконец, пристегнулся, и они покатили. Яна выехала на проспект Благоразумия, влилась в поток машин и поплелась за каким-то грузовичком.
Николай – Угодник сидел, откинув голову на сиденье, и молчал. Его глаза были закрыты. От него исходил легкий приятный запах лаванды. Его молчание Яне понравилось, она не любила отвлекаться на дороге, когда была за рулем; все умеют ездить, но сколько аварий только из-за того, что водитель на секунду-другую отвлекся. И все! Авария! Так и гибнут сами, или увечат других, и все потому, что отвлекся на разговор, или слушает радио. Яна никогда не включала даже радио.
– Нельзя ли прибавить газу! – вдруг сказал великий святой.
Яна поразилась. Он все видел, все чувствовал. Он, кажется, не против быстрой езды! Она бросила на него пытливый взгляд! Он по-прежнему сидел с закрытыми глазами. От него исходил запах лаванды, но какой-то еще запах прибавился к нему. Какой-то посторонний, слабый, но…чужой, не гармоничный с лавандой.
Яна осмотрелась по зеркалам, обошла грузовичок слева и снова вернулась на первую полосу движения.
В закрытом маленьком пространстве машины прибавилось постороннего запаха, его уже нельзя было не ощущать ее чуткими ноздрями. Святой потел. Яна все больше изумлялась, невольно анализируя носом составные части нового запаха…
Перед мощными, стальными, или даже бронированными воротами резиденции государя, у ее бокового въезда Яна остановила машину у шлагбаума, открыла дверь и вышла из нее.
– Я за пропуском! – сказала она своему пассажиру и направилась к постовому, молодому, почти мальчишке, лейтенанту, стоявшему у будки.
– У меня в машине сидит Черт!!! – закричала она почти ему в лицо, подбегая к мальчишке, – арестуйте его!!
Лейтенант, несмотря на молодость, мгновенно сориентировался, не стал делать глупое лицо и переспрашивать, а тем более острить по поводу мнимого Черта, поднял руку и нажал на кнопки своего какого-то черного приборчика, висевшего у него на груди. Тотчас из будки выскочили трое могучих парней в камуфляжной одежде и кинулись к машине. Мнимый святой, видно услышав ее крик, и видя выбегающих парней, открыл дверь, выпрыгнул из нее и, несмотря на старость и почтенные годы, понесся по улице во весь дух от них. Вдруг, в одно мгновение, он превратился в большого рыжего черта с рогами и копытами, и умчался прыжками за угол здания Правительства. Из других дверей резиденции государя выехала черная машина типа «ГАЗ-98» с группой захвата, на которой было написано белыми большими буквами «Перехват» и так же скрылась за поворотом.
– Оборотень!! – закричал мальчишка – лейтенант, показывая рукой на мчавшегося вскачь черта. – Сейчас его возьмут наши ребята!!
Яна стояла с открытым ртом. Никогда не видела чертей, но точно знала, как они выглядят! А, главное, чем пахнут!
Псиной!
– Бесполезно, – ответила она, немного приходя в себя. – Его не поймать! Он уже превратился в прохожего, или в мышь, или в голубя!
– А жалко! – вздохнул мальчишка – лейтенант и простодушно почесал затылок. – Хотел бы на него взглянуть поближе! Потом бы рассказывал своим детям и внукам!
– Передайте по инстанции, что визит «Николая – Чудотворца» отменяется! – сказала Яна и повернулась к своей машине. Но прежде чем повернуться, она увидела, что на лице у лейтенанта застыло изумленное выражение.
– Так это был Оборотень в образе Чудотворца? – вскричал он.
Понятливый!
Яна села в машину и открыла все окна, чтобы проветрить салон. Она едва могла успокоиться от новых, неожиданных, потрясающих событий.
Но она еще не решила, разворачивая машину назад, домой, можно ли ее действия по предотвращению покушения на государя, великого Василевса, отца всех умных и нерадивых, толковых и бестолковых причислить к ее очередным великим делам, или считать священной обязанностью гражданки Российска, то есть всего лишь будничным, ежедневным, обыденным делом…
И хотя опознание злоумышленника произошло очень вовремя, правда в самый последний момент, благодаря ее чувствительному носу, все-таки ей стало страшно от мысли, что мог быть натворить Оборотень, будь у нее, к примеру, насморк. Тут не только не до великих дел, но даже не до любви…
– Спасибо, нос! – похвалила она его, заезжая во двор.
Так и не определившись с ценой и величием своего поступка, она поставила машину в гараж, зашла в дом и пошла на кухню чистить картошку.
Вечером позвонил Павел Сергеевич, у которого жена Светлана изменяла ему, их дочь Ирина застигла любовников врасплох и замкнулась. Он рассказал, что жена его умерла месяц назад в ужасных муках. Ее страдания сблизила их все вместе и породнила, теперь он с дочерью снова как одна единая душа. Он был благодарен Яне, что она открыла ему глаза, это помогло ему сохранить дочь.
