– Хотите кусочек?

– Давайте.

Я отрезала ему полумесяц. И себе – поменьше. Но тотчас началось заседание Совнаркома. Неудобно было идти с сыром, оставила в канцелярии вместе с пакетиками консервов. На столе возле Ленина лежал ещё не начатый им полумесяц с кусочком свинцовой бумажки, приставшей сбоку. Всё заседание поглядывала я на этот кусочек и радовалась своей доле, что съем дома после заседания. Но когда заседание окончилось, в канцелярии не оказалось ни сыра, ни пакетиков с консервами. Кто-то уже „экспроприировал“.

А спиртное в столице бывшей Российской империи хранилось не только в погребах царя и великих князей. Существовали другие места, где этого добра было хоть залейся. По самым скромный подсчётам, в Петрограде находилось около 600 хранилищ вина, водки и спиртосодержащих жидкостей. Пьяные погромы приняли такой размах, что была создана специальная комиссия по борьбе с этим явлением, а в ночь на 6 декабря в Петрограде ввели осадное положение. При попытках разгрома винных погребов, складов, частных квартир патрулям разрешалось открывать огонь без предупреждения. По улицам патрулировали не только пешие отряды красногвардейцев и моряков, но и бронемашины.

Но даже эти суровые меры помогали мало. Был разгромлен винный завод на Лиговке. Дело дошло до того, что погромщики открыли огонь по красногвардейцам, и в течение часа на Лиговке шла перестрелка между патрулями и вооружёнными погромщиками. На Малом проспекте Васильевского острова погром винного склада был остановлен лишь после того, как прибывший на помощь красногвардейцам броневик дал несколько очередей из пулемёта над головами мародёров. В поисках спиртного пьяницы нападали даже на аптеки, и около них пришлось выставить караулы.

Максим Горький описывал эти события в „Несвоевременных мыслях“: „Каждую ночь толпы людей грабят винные погреба, напиваются, бьют друг друга бутылками по башкам, режут руки осколками стекла и, точно свиньи, валяются в грязи, в крови. За эти дни истреблено вина на несколько десятков миллионов рублей и, конечно, будет истреблено на сотни миллионов.

Если б этот ценный товар продать в Швецию – мы могли бы получить за него золотом или товарами, необходимыми стране, – мануфактурой, лекарствами, машинами.

Люди из Смольного, спохватись несколько поздно, грозят за пьянство строгими карами, но пьяницы угроз не боятся и продолжают уничтожать товар, который давно бы следовало реквизировать, объявить собственностью обнищавшей нации и выгодно, с пользой для всех, продать. Во время винных погромов людей пристреливают, как бешеных волков, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего“.

Пьяные погромы продолжались до конца декабря 1917 года. Закончились они после того, как практически всё спиртное в Петрограде было выпито, а разъярённые большевики стали расстреливать погромщиков, пойманных на месте преступления, без суда и следствия.

Удобство быть во власти большевики ощутили сразу.

Через несколько дней после революции Ленин и Крупская заехали к старой знакомой – Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.

– Что так поздно? – удивилась она. – Вероятно, трамваи уже не ходят.

Владимир Ильич, уже вошедший во вкус своего нового положения, удивился её наивности:

– Какая вы чудачка – мы на машине приехали.

Большевистское руководство быстро привыкало к роскоши. К 1921 году это выглядело так:

Главный большевик Владимир Ульянов (Ленин) живёт в одном из роскошных поместий Московской области, отобранном у вдовы заводчика Саввы Морозова. Также Ленин присвоил себе суперроскошный Delaunay-Belleville 45, принадлежащий последнему русскому императору. К услугам „вождя мирового пролетариата“ и его жены ещё полдюжины машин из царского кортежа.

А в швейцарских банках на имя Ленина лежат депозиты на сумму 75 млн франков.

