Читать книгу «Сказки братьев Гримм» онлайн полностью📖 — Братьев Гримм — MyBook.
image

Сказки

1. Сказка о короле-лягушонке, или О железном Генрихе

старые годы, когда стоило лишь пожелать чего-нибудь – и желание исполнялось, жил-был на свете король; и все дочери его были одна краше другой, а уж младшая королевна была так прекрасна, что даже само солнышко, так много видавшее всяких чудес, – и то дивилось, озаряя ее личико. Близ королевского замка был большой темный лес, а в том лесу, под старой липой, вырыт был колодец. В жаркие дни заходила королевна в темный лес и садилась у прохладного колодца; а когда ей скучно становилось, брала она золотой свой мячик, подбрасывала его и ловила: это была ее любимая забава.

Но вот случилось однажды, что подброшенный королевной золотой мяч попал не в ее протянутые ручки, а пролетел мимо, ударился оземь и прямо покатился в воду. Королевна следила за ним глазами, но, увы, мячик исчез в колодце! А колодец был так глубок, так глубок, что и дна не было видно. Стала тут королевна плакать, плакала-рыдала все громче да горестней и никак не могла утешиться. Плачет она, заливается, как вдруг слышит чей-то голос: «Да что с тобой, королевна?! От твоих слез и в камне жалость явится!..» Оглянулась она, чтоб узнать, откуда голос звучит, и увидела лягушку, которая высунула свою толстую, уродливую голову из воды. «Ах, так это ты, старый водошлёп! – сказала девушка. – Плачу я о своем золотом мячике, что в колодец упал!..» – «Успокойся, не плачь! – отвечала лягушка. – У меня-то средство найдется, чтоб горю твоему помочь; но что дашь ты мне, если я тебе игрушку достану?» – «Да все, что хочешь, милая лягушечка! – отвечала королевна. – Мои платья, жемчуг мой, каменья самоцветные, а еще в придачу и корону золотую, которую ношу!» И отвечала лягушка: «Не нужно мне ни платьев твоих, ни жемчуга, ни камней самоцветных, ни твоей короны золотой; а вот если бы ты меня полюбила, и стала бы я везде тебя сопровождать, разделять твои игры, за твоим столиком сидеть с тобой рядом, кушать из твоей золотой тарелочки, пить из твоей стопочки, спать в твоей постельке; если ты мне все это обещаешь, я готова спуститься в колодец и достать тебе оттуда золотой мячик!» – «Ну да, – отвечала королевна, – обещаю тебе все, чего хочешь, лишь бы ты мне только мячик мой вернула!» Она-то думала: «Пустое городит глупая лягушка! Сидеть ей в воде с подобными себе да квакать, а где уж ей быть человеку товарищем!»

Заручившись обещанием, лягушка исчезла в воде, опустилась на дно, а через несколько мгновений опять выплыла, держа во рту мячик, и бросила его на траву. Затрепетала от радости королевна, увидев снова свою прелестную игрушку, подняла ее и убежала вприпрыжку. «Постой, постой! – закричала лягушка. – Возьми же меня с собой! Я не могу так бегать, как ты!» Куда тебе! Напрасно ей вслед во всю глотку квакала лягушка: не слушала беглянка, поспешила домой и… скоро забыла о бедной лягушке, которой пришлось несолоно хлебавши опять вернуться в свой колодец…

На следующий день, когда королевна с королем и всеми придворными села за стол и стала кушать со своего золотого блюдца, – вдруг: шлеп, шлеп, шлеп, шлеп! Что-то зашлепало по мраморным ступеням лестницы и, добравшись до верха, стало стучаться в дверь: «Королевна, младшая королевна, отвори мне!» Она вскочила посмотреть, кто бы там такой мог стучаться, и, отворив дверь, увидела лягушку. Быстро хлопнула дверью королевна, опять села за стол, и страшно-страшно ей стало. Увидал король, что сердечко ее сильно бьется, и сказал: «Дитятко мое, чего ты боишься? Уж не великан ли какой стоит за дверью и хочет похитить тебя?» – «Ах нет! – отвечала она. – Не великан, а мерзкая лягушка!» – «Чего же ей нужно от тебя?» – «Ах, дорогой отец! Когда я в лесу вчера сидела у колодца и играла, упал мой золотой мячик в воду; а так как я очень горько плакала – лягушка мне достала его оттуда; и, когда она стала настойчиво требовать, чтобы нам быть отныне неразлучными, я обещала; но ведь никогда я не думала, чтоб она могла из воды выйти! А вот она теперь тут, за дверью, и хочет войти сюда!»



