Завод Г.Н. Бутовича

В Богодуховском уезде Харьковской губернии, в селе Николка, был в свое время рысистый завод Г.Н. Бутовича. С его владельцем я познакомился в Полтаве, когда был еще в кадетском корпусе. Корпусной сад и плац, где упражнялись и гуляли кадеты, почти примыкал к беговому ипподрому, и я после обеда с особого разрешения начальства ходил на ипподром и наблюдал за проездками рысаков. Фигурка кадетика, интересующегося лошадьми, обратила на себя внимание секретаря местного бегового общества К.П. Черневского. Узнав мою фамилию и выяснив, что я сын коннозаводчика, он представил меня вице-президенту общества Г.Н. Бутовичу. Мы были в отдаленном родстве, так как род Бутовичей имел несколько разветвлений, а происходил от одного корня.

Секретарь общества Константин Петрович Черневский был небольшого роста, сухой, очень подвижный, сангвиник по темпераменту. Страстный любитель лошади и знаток генеалогии орловского рысака. Я стал бывать у него и целыми вечерами слушал его рассказы о прежних лошадях. Черневский стал моим первым учителем по генеалогии и поразил меня своей огромной памятью. Он сыпал именами беспрестанно, прекрасно знал породу и в заводских книгах ориентировался свободно. Впоследствии я узнал, что полтавские коннозаводчики называли его «ходячим студбуком», ценили и нередко с ним советовались. В вопросах генеалогии он был авторитетом для всех, и разве один Сухотин не уступал ему в знании генеалогии и мог поспорить с ним. Перед Сухотиным и его лошадьми Черневский искренне преклонялся, а породу Бычка ставил превыше всего. Он часто повторял мне, что если в лошади течет хоть капля драгоценной крови Бычка, то лошадь и сильна, и резва, и устойчива в передаче своих способностей. В 1890-х годах Черневский выступал иногда в коннозаводских журналах. Его статья, напечатанная в 1894 году, наделала немало шуму, ибо он предложил тогда, чтобы правительство обязало коннозаводчиков, собственников знаменитых производителей, отправлять своих рысаков в общественную случку. Разумеется, на него посыпался град упреков. Черневский владел пером довольно посредственно, и статьи его теперь не представляют большого интереса. Человек он был неуравновешенный, очень увлекающийся, взбалмошный, но добрый и мягкий. Кроме лошадей, решительно ничем не интересовался, и обыватели в Полтаве считали его чудаком. Он был небогат и, исполняя работу секретаря в беговом обществе, состоял еще управляющим конным заводом Г.Н. Бутовича и выступал там вдохновителем всех коннозаводских начинаний. Люди, подобные Черневскому, искренне и бескорыстно преданные делу, в свое время принесли немалую пользу рысистому коннозаводству страны, так как они в своем уголке будили коннозаводскую мысль, всячески пропагандируя значение генеалогии, и не одна интересная рысистая лошадь попала в завод по совету таких фанатиков, как Черневский.

Константин Петрович, конечно, превосходно знал рысистые заводы Полтавской губернии и выше всех остальных ставил завод старейшего полтавского коннозаводчика М.Я. Сухотина. Само собою разумеется, что к заводу Г.Н. Бутовича он тоже питал самые нежные чувства, ибо этот завод стал заводом призового направления благодаря его собственной деятельности. Черневский, у которого я бывал, не мог не видеть, что Грудницкий имеет на меня очень большое влияние, и это его крайне тревожило. Когда, приехав из завода Иловайского, я восторженно отозвался о чистокровных лошадях, Черневский пришел в негодование и прямо заявил, что все скакуны не стоят выеденного яйца, что Иловайский и Грудницкий меня совращают и мечтают превратить в скакового охотника, но я не должен поддаваться искушению, а должен твердо держаться своей рысистой веры. «Не забывайте, что все Бутовичи были всегда рысачниками, и вы тоже должны идти по их стопам. А чтобы вам показать, что рысаки не хуже чистокровных лошадей, я повезу вас в за вод к Григорию Николаевичу Бутовичу и покажу вам настоящих рысаков».

После этого разговора прошло всего несколько дней, и вдруг я был вызван в приемную. Прихожу туда и вижу Григория Николаевича Бутовича и Константина Петровича Черневского. Бутович привез мне всевозможных деревенских лакомств и сказал, что он только что был у директора корпуса и генерал Потоцкий разрешил мне в субботу поехать в отпуск в деревню на два дня. «Я уезжаю сегодня, а в субботу за вами заедет Константин Петрович, – сказал Г.Н. Бутович, – и вместе с ним прошу вас приехать ко мне в деревню, где я вам покажу свой рысистый завод». Поблагодарив за любезное приглашение, я с радостью дал согласие на эту поездку.