Главный чекист Феликс Дзержинский живёт в особняке золотопромышленника Стахеева, украшенном итальянским мрамором и яшмой. К услугам Дзержинского личный коттедж на ПБК – знаменитый Дворец князей Юсуповых. Даже бункер там себе оборудовал „Железный Феликс“, потому что он был большим трусом и боялся покушений.

И ещё одна „скромная дача“ Дзержинского – в подмосковном Любанове, бывший особняк помещика Шлиппе. А в Звенигородской волости – ещё особняк, бывшая усадьба нефтяного магната Зубалова, позже переименованный и известный как „Горки-9“.

На швейцарских счетах Дзержинского – 80 млн франков.

Столько же, сколько у главы исполкома коминтерна Григория Зиновьева.

В США на счетах у „большевика № 2“ Льва Троцкого 11 млн $, а в Швейцарии – 90 млн франков. И „скромная дача“ в Черкизово. Там же находятся виллы Калинина, Свердлова и других известных большевиков.

Не буду рассказывать вам о количестве миллионов на их счетах в сказочной Швейцарии и о килограммах драгоценных камней в их личных сейфах. Скажу только одно, что в 1921–1922 году в Южно-Африканском Союзе добыча алмазов стала невыгодной из-за лавины бриллиантов, нахлынувших из России и продававшихся по смехотворным ценам.

Про многомиллионные состояния большевистских вождей летом 1921 года написали в New York Times. Они провели собственное журналистское расследование.

А теперь о меню большевистских бонз:

Вот чем питался товарищ Дзержинский, в год, когда от голода умерли миллионы крестьян и рабочих:

Понедельник: консомэ из дичи, лососина свежая, цветная капуста по-польски;

Вторник: солянка грибная, котлеты телячьи, шпинат с яйцом;

Среда: суп-пюре из спаржи, говядина булли, брюссельская капуста;

Четверг: уха боярская, стерлядка паровая, зелень, горошек;

Пятница: пюре из цветной капусты, осетрина, бобы метрдотель;

Суббота: уха из стерлядей, индейка с соленьем, мочёные яблоки, вишня, слива, грибы в сметане;

Воскресенье: суп из свежих шампиньонов, цыплёнок маренго, спаржа.

Они вывезли из страны сотни миллионов на случай, если придётся бежать из страны, ведущей войну. А сотни писателей и тысячи журналистов строчили циничную ложь о том, как „умирал с голоду“ Дзержинский. Как Ленин „пил простой кипяток, с кусочком сахара в прикуску с ржаным сухариком“. И какими они все были „людьми скромными и простыми“…

Революционный аскетизм исчезал буквально на глазах.

Лидер меньшевиков Юлий Мартов поражался тому, как быстро менялись лидеры большевиков: „Привилегированное положение почти неприкрыто. Такие люди, как Рязанов, Радек и Рыков, которые раньше воевали против неравенства, теперь не скрывают на своих столах белый хлеб, рис, масло, мясо… бутылку неплохого вина или коньяк. Карахан, Каменев, Бонч, Демьян Бедный, Стеклов и другие просто наслаждаются жизнью. Только Анжелику (Балабанову), Бухарина и Чичерина из звёзд первой величины всё ещё можно отметить за их простоту нравов“.

Советская власть, забирая хлеб у крестьян, обещала улучшить снабжение города, а в реальности города стали голодать. Василий Розанов в рассказе „Любовь“, написанном в декабре 1917 года, обречённо заметил: „Мой милый, выхода нет! Кто сказал вам, что из всякого положения есть достойный выход?“

Леонид Красин, который вскоре станет наркомом торговли, писал семье, оставшейся за границей: „Купить же что-либо можно лишь за невероятные цены. Как вообще люди живут – загадка“.

Время действительно было крайне трудное, однако новая власть заботилась о том, чтобы руководящие кадры не голодали, не мёрзли и по возможности ни в чём не испытывали нужды. Советская власть организовала своим вождям усиленное питание. Малый Совнарком (правительственная комиссия, занимавшаяся относительно мелкими вопросами) утвердил „совнаркомовский паёк“. Продовольственные пайки для начальства отменил только Горбачёв. Медицина для начальства сохранилась и по сей день.

