Три брата

Давным-давно жил на свете человек, было у него три сына, и всё имущество его состояло из одного только домика, в котором он и жил. И хотелось каждому из сыновей после смерти отца получить этот дом, но отец любил всех троих одинаково и не знал, как ему поступить, чтобы никого из них не обидеть. А продавать дом он не хотел, потому что дом тот достался ему ещё от прадедов; а то можно было бы его продать, а деньги между ними поделить. И вот надумал он наконец, как ему поступить, и говорит своим сыновьям:

– Ступайте вы странствовать по белу свету, попытайте счастья, и пусть каждый из вас научится какому-нибудь ремеслу. А когда вернётесь домой, то дом получит тот, кто окажется лучшим мастером.

Сыновья этим решением остались довольны; и порешил старший из них стать кузнецом, средний – цирюльником, а младший – фехтовальщиком. Сговорились они о сроке, когда должны вернуться снова домой, и двинулись затем в путь-дорогу.

Случилось так, что каждый из них нашёл себе опытного мастера, у которого он и мог хорошо выучиться ремеслу. Кузнецу пришлось подковывать королевских лошадей, и он подумал: «Ну, уж теперь дом я получу наверняка». Цирюльник брил всех знатных господ и тоже думал, что дом будет его. Фехтовальщик не раз получал удары, но он всё это переносил терпеливо и духом не падал, думая про себя так: «Если ты будешь бояться ударов, то дома ты никогда не получишь».

И вот пришёл назначенный срок, и все они снова вернулись к своему отцу, но они не знали, как найти им случай, чтобы показать своё мастерство. Вот сидят они раз и между собой советуются. Сидят они и видят – бежит по полю заяц.

– Э-э, – говорит цирюльник, – а он кстати явился!

Взял он чашку и мыло, повертел помазком, взбил пену и, когда заяц подбежал ближе, намылил его на бегу и на бегу же выбрил ему бородку, и при этом не порезал его, и сделал всё это так ловко, что не причинил ему никакой боли.

– Это мне нравится, – сказал отец, – если братья твои не превзойдут тебя в мастерстве, то дом будет твой.

А тут вскоре проезжала на полном ходу карета, и сидел в ней какой-то господин.

– Вот вы, батюшка, сейчас увидите, что я умею делать, – говорит кузнец.

Кинулся он вслед за каретой, сорвал у лошади на полном ходу все четыре подковы и подбил ей тотчас на ходу четыре новые.

– Ты парень ловкий, – сказал отец, – дело своё ты исполняешь не хуже, чем твой брат; я уж и не знаю, кому мне дом отдать-то.

Тогда говорит третий:

– Дозвольте и мне, батюшка, доказать своё мастерство.

А тут как раз начал идти дождь. Вытащил он свою шпагу и стал ею размахивать над головой так, что ни одна капля не могла на него упасть; а когда дождь пошёл ещё сильнее и перешёл наконец в ливень и целые потоки уже лили с неба, стал он размахивать своей шпагой всё быстрей и быстрей и остался совершенно сухим, точно сидел он под крышей. Увидал это отец, диву дался и говорит:

– Ты показал самое большое мастерство, дом отдаю я тебе.

Братья, как и обещали друг другу, решением остались довольны, а так как они очень любили друг друга, то порешили жить в доме все вместе; и стали они заниматься каждый своим ремеслом – а делу были обучены они хорошо, и мастера были опытные, вот и зарабатывали они много денег.

Так жили они счастливо до самой своей старости все вместе, и когда один из них заболел и умер, то двое других стали о нём грустить, да так, что сами с горя заболели и вскоре умерли. А так как были они мастера опытные и крепко любили друг друга, то и похоронили их всех вместе в общей могиле.

Очёски

Жила когда-то девушка, была она красавица, да зато ленивая и нерадивая. Когда ей надо было прясть пряжу, она сердилась, если ей попадался какой маленький узелок на льняной пряже, она вырывала целый пучок прядева, бросала его наземь, словно отбросы какие-нибудь. А была у неё служанка, та была работящая – подберёт она выброшенный лён, очистит его, спрядёт его тонко да так искусно; и вот выткала она себе из таких очёсков красивое платье. А сватался за ленивую девушку один парень, и должны были праздновать свадьбу. Вечером накануне свадьбы весело танцевала прилежная девушка в своём красивом платье, а невеста и говорит:

 
– Как плясать не стыдно ей,
Ведь очёски-то на ней!
 