Лягушка постучала вторично и голос подала:

 
Королевна-свет, меньша́я!
Что же ты не отворяешь?!
Иль забыла обещанья
У прохладных вод колодца?
Королевна-свет, меньша́я,
Что же ты не отворяешь?
 

Тогда сказал король: «Что ты обещала, то и должна исполнить; ступай – и отвори!» Она пошла и отворила дверь. Лягушка вскочила в комнату и, следуя по пятам за королевной, доскакала до самого ее стула; села подле стула и крикнула: «Подними меня до себя!..» Королевна все медлила, пока, наконец, король не приказал ей это исполнить. Едва лягушку на стул посадили, она уж на стол запросилась; посадили на стол, а ей все мало: «Придвинь-ка, – говорит, – свое блюдце золотое поближе ко мне, чтоб мы вместе покушали!..» Что делать?! И это исполнила она, хоть и с явной неохотой. Лягушка уплетала кушанья за обе щеки, а молодой хозяйке кусок в горло не лез. Наконец гостья сказала: «Накушалась я, да и притомилась! Отнеси же меня в свою комнатку да приготовь свою постельку пуховую, и ляжем-ка мы с тобою спать». Расплакалась королевна, и страшно ей стало холодной лягушки: и дотронуться-то до нее боязно, а тут она еще на королевниной мягкой, чистой постельке почивать будет! Но король разгневался и сказал: «Кто тебе в беде помог, того тебе потом презирать не годится!» Взяла она лягушку двумя пальцами, понесла к себе наверх и ткнула в угол. Но когда она улеглась в постельку, подползла лягушка и говорит: «Я устала, я хочу спать точно так же, как и ты; подними меня к себе, или я отцу твоему пожалуюсь!..» Ну уж тут королевна рассердилась до чрезвычайности, схватила ее и бросила, что было мочи, об стену. «Чай, теперь уж ты успокоишься, мерзкая лягушка!»

Упавши наземь, обернулась лягушка статным королевичем с прекрасными, ласковыми глазами. И стал он, по воле короля, милым товарищем и супругом королевны. Тут рассказал он ей, что злая ведьма чарами оборотила его в лягушку, и что никто на свете, кроме королевны, не в силах был его из колодца вызволить, и что завтра же они вместе поедут в его царство. Тогда они заснули, а на другое утро, когда их солнце пробудило, подъехала к крыльцу карета: лошади белые, с белыми страусовыми перьями на головах, сбруя вся из золотых цепей, а на запятках стоял слуга молодого короля, его верный Генрих. Когда повелитель его был превращен в лягушку, верный Генрих так опечалился, что велел сделать три железных обруча и заковал в них свое сердце, чтоб оно не разорвалось на части от боли да кручины. Но вот карета должна была отвезти молодого короля в родное царство; верный Генрих посадил в нее молодых, стал опять на запятки и был рад-радешенек избавлению своего господина от чар. Проехали они часть дороги, как вдруг слышит королевич позади себя какой-то треск – словно что-нибудь обломилось. Обернулся он и закричал:

 
– Что там хрустнуло? Карета?
– Нет! Цела, крепка она… А это
Хрустнул обруч на сердце моем:
Исстрадалось, бедное, о том,
Что в колодце был ты заключен —
Быть лягушкой навек обречен.
 

И еще, и еще раз хрустнуло что-то во время пути, и королевич в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но то лопались только обручи на сердце верного Генриха, потому что господин его был теперь освобожден от чар и счастлив.