Переворот произошёл. Первым ленинским декретом был „Декрет о мире“ – большевистская Россия объявила, что сдаётся.

А ведь Россия была в шаге от победы. Как писал У. Черчилль, „ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Её корабль пошёл ко дну, когда гавань уже была видна… Самоотверженный порыв русских войск, которые спасли Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; победы Брусилова <…> сделали Россию более непобедимой, чем, когда-либо. <…> Режим, который олицетворял Николай II, выиграл войну для России“.

Большевики верили, что они совершат социалистическую революцию, а на следующий день всё наладится. Они были увлечены полностью борьбой за власть, главное – взять власть, а дальше всё пойдёт как по маслу. Они были в этом уверены и даже не задумались, что они тогда сделали.

Следует отметить отношение Максима Горького к Октябрьскому перевороту.

СПРАВКА:

В самом начале ХХ века Горький уже был писателем, известным во всём мире. Неудивительно, что знакомства с Горьким искали многие деятели социал-демократической партии. Среди них был Александр Лазаревич Гельфанд (1867–1924), более известный под псевдонимом Парвус. Видный деятель международного социалистического движения, один из теоретиков марксизма, развивавший идею „перманентной революции“ (Л. Троцкий был его учеником) и разрабатывающий её реальную программу, Парвус мировую революцию предполагал начать в России и писал, как и какими средствами, в том числе денежными, можно её подготовить и осуществить.

Деньги были нужны на революционную пропаганду, покупку оружия, организацию и финансирование боевых групп. В. Ленин писал А. Богданову из Женевы 2 ноября 1904 г.: „Вообще денежный вопрос самый отчаянный… Надо приложить все усилия, чтобы достать большой куш“. И тут же предложил использовать Горького.

Всех опередил Парвус. Он встретился с Горьким 23 апреля 1902 г. в Севастополе, когда писателя, находившегося под надзором полиции, пересылали из Олеиза в Арзамас. Парвус предложил Горькому сотрудничество с мюнхенским издательством „Мархлевский и К°“. Через год они заключили договор, по которому Парвус как литературный агент писателя обязался распространять его произведения в Германии и способствовать постановке новой горьковской пьесы „На дне“ на сценах немецких театров. Доход с постановок должен был распределяться так: 20 % Горькому, 60 % в партийную кассу и 20 % Парвусу.

Пьеса вышла в Мюнхене в конце 1902 года, а в следующем она уже шла в известном берлинском театре М. Рейнгардта с колоссальным успехом. В очерке „В. И. Ленин“ Горький вспоминал: „За четыре года пьеса обошла все театры Германии, в одном только Берлине была поставлена свыше 500 раз, у Парвуса собралось, кажется, 100 тысяч марок“. И. П. Ладыжников уточнил: „Парвус растратил около 130 тысяч марок. Деньги эти должны были быть переведены в партийную кассу“.

Эти свидетельства говорят о том, что Горький в 1903 году уже регулярно помогал социал-демократам денежными средствами. Тогда же он сблизился с большевиками. Одной из причин была любовь к актрисе Художественного театра М. Ф. Андреевой, тесно связанной с Л. Красиным и другими руководителями партии. Известно, что В. Ленин дал ей кличку Феномен, подчёркивая необычную для светской дамы, красавицы и жены генерала увлечённость революционными идеями. С начала 1903 г. Горький стал часто бывать в доме Марии Фёдоровны, а осенью того же года она стала его гражданской женой.

Влюблённый, „как 366000 гимназисток“, он давал на нужды революции не только свои деньги, но и собирал пожертвования богатых фабрикантов и купцов. Впоследствии писатель признался: „За время с 901-го по 917-й год через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело российской социал-демократической партии, из них мой личный заработок исчислялся десятками тысяч, а всё остальное черпалось из карманов буржуазии“.

