Милосердие Божье

Анна Сергеевна не представляла, что мужчина может так плакать.

Он не мог успокоиться даже после того, как Анна Сергеевна дала ему выпить воды прямо из бутылки.

И только, когда он умылся, его всхлипывания стали понемногу затихать.

– Простите меня, Бога ради. Я совсем расклеился. Не каждый день тебя бросает любимая женщина, Павлик, – и он робко протянул руку Анне Сергеевне.

Выяснилось, что Павлика бросила жена. Ушла к успешному бизнесмену. Ушла от неустроенности, безденежья и безнадёжно больной матери Павлика.

«Я бы тоже от такого ушла» – подумала Анна Сергеевна.

Но вслух сказала:

– Мужчина не должен быть таким убогим. Как только не стыдно. Ну что вы, право, так расклеились. От меня тоже ушёл муж. Я же не плачу на всю улицу.

– Ой! Простите меня. Действительно стыдно. Ну, я пойду?

– Вы у меня спрашиваете разрешение? Идите, я вас не держу.

– Мне нужно. У меня мама дома совсем больная. Она волнуется, когда меня долго нет.

Весь вечер Павлик не выходил из головы Анны Сергеевны.

– Ну как можно быть таким рохлей. Чучело какое-то. А одет, как пенсионер-интеллигент. И где он такой берет выкопал? А ведь вполне симпатичный мужчина. Правильно говорят, что мужчина – это характер.

Через несколько дней, она снова встретила по дороге из школы Павлика.

Он прогуливал небольшую собачонку.

– Вот и собака какая-то недоделанная, хозяину под стать. Павлик произнёс целую речь с извинениями за свою слабость.

– Вы не подумайте, что я вообще слабак, я в молодости боксом занимался. Это так сразу всё навалилось.

– Да ничего я и не подумала. У всех бывают периоды.

Так они дошли до её дома, и Павлик поцеловал ей на прощание руку.

– Ты посмотри на него. Он ещё на что-то способен – подумала Анна Сергеевна.

Так появился в её жизни Павлик.

После многих мужчин, замужества и тяжёлого развода, Анна Сергеевна долго не хотела себя обременять мужской компанией. Не было сил. Но Павлик – другое дело. Он не напрягал, ничего не хотел, ни к чему не обязывал.

Ему просто не с кем было так откровенно поговорить.

Анна Сергеевна, как и всякий хороший педагог со стажем, слушать умела.

А Павлика ещё и интересно было слушать, настолько он был начитан и разносторонен. Будь он мужиком, цены бы ему не было.

Но мужиком он оказался тоже неплохим, что выяснилось, когда Анна Сергеевна пригласила его домой.

Она выпила чуть больше обычного, и оказалась с Павликом в постели.

Наутро он просил у неё прощение, но Анна Сергеевна поцеловала его в лоб и сказала, что всё было прекрасно.

Она была удивлена.

С тех пор они стали любовниками.

Но о том, чтобы жить вместе Павлик и слушать не хотел.

– Я маму никогда не оставлю. Она для меня всё. Это вообще не в моих правилах предавать людей. Если люди близкие, они должны отдавать друг другу себя без остатка. Иначе, зачем жить? Вот моя жена думала иначе, и первые трудности сделали из неё предательницу. Больше в моей жизни такой ошибки не будет. Если я когда-нибудь женюсь, то только на настоящем человеке. Чтобы и в радости и в беде вместе.

Не такой он уж и рохля. Правильно говорят, что эта гнилая интеллигенция переворачивает жизнь и устраивает революции. Потому что имеет принципы, за которые готова умереть.

Павлик всё больше удивлял и привлекал Анну Сергеевну.

«Видимо, обо мне, как о человеке, он не очень высокого мнения. Раз не верит в меня».

С мужчинами ей никогда не везло. В молодости её, чемпионку республики по стендовой стрельбе, мужчины особо не занимали. Было не до того.

А когда карьера закончилась, то время уже немного не соответствовало её представлениям о любви, дружбе и семейной жизни.

Мир стал другим.

Как ещё сохранились такие динозавры, как Павлик, в этом мире денег и показного успеха… Но ей, похоже, повезло, и она встретила этого вымирающего экспоната.

Не всё, конечно, ей в Павлике нравилось, но крепкая закваска в нём явно чувствовалась. Да и мужчина он был сильный и нежный. Нет, такого она не упустит.

А Павлик большую часть их разговора посвящал маме.

Они оба готовились к операции по пересадке Павликовой почки его матери.

Остановка была за деньгами. Хирургам нужно было отдать двадцать тысяч долларов, а у Павлика набралось только десять. Они решили разменять свою трёхкомнатную квартиру на меньшую, и найти недостающие деньги.

И тогда Анна Сергеевна предложила свою помощь.

После развода и разменов у неё остались деньги, но Павлик категорически отказался, пока она чужой ему человек. Вот, если распишемся, тогда соглашусь.

Но расписаться не получалась, потому что Павлика жена была за рубежом и возвращаться, похоже, не торопилась. А матери становилось всё хуже.

Когда они с Павликом зашли к ним домой, мать то ли спала, то ли была без сознания. Медицинская сестра суетилась возле её кровати.

Зрелище было не для слабонервных. Шприцы, пузырьки, капельница, специфические запахи.

– А ведь ему так приходится жить сутками.

Неудивительно, что жена сбежала.

Но сама она не такая дешёвка. Она не позволит, чтобы Павлик думал о ней так же. У неё всегда были и будут принципы. А дальше всё произошло быстро, как в немом ускоренном кино.

Павлик прибежал растерянный и удручённый. Врачи оставили матери месяц жизни, а проведённые анализы показали, что его почки недостаточно здоровы для пересадки.