2. Кошка и мышка

С мышкой познакомилась кошка и столько пела ей про свою великую любовь и дружбу, что мышка наконец согласилась поселиться с нею в одном доме и завести общее хозяйство. «Да, вот к зиме нужно бы нам наготовить припасов, а не то голодать придется, – сказала кошка. – Ты, мышка, не можешь ведь всюду ходить! Того гляди еще кончишь тем, что в мышеловку угодишь!..» Добрый совет был принят и про запас куплен горшочек жиру. Но не знали они, куда его поставить, пока наконец после долгих рассуждений кошка не сказала: «Я не знаю места для хранения лучше церкви: оттуда никто не отважится украсть что бы то ни было; мы поставим горшочек под алтарем и примемся за него не прежде, чем это нам действительно понадобится». Горшочек поставили на хранение в верном месте; но немного времени прошло, как уже захотелось кошке отведать жирку, и говорит она мышке: «Вот что я все собиралась тебе сказать, мышка: звана я к сестре двоюродной на крестины; она родила сынка, белого с темными пятнами, – так я кумой буду. Ты пусти меня сегодня в гости, а уж домашним хозяйством одна позаймись!» – «Да-да, – отвечала мышь, – ступай с богом; а если что вкусное скушать доведется, вспомни обо мне: я и сама бы не прочь выпить капельку сладкого красного крестинного винца…» Все это были выдумки: у кошки не было никакой двоюродной сестры, и никто не звал ее на крестины. Пошла она прямехонько в церковь, пробралась к горшочку с жиром, стала лизать и слизала сверху жирную пленочку. Потом совершила прогулку по городским крышам, осмотрелась кругом, затем растянулась на солнышке и облизывалась каждый раз, когда вспоминала о горшочке с жиром. Только ввечеру вернулась она домой. «Ну вот ты и вернулась! – сказала мышь. – Верно, весело денек провела!» – «Да, недурно», – отвечала кошка. «А как назвали новорожденного?» – «Початочек», – коротко отвечала кошка. «Початочек?! – воскликнула мышь. – Вот так удивительно странное имя! Или оно принято в вашем семействе?» – «Да о чем тут рассуждать?! – сказала кошка. – Оно не хуже, чем Крошкокрад, как зовут твоих крестников».

Немного спустя опять одолело кошку желание полакомиться. Она сказала мышке: «Ты должна мне сделать удовольствие и еще раз одна позаботиться о хозяйстве: я вторично приглашена на крестины и не могу отказать, так как у новорожденного отметина есть: белое кольцо вокруг шеи». Добрая мышь согласилась, а кошка позади городской стены проскользнула в церковь и съела с полгоршочка жиру. «Вот уж именно ничто так не вкусно, как то, что сама в свое удовольствие покушаешь!» – сказала она и была очень довольна своей поденщиной. Когда она вернулась домой, мышь опять ее спрашивает: «Ну а как этого детеныша нарекли?» – «Середочкой!» – отвечала кошка. «Середочкой?! Да что ты рассказываешь?! Такого имени я отродясь не слыхивала и бьюсь об заклад, что его и в календаре нет!»

А у кошки скоро опять слюнки потекли, полакомиться захотелось. «Бог любит троицу! – сказала она мышке. – Опять мне кумой быть приходится! Детеныш весь черный, как смоль, и только одни лапки у него беленькие, а на всем туловище ни одного белого волоска не найдется! Это случается в два года раз: ты бы отпустила меня туда!» – «Початочек! Середочка! – отвечала мышь. – Это такие имена странные, что меня раздумье берет!» – «Ты все торчишь дома, в своем темно-сером байковом халате и со своей длинной косицей, – сказала кошка, – и причудничаешь: вот что значит днем не выходить из дому». Мышка во время отсутствия кошки убрала комнатки и весь дом привела в порядок, а кошка-лакомка дочиста вылизала весь горшочек жиру. «Только тогда на душе и спокойно, когда все съешь!» – сказала она себе и лишь поздней ночью вернулась домой, сытая-пресытая. Мышка сейчас спросила, какое имя дали третьему детенышу. «Оно тебе, верно, тоже не понравится? – отвечала кошка. – Малютку назвали Последышек!» – «Последышек! – воскликнула мышь. – Это самое подозрительное имя! Я его что-то в печати до сих пор не встречала! Последышек! Что бы это значило?!» Она покачала головкой, свернулась калачиком и легла спать.