Вскоре он и сам принял непосредственное участие в революционных событиях. День Кровавого воскресенья 9 января 1905 г. потряс Горького. Накануне он пытался предотвратить расправу власти с народом, поэтому в составе депутации от общественности посетил товарища министра внутренних дел К. Н. Рыдзевского и председателя Комитета министров С. Ю. Витте. Но власти уже приняли решение не пускать демонстрантов к Зимнему дворцу и вызвали войска.

Горький был среди нижегородских большевиков в колонне рабочих Выборгского района и стал свидетелем расстрела людей у Троицкого, Полицейского, Певческого мостов и на Дворцовой площади. Придя домой, он обнаружил там Г. Гапона, которого спас от смерти шедший рядом П. Рутенберг. Он продиктовал священнику обращение к народу со словами „Братья, спаянные кровью! У нас нет больше царя“. Вечером Горький написал воззвание „Всем русским гражданам и общественному мнению европейских государств“ и сообщил Е. П. Пешковой: „Итак – началась русская революция. <…> Убитые – да не смущают – история перекрашивается в новые цвета только кровью“.

Можно сделать вывод, что первая русская революция подготавливалась при непосредственном участии Горького. Арест и заключение в Петропавловскую крепость его не сломили, а протесты против его ареста, прокатившиеся по всему миру, только прибавили ему славы. После освобождения под залог Горький продолжал помогать подпольной деятельности партии: собирал денежные средства на покупку оружия за границей, финансировал новые газеты и издательства, заключил с большевиками договор об издании в возглавляемом им „Знании“ марксистской библиотеки.

В декабрьские дни 1905 г. квартира Горького на Воздвиженке, где они жили с М. Ф. Андреевой, стала боевым штабом. Сюда потоком шли революционеры, чтобы получить оружие, деньги для боевой технической группы, бомбы, изготовленные из консервных банок, узнать последние новости. После разгрома восстания на Пресне Горький и Андреева вынуждены были уехать, едва не столкнувшись с полицейскими, нагрянувшими с обыском. Скрывшись в Финляндии, они приняли предложение большевистского ЦК отправиться в Европу и Америку для сбора средств на продолжение революции.

Ленин и Красин хотели завязать контакты с иностранными банкирами и предотвратить денежный заём, который С. Ю. Витте пытался получить на подавление русской революции. Отправляя Горького в поездку, они позаботились снабдить его рекомендательными письмами не только к хорошо знакомым немецким социал-демократам, но также к американским общественным деятелям и финансистам.

Поездка в Европу и Америку существенно расширила круг знакомых Горького. В Берлине он встретился с А. Бебелем, К. Каутским, К. Либкнехтом, Р. Люксембург, в США завязал связи с американскими социалистами и бизнесменами. Он выступал там с докладами „Сместить и покарать Витте“, „Царь, Дума и народ“, „Еврейский вопрос“, пропагандируя дело русской революции и собирая средства на её продолжение и углубление.

Писатель уверял: „Всё должно служить великому делу возрождения жизни, делу Всемирной Революции, которая поднимет нации от рабства к равенству, братству, радости, которая должна стать праздником для всех“. Обратим внимание на слова „Всемирная Революция“, написанные с большой буквы. Приехав в Америку, восторженно встреченный демократической общественностью, писателями и журналистами, он выступал как буревестник всемирной революции, обращаясь не только к социалистам, но и к богачам. Уже в первые дни он рассчитывал на встречу не только с членами „Комитета знаменитых американцев для помощи русской революции“, но и с владельцами банка „Кун, Лёб и К°“, с Якобом Шиффом, государственным секретарём по торговле и труду Оскаром Соломоном Штраусом и даже президентом Рузвельтом. Встречу с ними должен был организовать приёмный сын Горького Зиновий Пешков (Свердлов), старший брат бизнесмена, а впоследствии американского банкира Вениамина Свердлова.

