Дом Яны состоял из двух этажей и чердака: окна первого этажа, там, где кухня, гостиная и терраса, выходили как бы в настоящее: одни на улицу и текущие события, другие в сад; окна второго этажа, где была ее спальня, выходили словно в прошлое, – видения и картины былого текли у нее перед глазами, когда она глядела в окно или закрывала глаза, прежде чем уснуть; раньше здесь жили родители, это была их комната; а два окна чердака, где находится сейчас ее рабочая комната и где прошло ее детство, глядели как бы в будущее, – любила она сидеть у этих окон и устремляться зачарованными глазами в даль. Иногда ей удавалось заглянуть далеко в будущее…Хотя, что такое будущее? Чаще всего это кладезь еще не совершенных ошибок…Но там же находятся все цели, все планы и ожидания…
Со двора, со стороны сада, к дому вплотную примыкала небольшая кирпичная пристройка с двумя маленькими узкими оконцами по обе стороны двора. В этой пристройке находилась лаборатория. В нее можно попасть из дома, через дверцу на кухне, и со стороны сада. Обычно дверца прикрыта кухонным шкафом на колесиках и легко сдвигается в сторону, если надо пойти в лабораторию. Дверь же со стороны сада почти не видна из-за мощно разросшегося плюща. Есть и третий выход из тайной лаборатории на случай взрыва или блокировки дверей, но говорить о нем здесь неуместно.
Лаборатория досталась ей по наследству от отца, академика АН Российска. Тут он до самой смерти экспериментировал с напитками для родственников. Теперь она здесь экспериментирует; здесь она думает и создает свои теории и пытается их проверить в опытах. Лаборатория нужна. Она такой же необходимый объект в доме образованного, интеллигентного человека, как корова во дворе у крестьянина…
Когда Яна проснулась, солнечные лучи играли на стенах спальни, отражались в стеклянной вазе на комоде, лежали на деревянном полу, сочились сквозь неплотные жалюзи. Ей сразу стало весело и легко на душе. Она любила свет! Обожала солнце!
Яна вспомнила сон. Ей снились родители. Они ей часто снились, она скучала по ним. Мама, доктор психологии, была ее лучшей подругой, она не только разговаривала с ней на любые темы, но и руководила так тонко, что Яна ничего не замечала, будучи еще неопытной и доверчивой. Но мама делала на нее свою ставку; известно, что не смог сделать из себя, хочется сделать из других. Но что она желала для любимой Яночки? Кем хотела видеть ее в будущем? Это было удивительно, но она не видела в дочери ни учительницу, ни врача, ни геолога, – все самые престижные профессии ее собственной молодости, нет, она взращивала в ней "внутренний мир", в первую очередь, заботясь о том, чтобы в него не попала всякая фальшь, дешевка, мелочь, подделка. В беспощадном разоблачении и высмеивании всего фальшивого, мелкого состояла ее борьба за ее "внутренний мир". Она, таким образом, одевала ее душу в броню. Это было особенно важно, так как Яна росла доброй, любознательной, доверчивой и пылкой, – легкая добыча для проходимцев и собственных иллюзий.
«Люди в массе своей – ходячие кирпичи, в них все давно сформировалось, схватилось, застыло; потому они непробиваемы, необучаемы, неуправляемы, неизменяемы. Глиной они были только в детстве, когда из ребенка можно изваять любую фигурку. Но ты должна остаться глиной», – говорила мама, усмехаясь тонкими губами и прищурив умные глаза; хотя в комнате было тепло, она невольно куталась в широкую пуховую шаль; мерно тикали большие напольные часы, за окном стояла холодная, снежная зима; было грустно. «И только тогда ты, моя девочка, можешь меняться, принимать любую форму, превращаться в любую фигуру и потом снова обращаться в глину для новых превращений!»
Яна это запомнила.