С той поры никто уже кошку больше не звал на крестины, а когда подошла зима и около дома нельзя было найти ничего съестного, мышка вспомнила о своем запасе и сказала: «Пойдем, кисанька, проберемся к припасенному нами горшочку с жиром, то-то вкусно покушаем». – «О да, – отвечала кошка, – вкусно будет! Так же вкусно, как если бы ты свой тонкий язычок в окошко высунула!..» Они отправились, а когда дошли до цели, то нашли горшочек, положим, на своем месте, но совсем пустым. «Ах, – сказала мышь, – теперь я вижу, что случилось; теперь мне ясно, что ты мне истинный друг! Ты все съела, когда на крестины ходила: сперва почала, потом до середочки добралась, затем…» – «Замолчишь ли ты?! – вскричала кошка. – Еще слово – и я тебя съем!» У бедной мышки уже на языке вертелось: «Последышек», и едва сорвалось у нее это слово, как одним прыжком подскочила к ней кошка, схватила ее и… проглотила. Вишь ты! И все так-то на свете бывает!..

3. Приемыш Богоматери

На опушке большого леса жил дровосек со своею женой, и было у них единственное дитя, трехлетняя девочка. Были они так бедны, что даже без хлеба насущного сиживали и не знали, чем прокормить ребенка. Однажды поутру дровосек, подавленный своими заботами, отправился на работу в лес. Стал он там рубить дрова, как вдруг появилась перед ним прекрасная, высокая женщина, с венцом из ярких звезд на голове, и сказала ему: «Я – Дева Мария, мать младенца Христа. Ты беден, обременен нуждою! Принеси мне свое дитя: возьму его с собою, буду ему матерью и стану о нем заботиться». Послушался ее дровосек, принес дитя свое и вручил его Деве Марии, которая и взяла его с собой на небо. Хорошо там зажило дитя: ело пряники сахарные, пило сладкое молоко, в золотые одежды одевалось, и ангелы играли с ним. Когда же девочке исполнилось четырнадцать лет, позвала ее однажды к себе Дева Мария и сказала ей: «Милое дитя, предстоит мне путь неблизкий; так вот, возьми ты на хранение ключи от тринадцати дверей Царства Небесного. Двенадцать дверей можешь отпирать и осматривать все великолепие, но тринадцатую дверь, что вот этим маленьким ключиком отпирается, запрещаю тебе отпирать! Не отпирай ее: не то будешь несчастною!» Девочка обещала быть послушной, и затем, когда Дева Мария удалилась, она начала осматривать обители небесного царства. Каждый день отпирала она по одной двери, пока не обошла все двенадцать обителей. В каждой сидело по одному апостолу, в великом сиянии, – и девочка радовалась всей этой пышности и великолепию, и ангелы, всюду ее сопровождавшие, радовались вместе с нею. И вот оставалась замкнутою только одна запретная дверь; а девочке очень хотелось узнать, что за нею скрыто, и сказала она ангелам: «Совсем отворять ее я не стану и входить туда не буду, а лишь приотворю настолько, чтобы мы хоть в щелочку могли что-нибудь увидеть!» – «Ах нет! – отвечали ангельчики. – Это был бы грех: Дева Мария запретила – и это может грозить нам великим несчастьем!» Тогда она замолкла, да желание-то в сердце ее не замолкло, а грызло и побуждало ее и не давало ей покоя. И однажды, когда все ангелы отлучились, она подумала: «Я одна-одинешенька теперь и могла бы туда заглянуть: никто ведь об этом не узнает». Отыскала она ключ и, взяв его в руку, вложила в замочную скважину, а вставив, и повернула. Мигом распахнулась дверь – и увидала она там Пресвятую Троицу, восседающую в пламени и блеске. Мгновение простояла девочка в изумлении, а затем слегка дотронулась пальцем до этого сияния – и палец ее стал совсем золотым. Тут ее охватил сильный страх, она быстро захлопнула дверь и убежала. Но что ни делала она, как ни металась – не проходил ее страх, сердце все продолжало биться и не могло успокоиться; да и золото не сходило с пальца, как она ни мыла и ни терла его.