Яна откровенно устала от всяких дел, больших и малых, решила взять паузу и отправиться на мировые пляжи, заодно бросить свой пытливый взгляд на отдыхающий народ. Стоял чудесный июль. Она мгновенно собралась и полетела в Сочинск, там она сняла номер в гостинице «Лилия», отправилась на лазурный берег и огляделась. Да. Вот он, отдыхающий народ. На самом пике беззаботности. В зените безмятежности и счастья…
Народ красив всегда!
Нельзя без любования смотреть, как он самоотверженно и упрямо трудится на благо себя. Его труд полон поэзии и прозы, драматизма и лирики, его движения точны и строги, его плечи развернуты, его лицо горит вдохновением, его мысль устремляется на неведомое! Так и слышишь удары молота о наковальню, свист серпа о колосья пшеницы! Но это не удары и не свист, это все мелодии упорного труда и арии на тему богатства и беззаботности!
Но еще больше, пожалуй, восторга испытываешь, когда глядишь, как он отдыхает! Его отдых полон выдумки, озорства, беззаботного смеха, танцующих ног, голосистых глоток!
И Яна наслаждалась зрелищем!
На сколько хватало глаз вдоль извилистого желтого побережья тянулись ровные бесконечные ряды огромных зонтов, под которыми стояли шезлонги, взятые напрокат отдыхающими. Сколько из было? Не было ли больше, чем медуз в море? Не берясь судить точно, но горизонта Яна не видела. Везде двигались, лежали, пили, ели, играли, забавлялись, плескались отдыхающие. Это было великолепное, потрясающее зрелище! Это было даже явление. Яна находилась, казалось, в самом эпицентре Счастья. Такого количества улыбок, радостного повизгивания, любви, беззаботности, жизнерадостного смеха, восторга разве можно увидеть или услышать в каком-нибудь учреждении или на фабрике, в министерстве или на свекловичном поле, у пылающего мартена или на золотых приисках? Разве что в Голливуде – фабрике грез. Ее главная философская концепция «Счастье – это середина человеческого бытия» получила здесь на мировом пляже реальное, не надуманное содержание и блестящее подтверждение. На отдыхе не бывает краев, здесь нет опасностей, которые несут в себе высокие цели, большие задачи, пламенная любовь, непосильный труд, тяжелые болезни.
Но почему все-таки на отдыхе вообще и на пляжах в частности так хорошо, так беззаботно, столько здесь счастья?
Потому, что отдыхающий – это человек, который оставил свои проблемы дома и приехал без них! Если едешь к морю в отпуск – проблемы остаются дома, если переезжаешь к морю, проблемы едут тоже.
Безделье – это радостная, светлая, обратная сторона работы.
Да здравствует жизнь, которую мы бездарно проживаем!
Вот и она, наконец, в середине бытия!
Недолго думая, Яна тоже вместе с народом бросилась с головой в эту пучину счастья и безмятежности!
Она почти задремала, лежа на раскладном стуле у бирюзового моря, когда вдруг над ее ухом раздался женский визг:
– Ах, кабель ты эдакий, тебе бы все на девок заглядываться!!!
Яна вздрогнула и подскочила; недалеко от нее стояла разъяренная полная женщина в розовом глухом купальнике с крашенными в черный цвет короткими волосами; она размахнулась толстой ручищей и маленький мужчина, которого она ударила точно в нос, упал как подкошенный. Из его тонкой нижней губы потекла алая кровь.
– Когда же ты только набегаешься, кабель!? – продолжала толстуха, замахиваясь на поверженного мужа полной короткой ногой. Видно, засмотрелся мужик на проходивших мимо девчонок…
– Мужчина имеет право рассматривать женские формы! – сказала Яна и подбежала, чтобы помочь мужчине подняться. – Женщине все равно, какие у нее формы, а мужчине – нет!
– Имеет право??? – завизжала толстушка так громко, что у Яны заложило ухо, – кто же разрешил? Государственная дума в семье –это я!
– Природа все разрешает! – буркнула Яна.
– Жизнь, когда живешь не так, как хочешь, похожа на смерть, – сказал, поднимаясь, мужчина.
– Убью! – снова замахнулась женщина толстой ручищей. Наверно прихлопнула бы, как муху, если бы Яна не стояла между ними. Это придало мужчине храбрости.
– Каковы желания, таков человек. Без желаний он труп! – заявил он и гордо посмотрел на жену. – Все, хватит! Я развожусь! Не будешь управлять собою сам, будут управлять тобой другие. Я не расист, но блондинки мне больше по нраву!
– Нельзя запретить человеку быть дураком! – в свою очередь заявила женщина, но более смирным голосом.
– Вот ведь как бывает во время любовных припадков, – сказал мужчина, обращаясь больше ко мне, чем к жене, – Очаровываешься на время, а страдаешь всю жизнь.
– Ладно, забудь, что я тебя ударила! – Совсем примирительно пробормотала женщина и ласково поглядела на мужа, – пойдем лучше купаться!
Он шагнул к ней, они взялись за руки и побежали к изумрудной воде.
Яна ухмыльнулась и снова легла на свою раскладушку. Блаженство!