И тогда Анна Сергеевна решилась:

– Павлик! У меня ведь тоже третья группа крови и положительный резус, как и у вас с мамой. Давай я дам ей почку. У меня обе в порядке.

Но Павлик назвал её предложение бредом и даже, уходя, хлопнул дверью, чего прежде никогда не было.

– Какой всё-таки он порядочный человек. Даже ради любимой матери не хочет изменять своим принципам.

Павлик перестал приходить.

Она застала его дома пьяным и в слезах. Такое было впервые.

– Мама умирает в больнице. Осталась неделя.

Анна Сергеевна умоляла его принять её предложение. Никогда и никого она так не просила. Она буквально валялась у Павлика в ногах.

И он согласился.

Они обнимались и плакали от радости и восторга от их родства и близости. Теперь они будут связаны кровью, и их ничто не разлучит.

Потом была больница.

Анна Сергеевна подписывала какие-то бумаги. Потом её уложили на каталку и надели маску.

Операция прошла успешно. Но у мамы Павлика не всё было благополучно, и она лежала в реанимационном отделении. Анну Сергеевну выписали из больницы, и Павлик отвёз её домой, а сам снова убежал в больницу к матери.

А потом он пропал.

Анна Сергеевна прождав три дня, отправилась к нему домой, но дверь открыла незнакомая молодая женщина и сказала, что они с мужем снимают уже дней десять эту квартиру.

В душе у Анны Сергеевны поселился ужас.

Неужели её обманули?

Так просто и бесцеремонно.

Она поехала в больницу, где ей делали операцию.

Женщина-юрист показала ей бумаги, где было написано, что она добровольно соглашается на пересадку своей правой почки гражданке Толмачёвой. Все подписи и печати на месте.

Тогда она пошла в милицию.

Молодой лейтенант, выслушав её рассказ и сделав несколько пометок в блокноте, сказал, что такое нередко случается. Что мошенники пользуются доверчивостью граждан, чтобы продавать их органы с соблюдением всех юридических правил и с согласия потерпевших.

– К сожалению, законодательство несовершенное, и даже, если их и задерживают, то до суда дела не доходят. Тем более, что они располагают огромными деньгами и лучшими адвокатами. Ведь только за вашу почку они получили тысяч двести долларов. А сколько таких, как вы. К тому же возможно Ваш аферист совсем из другого города. Уверен, что у него даже имя другое.

Анна Сергеевна была раздавлена.

Жить не хотелось. Хотелось только увидеть Павлика и посмотреть ему в глаза. Ничего не говорить. Только посмотреть.

Увидела она его через полгода.

Она случайно попала на встречу с кандидатом в губернаторы и среди гостей, вдруг, увидела Павлика.

Только не того несчастного интеллигента из прошлого, а вполне современного и респектабельного.

Павлик был с женой и десятилетней дочерью.

В жене Анна Сергеевна узнала «медсестру».

После окончания встречи, Анна Сергеевна встала на пути Павлика и перегородила ему дорогу.

– Ой! Анечка, как я рад, что у тебя всё нормально.

И уже тише:

– Анечка, давай без сцен. Мы же интеллигентные люди. Пойдём за столик.

Они вдвоём сели за столик и Анна Сергеевна посмотрела ему в глаза:

– И как ты можешь с этим жить? Не боишься, что Бог тебя не простит?

– Ой, Анечка! Посмотри вокруг. Он такое прощает, что тебе и не снилось. Так что ты успокойся и живи дальше. В этом мире или ты, или тебя. Ничего личного. Будь здорова.

И он наклонился, чтобы поцеловать её в лоб.

– Хорошее всё-таки у нас с тобой было время.

Она сидела, боясь пошевелиться.

«Господи! Неужели такое может быть на земле? И ты такое допускаешь! Павлик, или как его там, сказал, что твоей милости нет предела. Напрасно он это сказал. Напрасно!»

Анна Сергеевна вдруг очнулась.

А чего это она распустилась. Она сильная женщина. Хорошая спортсменка.

Чего это она уцепилась за свою бездарную и серую жизнь? Это цепляние за жизнь вяжет её по рукам и ногам. Она никому ничего не должна. Ни людям, ни Богу. Она свободна и перед людьми и перед Богом. Да! И перед Богом, который всё прощает. Если у Павлика всё так прекрасно. Что ей эта жизнь? Какая разница умереть сегодня или через двадцать лет? Плевать! Она свободна от жизни и от смерти. Напрасно он, всё-таки, сказал, что Господь всё прощает. Она ему это докажет.

Теперь она никуда не торопилась.

Не торопясь продала свою квартиру. Не торопясь у старых знакомых приобрела пистолет. И не спеша стала разыскивать Павлика. Пришлось даже нанять частного детектива.

За всеми заботами пошёл год.

Весь этот год Анна Сергеевна была счастлива. Она была свободна и у неё была цель в жизни. Настоящая цель. Впервые.

Павлик с женой и дочерью вышли из машины и направились к воротам своего дома.

Анну Сергеевну он сначала не узнал, а потом, рассмеявшись, сказал:

– Анечка! Ну, мы же, кажется, попрощались.

И тут он увидел в её руке пистолет:

– Аня! Не дури. Всё равно ничего не изменишь. Тебя посадят до конца жизни.

– Успокойся Анатолий Петрович, так, кажется? Я тебя убивать не собираюсь. Я тебя заставлю мучиться до конца жизни. А с Господом я договорюсь. Он же всё прощает? Так кажется?

И она выстрелила в голову его дочери.

Затем она прострелила Павлику и его жене в коленные чашечки.

И уже не глядя на упавших и вопящих супругов, пошла вдоль улицы.

В конце улицы она вставила себе в рот ствол и нажала на курок.