Ее папа, доктор химических наук, профессор в университете, страстный любитель путешествий на поезде, брал ее с собой в свой отпуск, и она ехали в какой-нибудь отдаленный город, и половина страны пролетала у них перед завороженными глазами за окном поезда; они выходили на 2–3 дня, осматривали город, будь то Иркутск, Екатеринбург, Севастополь, Курск, Чита, Казань, Санкт-Петербург, брали билет в другой город и снова мчались по бескрайней, удивительной стране.
Яна полюбила свою страну.
Яна наскоро оделась, спустилась по лестнице вниз, на кухню, пообедать. Открыв холодильник, она к своему удивлению обнаружила, что он пустой; она настолько отвлеклась на великие дела, что совсем выпустила из виду дела маленькие, бытовые, мешающие жить, отвлекающие от высокого. Стояла только баночка йогурта, а на столе лежала почти сухая корочка хлеба. Яна размочила ее в йогурте и задумчиво съела. Она жевала и чувствовала себя похожей на Буратино, как он радовался, когда нашел сухую мушиную ножку и долго ее обсасывал.
Яна заварила чай и задумалась, мысли вернулись и уставились на нее. Что прикажет? Какую великую задачу решить? Яна махнула рукой и они ушли. Яна пила чай и почему-то ей стало грустно, она вспомнила, как они пили чай дома, когда живы были родители, было дружно и весело, она чувствовала, что ее любят, чувствовала тепло их взглядов и забот. Ей прочили большое будущее. Но родители рано ушли их жизни; им не довелось увидеть, кем она стала…
Покончив с обедом, она через кухню вышла в сад. Солнце стояло уже высоко, от ночного дождя не осталось и следа, все высохло, асфальтовая дорожка блестела, деревья стояли как новенькие, свежие, омытые. Все вокруг: сад, горячий воздух, высокое солнце, чистое голубое небо дышало цветением и радостью…
Яна жила одна, но от одиночества особенно не страдала. Ей было интересно самой с собой, она не нуждаюсь ни в общении, ни в советах, которые обычно щедро раздают подруги. И к мужчинам она была избирательна и щепетильна, скорее к ним холодна, чем падка на них. Поэтому, у нее не было ни подруг, ни друзей, ни мужчин, – все на уровне знакомых, коллег, сотрудников, соратников, единомышленников, врагов, клиентов. Этим кругом она довольствовалась, в этом кругу вращалась. Одевалась сама, думала сама, решала сама, одаривала себя сама, раздевалась сама…
Воскресенье. Майская прохладная ночь заканчивала свое брожение по земле; близился рассвет. 4 часа утра. За двумя маленькими чердачными окнами льет дождь, капли гулко стучат по черепичной крыше. Порой сильный порыв ветра швыряет массу дождя на стекло окон и крышу, и тогда становится неуютно, беспокойно.
Здесь, на чердаке, Яна проводила довольно много времени, эта ее комната, она ей полюбилась и сроднилась с ней; здесь прошло ее детство; она часто поднимается сюда по крутой деревянной лестнице, чтобы поработать, поразмышлять, погрустить, просто полежать на диване под теплой крышей.
В эту ночь она сидела на чердаке в удобном, старом, кожаном кресле за небольшим откидным рабочим столиком и сочиняла теорию происхождения человека. Часто она думала, встречаясь с разными людьми, что такого человека, какой он ей встречается в жизни и какой он есть на самом деле, не мог создать Господь, – такого хитрого, изворотливого, порой мерзкого, порой отвратительного, хотя в целом и неплохого, а порой даже сносного. Нет! В деле создания такого человека участвовали, наверняка, многие Отцы, и только этот факт объясняет многообразного человека, его противоречивые черты и свойства, его порой божественные, а иногда мерзкие ухватки. Ее представления со временем развились в целую теорию происхождения человека. Эту теорию она сегодня, наконец, записала.