На соседних лежанках две подружки вели разговор:
– Ты еще встречаешься с Игорем, Ир?
– Да, часто…
– Ну и как он?
– Да как тебе сказать, Свет? Для любви – хорош, для работы хорош, для рыбалки хорош, для брака – нет.
– Извини, Ир, но, когда я увидела, как он ест мороженое вилкой, я сразу поняла, что у него незаконченное высшее образование.
– Да, Свет, чего-то ему не хватает…Да и зарабатывает он маловато…
– Если у него нет денег, о чем с ним можно говорить?
Яна спокойно уснула; все-таки сказалось напряжение последних великих дел, и потому уже не видела, как невдалеке у кафе разгорелась драка; все-таки пить водку под горячими лучами солнца не все могут, а некоторым даже вредно. Драка отличалась той особенностью, что в нее вовлекались разнимающие, дрались мужчины, а разнимать кидались их жены и подружки и сами невольно увлекались борьбой, они дрались ожесточенно, а некоторые находили просто упоении в бою. На отдыхе мужчин без женщин не бывает и потому каждый получил мощную поддержку; некоторые мужчины просто вышли из борьбы и теперь восхищенно наблюдали, как их подружки молотят других мужиков или их жен. Зачинщики вскоре снова отправились пить, а драка продолжалась…
Яна рано вставала, пила кофе в летнем халате на широкой террасе и просматривала свежие газеты. К морю она была равнодушна, искупалась и назад; похоже, она очень далеко ушла от своих предков – рыб, и была больше приспособлена для суши, как млекопитающие, к примеру, лань, а что касается воздушного бассейна, то здесь она летала только мыслью; лучше полежать в тени зонтика, солнца и под ним достаточно для ее чувствительной кожи. Может быть, потому еще она не любила море, что в нем нельзя читать, а читать она должна постоянно.
Читать мировую прессу для нее неиссякаемый источник удовольствия, насмешек и яда; она читала прессу при любой возможности. Сколько мыслей рождают отдельные заметки, сколько эмоций вызывают, сколько рождают ответных чувств! Яна потешаюсь искренне, читая, к примеру, о примерах воровства или коррупции. Известно, животное не крадет, оно берет необходимое. И человек не крадет. Он берет сколько, сколько ему недостает. Если жена дает мало карманных денег, что же остается, как не идти воровать! Разве в том его вина, что он таким родился, что он так устроен, что это свойство лежит в его натуре? Ибо он все-таки смесь титанического с демоническим по происхождению, и это все объясняет. В вопросах коррупции теория божественности происхождения человека терпит полный крах. И Яна с этим согласна: не мог Господь Бог создать коррумпированного человека, ибо самому ему ничего не нужно; таким человека создали другие Отцы – Основатели, внесли в него, так сказать, свою лепту.
Да, людям надо. И все берут. Только одному надо больше, чем другому, этим они различаются. И если один не берет из страха, разве он при этом перестает быть человеком? Он бы тоже взял, но боится! И другой бы взял, но совестится. И, к своему удовлетворению, она наблюдала, что факторы, которые мешают человеку быть человеком, то есть брать, становятся все менее выраженными, словно тают; вот уже о совести говорить почти не приходится! И о чести. И о страхе! Хотя страх тоже присущ человеку так же, как жадность и стремление к счастью. Но страх преодолим, хотя труднее, чем барьер совести. Так что с совестью еще надо работать, понизить планку. А о страхе брать, она бы сказала так: не бойтесь! Надо бояться другого: не успеть! Другому тоже надо!
Ограниченных людей нет. Чтобы это понять, спросите любого – сколько ему надо для полного счастья?
О прессе можно говорить бесконечно, даже смаковать эту тему. Сколько лжи, неверных сведений, неточных данных, намеренных выпадов, грубости выражений публикуют ежедневно, и при этом не знаешь толком, то ли удивляться, то ли восхищаться.
Таким же свежим чудесным утром Яна вышла к завтраку в ресторан, он был полон, за одним столиком она нашла свободное место и подсела к молодым людям, парню и девушке, в самом начале цветения своих натур; юноша был высок и строен, его голова была гладко выбрита, как нередко сейчас в моде, он был очень симпатичным, с прямыми чертами лица и большими темными глазами. А его спутница была просто очаровательна, немного полновата, но в ней все было немного крупно: и большие светлые глаза, и округлое прелестное лицо, и полные губы. Он называл ее Машей. Она его Игорем. Они заказали кофе; Яна сидела напротив и незаметно, по привычке, разглядывала своих гостей, не переставая с ними разговаривать о пустяках. За это время она проникла в каждого из них и разглядела много поистине удивительно, того, что ни один из них не знал о другом. Есть люди, у которых наружное лишь отчасти тождественно внутреннему, и доля этой части разная…
Они пили кофе, разговаривали обо всем; девушка пила изящно и часто, невольно бросала вокруг себя мимолетные, легкие и быстрые, словно молнии, взгляды на других посетителей, особенно мужчин; она безотчетно, по своей природе, хотела нравиться, требовала любого мужского восхищения.
О проекте
О подписке