Григорий Николаевич Бутович был типичный помещик. Довольно высокого роста, плотный, медлительный в движениях, с крупными, расплывчатыми чертами лица, густыми рыжими волосами и большой бородой лопатой. Говорил медленно, спокойно, что называется, с чувством, с толком, с расстановкой. Сейчас же было видно, что человек привык к власти. Уверенность в движениях и жестах, манера себя держать и говорить – все указывало на то, что он человек богатый и привык, что все его слушают с вниманием и должным уважением. Впоследствии, короче узнав Григория Николаевича, я понял, что он не отличался большим или особенно проницательным умом, однако был неглупый человек и очень хороший хозяин. Будучи чрезвычайно добр, он легко подпадал под чужое влияние. Эта черта характера погубила его, привела к разорению. Лошадей он очень любил, у него был не только рысистый завод, но и своя призовая конюшня. В молодости он сам ездил и в деревне любил наезжать рысаков и править лошадьми. Не чужд он был также и общественной деятельности. На юге в спортивном мире Г.Н. Бутович занимал видное положение – являлся старшим членом Харьковского бегового общества и вице-президентом Полтавского. Это был очаровательный человек, мягкий, воспитанный и ко всем благожелательный. Его очень уважали и ценили, и он пользовался определенным влиянием в кругах харьковского дворянства.

Опишу свою поездку в завод Г.Н. Бутовича, но сразу оговорюсь, что мои сведения об этом заводе крайне отрывочны, а мнение о лошадях чересчур общее, поскольку я посетил этот завод, когда был в шестом классе корпуса, то есть совсем юнцом.

Завод Г.Н. Бутовича был старинный: он существовал свыше ста лет. Первые сведения о нем мы находим в издании 1839 года «Статистические сведения о коннозаводстве». Там указано, что завод производит верховых лошадей и основан в давние времена. Последующие упоминания встречаются в справочнике, изданном коннозаводским ведомством в 1854 году, а затем в изданиях 1870-х годов, где сообщается, что завод перешел на производство упряжных лошадей рысистого сорта. Это произошло уже при отце Г.Н. Бутовича. Производителями в заводе тогда были Волчок (Несогласный – Волчиха), р. 1868 г., завода Коробковых, и Епископ (Идеал – Барсиха), р. 1869 г., завода Беляковых; позднее – Сокол (Седой – Славная), р. 1874 г., завода С.М. Шибаева. Славная была матерью знаменитого Кряжа. Матки были тогда почти все из заводов харьковских коннозаводчиков Гендрикова, Шидловского и Наковалина.

Получив от отца завод, Г.Н. Бутович некоторое время вел его в прежнем направлении. Производителем у него тогда был Клад 2-й (Дараган от Клада – Голубушка), р. 1878 г. Однако в 1895 году Г.Н. Бутович коренным образом переформировал завод, придав ему под влиянием К.П. Черневского призовое направление. Основой послужил известный завод полтавского коннозаводчика П.К. Башкирцева, отца знаменитой Марии Башкирцевой, купленный Г.Н. Бутовичем в полном составе. К группе башкирцевских маток были куплены производители: известный Мужик 2-й (Мужик 1-й – Совершенная), р. 1877 г., завода Роговых, и Табор 2-й (Талисман – Чудная), р. 1888 г., завода В.И. Кублицкого, известный призовой рысак своего времени. Позднее у М.Я. Сухотина был куплен рыжий жеребец Смерч (Петух – Томная). Он бегал в цветах Бутовича, а затем поступил в завод. К группе башкирцевских кобыл были добавлены матки заводов Сухотина (Игла), Варшавского (Весна, Завирюха) и Кублицкого (Темза). В заводе было тогда не более двенадцати-пятнадцати маток. После реформы своего завода Г.Н. Бутович больше не покупал кобыл чужих заводов и довольствовался тем материалом, который имелся в его распоряжении. Материал этот был очень интересного качества, из завода Бутовича вышло немало резвых лошадей, которые прославили его на юге России.

Итак, в субботу Черневский заехал за мной и мы отправились в имение Г.Н. Бутовича Николку. Оно располагалось недалеко от станции Кочубеевка Харьково-Николаевской железной дороги, часах в двух езды от Полтавы. Когда мы приехали на станцию, уже стемнело, в имении мы застали хозяев за вечерним чаем. Дом в Николке был хороший, старинный и богато обставленный. Везде царил большой порядок, камины горели в кабинете и столовой, а мягкий свет ламп под большими абажурами создавал впечатление особого уюта и тепла. За столом, кроме хозяина, сидела его жена Мария Цезаревна, очень милая и красивая дама. Трое детей, две девочки и мальчик, мило, но просто одетые, находились тут же со своей гувернанткой. Посторонних не было. Лакей в черном фраке, мягко ступая, бесшумно двигался вокруг стола и разносил чай. Мы с Черневским присоединились к обществу хозяев, и оживленная беседа о лошадях началась. Черневский был хорошим рассказчиком и довольно остроумным человеком. Его слушали внимательно и с видимым удовольствием. По отношению к нему хозяев и детей было видно, что это свой человек в доме. После чая направились в гостиную и провели в ней время вплоть до ужина. Вечером Григорий Николаевич показал мне свою коннозаводскую библиотеку, которая была очень хороша и полна. В ней имелись все старинные коннозаводские издания, и на многих стояли инициалы отца или деда хозяина. Книги были в хороших переплетах, по закладкам в некоторых было видно, что они не только являются украшением библиотеки, их читают. Знакомство с этой библиотекой доставило мне большое удовольствие; я сравнивал ее со своей и с грустью думал, что едва ли мне скоро удастся собрать такую библиотеку: у меня в то время было не более двадцати-тридцати коннозаводских книг. Поздно вечером разошлись спать. На утро была назначена выводка в заводе, а после раннего обеда мы с Черневским должны были ехать к четырехчасовому пассажирскому поезду.