Вскоре вернулась Дева Мария из своего путешествия, позвала к себе девочку и потребовала обратно ключи от неба. Когда девочка подавала связку, взглянула ей Приснодева в глаза и спросила: «Не отпирала ли ты и тринадцатую дверь?» – «Нет!» Тогда возложила ей Владычица руку свою на сердце, почувствовала, как оно бьется, и увидала, что запрещение было нарушено и дверь была отперта. В другой раз спросила Царица Небесная: «Вправду ль ты этого не делала?» – «Нет», – отвечала вторично девочка. Тогда взглянула Приснодева на палец ее, позлащенный от прикосновения к небесному пламени, и ясно увидела, что девочка согрешила, и спросила ее в третий раз: «Ты точно не делала этого?!» И в третий раз отвечала девочка: «Нет!» Тогда сказала Дева Мария: «Ты ослушалась меня, да вдобавок еще солгала, а потому недостойна дольше оставаться на небе!»

И девочка погрузилась в глубокий сон, а когда проснулась, то лежала внизу, на земле, среди пустынной глуши. Она хотела позвать на помощь, но не могла произнести ни звука. Вскочила она и хотела бежать, но, в какую сторону ни обращалась, везде был ей препятствием стоявший стеною густой терновник, чрез который она не могла прорваться. В этой глуши, где она оказалась как бы в плену, стояло старое дуплистое дерево: оно должно было служить ей жилищем. Туда вползала она и спала там с наступлением ночи; там же в дождь и грозу находила она себе приют. Но это была жалкая, плачевная жизнь – и горько плакала девочка, вспоминая о том, как ей хорошо было на небе и как с нею играли ангелы. Единственной пищей служили ей коренья и лесные ягоды. Осенью собирала она опавшие орехи и листья и относила их в свое дупло: орехами питалась во время зимы, а когда все кругом покрывалось снегом и льдом, она заползала, как жалкий зверек, в эти листья, чтоб укрыться от холода. Одежда ее скоро изорвалась и лохмотьями свалилась с ее тела. Когда же затем солнышко снова начинало пригревать, она выходила из своего убежища и садилась под деревом, со всех сторон покрытая своими длинными волосами, словно плащом. Так прозябала она год за годом, испытывая бедствия и страдания земного существования.

Однажды, когда деревья снова нарядились в свежую зелень, король той страны, охотясь в лесу, преследовал дикую козу и, так как она убежала в кусты, окаймлявшие прогалину со старым деревом, король сошел с коня, вырвал заросли и мечом прорубил себе в них путь. Пробившись наконец сквозь эти дебри, он увидел дивно-прекрасную девушку, сидевшую под деревом и с головы до пят покрытую волнами своих золотистых волос. Он остановился, безмолвно, с изумлением вглядываясь в нее, а затем сказал ей: «Кто ты такая и зачем сидишь ты здесь, в пустыне?» Она ничего не отвечала, потому что уст не могла открыть. Король продолжал: «Хочешь ли ты идти со мной, в мой замок?» На это она отвечала только легким кивком головы. Тогда взял ее король на руки, донес до своего коня и поехал с нею домой, а когда прибыл в свой королевский дворец, приказал облечь ее в пышные одежды и всем наделил ее в изобилии. И хоть она говорить не могла, но была так пленительно-прекрасна, что король полюбил ее всем сердцем и немного спустя женился на ней.

Минуло около года, и королева родила сына. И вот ночью, когда она лежала одна в постели, явилась ей Дева Мария и сказала: «Если ты мне всю правду скажешь и повинишься в том, что отворяла запретную дверь, то я открою уста твои и возвращу тебе дар слова; если же ты в грехе своем станешь упорствовать и будешь отрицать свою вину, я возьму у тебя твоего новорожденного ребенка». Королева получила возможность сказать правду, но она настаивала на своем и сказала: «Нет, я не отпирала запретной двери!» Тогда Пресвятая Дева взяла из рук ее новорожденного младенца и скрылась с ним. Наутро, когда ребенка нигде не могли найти, поднялся ропот в народе: «Королева-де людоедка, родное дитя извела!» Она все слышала, да ничего возразить против этого не могла; король же не хотел этому верить, потому что крепко любил ее.


...
5