Долго блуждал великий Титан в мировом пространстве, тысячи лет скитался по звездам, жил на многих солнцах, собрал все знания Вселенной, устал жить, но смерть не брала его к себе. Нигде не находила покоя и отрады великая душа его; все было скучно и уныло. Наконец решил он осесть в тихом месте, найти забаву для души. Недалеко от Солнца нашел он в мировом пространстве тихое место, пустынную, безжизненную планету и поселился на ней; отсюда были видны все звезды; двигались по своим кругам планеты, которых он знал по именам: Венера, Юпитер, Сатурн. На Венере был его отчий дом, здесь до сих пор живет его мать, – богиня утренней зари. Отсюда, рожденный ею от какого-то солнца, юношей пустился он странствовать по Вселенной.
Поселился он на безжизненной Земле, и была она теплая; отсюда, не мигая, глядел он на Солнце; не пристало ему – сыну великой Венеры, бояться его горячих лучей. Хорошо ему было сидеть, вспоминать свое далекое беззаботное детство…
Но однажды, когда солнце поднялось, увидел он к своему изумления, как недалеко от него поселился какой – то старец, заложил он сад и стал как-то лепить из белой глины фигурку, похожую на него образом и подобием, только с длинными волосами и большими голубыми глазами; она ожила, задвигалась, заговорила и стала жить в саду его. Это была первая на Земле женщина. Затем изваял он из серой глины высокого красивого мужчину и стал он работать в саду его.
С изумлением наблюдал великий Титан за сотворением райского сада, первой Женщины и первого Мужчины. Долго наблюдал он за ними и видел он, что горит в их душах огонь любви и добра, а между этими первыми людьми царит согласие и гармония, ибо первой была создана женщина и была она потому более мудрой, терпеливой и загадочной. А мужчина был нетерпеливым, порывистым и деятельным. Его надо было направлять, что мудрая женщина ласково делала. Мужчину звали Сострадание, а женщину – Любовь. Homo gotika.
И решил бессмертный Титан тоже создать себе свое дитя, чтобы, глядя на него, тешить свое, не знавшее любви, сердце. «А сотворю я себе в радость мое собственное подобие, но только первым должен быть мужчина, глава рода, хозяин, господин мира и вселенной», – сказал Титан и, сказав, сделал. На утренней заре взял он от Земли кусочек праха, дохнул на него один раз и превратился комочек в человека. Но состоял он внутри из множества пустот. И были те пустоты глубоки. Дохнул странствующий Титан на него второй раз и вдохнул в него жизнь и вместе с нею свой дух. В заполнении пустот будет отныне смысл его жизни.
Возрадовалось усталое сердце великого Титана, умилился он на самого себя, увидев себя со стороны. «Ай да пригож я, хорош; тысячи лет скитался я, искал отраду сердцу, не находил во всей Вселенной, но вот оно, мое творение, моя великая радость, утешение мое к старости! Это был Homo titanikus, что означает «Сильный, Трудолюбивый». И назвал его великий Титан Трудом, чтобы он сделал рукотворный мир. Это был первый мужчина титанической природы. Ему многое предстояло.
– Мне скучно с тобой, отец, – сказал вдруг первенец, – ты так далек от меня, что я тебя не понимаю. Нет мне отрады! – и от своего лукавства стал он горько плакать. Великий Титан недолго думал.
– Будет тебе отрада, только в равном себе найдешь ты утешение, – сказал он, взял горсть воздуха, дохнул на нее, и предстала перед первым мужчиной красивая голая женщина с длинными медными волосами, зелёными глазами и маленькой грудью. – Вот женщина, – сказал великий Титан, – ее зовут Радость, и быть вам вместе.
Пока Титан разговаривал со своим первым творением по имени Труд, женщина равнодушно поглядывала на мужчину. И не было от нее первому мужчине ни какой от нее радости. И Титан это заметил. Но ничего не мог поделать. И тогда отправился он со своими детьми к Господу, который трудился вместе со своими детьми, Состраданием и Любовью, Homo gotika, в райском саду. И обратился Титан к Господу, и спросил его, почему его дети такие холодные, равнодушные. И ответил Господь:
– Твоя дочь пришла из холодного воздуха, взята не из теплого тела. В ней нет любви. И сын твой взят от земли, не от тела. И в нем нет тепла. Но люди должны будут размножаться, населить новую для себя среду, плодить себе подобных, преобразить пустынную землю. Для этого они должны быть сладострастны. Для этого люди должны быть влюблены душой и телом.