Как известно, „историческую миссию“ Горького вскоре попытались сорвать с помощью царской охранки, которая отправила вместе с ним своего агента. Но главное – пуританская Америка была возмущена тем, что писатель приехал в страну с актрисой, бросив в России жену с двумя маленькими детьми. „Комитет знаменитых американцев для помощи русской революции“, в который входили Марк Твен, Д. Хоуэллс, Э. Синклер, Д. Дьюи, Г. Уилшайр, М. Хилквит и др., распался, социалистический журнал „Labor“ („Сент-Луис“) объяснил причину скандала вокруг писателя закулисной борьбой крупных финансистов, которые увидели в его деятельности помеху „для финансовых разбойников“.

Горький был вынужден на время прекратить поездки по стране, поселившись у супругов Мартин на вилле „Саммер Брук“ („Летний ручей“) в горах Адирондаки, писатель начал работу над романом „Мать“. Мечта о новом человеке и его новой вере, владевшая Горьким, позволила ему уловить разницу между реформизмом и подлинной революционностью, фабианством и социалистическими идеями: „Те люди, которых мы привыкли считать революционерами, – только реформаторы. Самое понятие революции – должно углубить. И возможно!“

Продолжая работать над романом „Мать“ в Италии, куда Горький и М. Ф. Андреева приехали 13 (26) октября 1906 г., писатель понял не только это. Помогать делать всемирную революцию для господства „клуба международных банкиров“ он не хотел. Написанный в Америке очерк „Город жёлтого дьявола“ и особенно памфлет „Один из королей республики“ свидетельствуют об этом достаточно выразительно. Сатирический портрет американского банкира, который делает деньги, чтобы сделать ещё деньги, и мечтает о господстве над всем миром, органично вписывается в общую характеристику страны, где даже Свобода покрыта „зелёной плесенью“.

Итогом поездки Горького в Европу и Америку была переоценка понятий „свобода“ и „революция“. Этому способствовал и разгоревшийся в немецкой социал-демократии скандал вокруг „дела Парвуса“. Выяснилось, что на „партийные“ средства доктор Гельфанд совершил турне по Италии вместе с очень красивой дамой.

Неудивительно, что после 1908 г. Горький всё реже стал отчислять собственные средства в партийную кассу, тем более что на Капри денег у него становилось всё меньше. В годы реакции разорилось издательство „Знание“, доходы от которого были главным средством для жизни писателя. Он метался, пытаясь организовать собственный журнал или выгодно продать новые произведения И. Д. Сытину. Ведь даже скромная жизнь на Капри требовала немалых средств. Между тем большевики довольно бесцеремонно пользовались его денежной помощью. Известно, что Ленин в письме А. А. Богданову советовал: „…тащите (особенно с Горького) хоть немного“. И большевики „тащили“, не стесняясь: участвуя в работе Пятого съезда РСДРП в Англии (1907), Горький и М. Ф. Андреева организовали питание делегатов за свой счёт, частично оплачивали их пребывание за рубежом и отъезд.

На Капри Горький искренне увлёкся работами А. В. Луначарского о социализме и религии, трудами В. А. Базарова о коллективизме и особенно книгами А. А. Богданова об „эмпириомонизме“ и „эмпириокритицизме“. Они отвечали потребности писателя углубить понятие „революция“, не ограничиваясь теорией классовой борьбы с капиталом и пролетарской диктатурой.

Горького объединяло с „левыми большевиками“ многое: проповедь активности и коллективизма, идея вызревания нового сознания в недрах старого строя, мечта о новой культуре, но главное – понимание социализма как идеального устроения мира, в котором личность достигнет гармонического единства внутри и вне себя. Чтобы построить такое общество, как изображал Богданов в книге „Новый мир“ (1905) или романе-утопии „Красная звезда“ (1908), нужно было воспитать нового человека, о котором всегда мечтал Горький, воспевая Человека с большой буквы. Поэтому он высоко ценил философские работы Богданова.