Изумленно слушал великий Титан слова Господа. Он не знал, что такое Любовь.
И тогда Господь вдохнул в детей Титана, – Труд и Радость, – любовь, и в это мгновение у них возникло взаимное притяжение, они бросились в объятия и стали целовать друг друга и клясться в вечной любви. Это была искренняя настоящая любовь между ними.
– Вот, кажется, я убрал все преграды на извилистом пути к их самостоятельной жизни! – сказал лукаво Творец.
Поблагодарил великий Титан своего удивительного соседа и вернулся вместе с детьми в свои владения. Значит, надо не только уметь создавать, но и уметь оживлять, наделять любовью, подумал про себя великий Титан.
– А где я буду купаться и мыть посуду? – спросила вдруг Радость.
– Будет вам вода! – тут же отозвался великий Титан и, сказав, взял туман из Вселенной, окутал им землю и пошел проливной дождь и собрался во всех впадинах и расщелинах и ущельях; потекли полноводные реки и мелкие ручьи, поднялись озера…
– А что я буду есть, чем кормить жену мою? – спросил первый голый титанический мужчина на голой земле.
– Ах, вот забота мне! – сказал Титан, улыбаясь. Никогда, за тысячи лет не заботился он ни о ком. Он даже не знал, что может улыбаться. И наполнил он все реки и моря всякой живностью, а воздух птицами, а землю растениями и животными.
– А кто же принесет мне рыбы, или птицы, или животного для еды? – снова спросил мужчина.
– Для того тебе даны моя твердость и трудолюбие, чтобы ты сам себя кормил, поил, жену содержал, да детей своих, да землю украшал.
– Только работать это скучно! – заголосил Труд Первый. Он был еще совсем наивным.
– Ты будешь всю вечную жизнь заполнять свои пустоты, они такие же бездонные, как и вечные. Ибо пустота – это безысходность, отчаяние, бездна. Ты будешь убегать от них, их заполняя…
– Зачем ты наполнил меня пустотами, отец? – закричал новорожденный мужчина и даже заплакал, словно знал, что его ждет.
– Только заполняя их, уходя от ужаса и страха, поймешь, что такое счастье, сынок. Да будет так!
Взялись Труд и Радость за руки и побежали в райский сад к Господу, а там были также Сострадание и Любовь, и стали они вместе играть и работать в райском саду.
Там же в райском саду стоял великий Демон в образе дерева познания, и росли на нем красивые яблоки. Но в яблоках находилось Время, которое изобрел он, и когда первые люди стали срывать красивые яблоки и кушать их, Время перешло к ним и стали первые люди временными, смертными. И все живое вокруг стало конечным, временным. Возрадовался великий Демон, Бог страданий и смерти, что внес в людей свой мир, мир страданий, увядания, старения и смерть. Новые неисчислимые страдания ожидали будущих людей, и стал он готовиться увеличить свою империю зла, царство мертвых, где уже покоились многие звезды и планеты.
От злого умысла, глядя на беззаботно играющих первых людей, создал он из своей собственной плоти других людей, мужчину и женщину, Вред и Злобу, как две капли похожих на титанических и божьих людей. Но вдохнул Демон в них свой дух, и стали они по духу его хитрыми, жестокими, вредными. И загорелся в их душах огонь зла, зависти и ненависти к другим людям. Это были первые злодеи. Но не было в них любви.
И дети демонического происхождения, Homo demonikus, Вред и Злоба, стали играть вместе с детьми Господа – Состраданием и Любовью, и детьми Титана – Трудом и Радостью.
О проекте
О подписке