Услыхал это жених и спрашивает невесту, что она этим хотела сказать. И рассказала она жениху, что на той вон девушке всё платье соткано из льняной пряжи, которую она выбрасывала. Как услыхал это жених, понял, что она ленивица, а та, бедная девушка, работящая, – бросил свою невесту, подошёл к той и выбрал её себе в жёны.

Румпельштильцхен

Много-много лет назад жил на свете мельник. Был он беден, но была у него красавица дочь. Случилось ему однажды вести с королём беседу; и вот, чтоб вызвать к себе уважение, говорит он королю:

– Есть у меня дочка, такая, что умеет прясть из соломы золотую пряжу.

Говорит король мельнику:

– Это дело мне очень нравится. Если дочь у тебя такая искусница, как ты говоришь, то приведи её завтра ко мне в замок, я посмотрю, как она это умеет делать.

Привёл мельник девушку к королю, отвёл её король в комнату, полную соломы, дал ей прялку, веретено и сказал:

– А теперь принимайся за работу; но если ты за ночь к раннему утру не перепрядёшь эту солому в золотую пряжу, то не миновать тебе смерти. – Затем он сам запер её на ключ, и осталась она там одна.

Вот сидит бедная мельникова дочка, не знает, что ей придумать, как свою жизнь спасти, – не умела она из соломы прясть золотую пряжу; и стало ей так страшно, что она наконец заплакала. Вдруг открывается дверь, входит к ней в комнату маленький человечек и говорит:

– Здравствуй, молодая мельничиха! Чего ты так горько плачешь?

– Ах, – ответила девушка, – я должна перепрясть солому в золотую пряжу, а я не знаю, как это сделать.

А человечек и говорит:

– Что ты мне дашь за то, если я тебе её перепряду?

– Своё ожерелье, – ответила девушка.

Взял человечек у неё ожерелье, подсел к прялке, и – турр-турр-турр – три раза обернётся веретено – вот и намотано полное мотовило золотой пряжи. Вставил он другое, и – турр-турр-турр – три раза обернётся веретено – вот и второе мотовило полно золотой пряжи; и так работал он до самого утра и перепрял всю солому, и все мотовила были полны золотой пряжи.

Только начало солнце всходить, а король уже явился; как увидел он золотую пряжу, так диву и дался, обрадовался, но стало его сердце ещё более жадным к золоту. И он велел отвести мельникову дочку во вторую комнату, а была она побольше первой и тоже полна соломы, и приказал ей, если жизнь ей дорога, перепрясть всю солому за ночь.

Не знала девушка, как ей быть, как тут горю помочь; но снова открылась дверь, явился маленький человечек и спросил:

– Что ты дашь мне за то, если я перепряду тебе солому в золото?

– Дам тебе с пальца колечко, – ответила девушка.

Взял человечек кольцо, начал снова жужжать веретеном и к утру перепрял всю солому в блестящую золотую пряжу. Король, увидев целые вороха золотой пряжи, обрадовался, но ему и этого золота показалось мало, и он велел отвести мельникову дочку в комнату ещё побольше, а было в ней полным-полно соломы, и сказал:

– Ты должна перепрясть всё это за ночь. Если тебе это удастся, станешь моей женой. – «Хоть она и дочь мельника, – подумал он, – но богаче жены, однако ж, не найти мне во всём свете».

Вот осталась девушка одна, и явился в третий раз маленький человечек и спрашивает:

– Что ты дашь мне за то, если я и на этот раз перепряду за тебя солому?

– У меня больше нет ничего, что я могла бы дать тебе.

– Тогда пообещай мне своего первенца, когда станешь королевой.

«Кто знает, как оно там ещё будет!» – подумала мельникова дочка. Да и как тут было горю помочь? Пришлось посулить человечку то, что он попросил; и за это человечек перепрял ей ещё раз солому в золотую пряжу.

Приходит утром король, видит – всё сделано, как он хотел. Устроил он тогда свадьбу, и красавица, дочь мельника, стала королевой.

Родила она спустя год прекрасное дитя, а о том человечке и думать позабыла. Как вдруг входит он к ней в комнату и говорит:

– А теперь отдай мне то, что пообещала.

Испугалась королева и стала ему предлагать богатства всего королевства, чтобы он только согласился оставить ей дитя. Но человечек сказал:

– Нет, мне живое милей всех сокровищ на свете.

Запечалилась королева, заплакала, и сжалился над ней человечек:

– Даю тебе три дня сроку, – сказал он, – если за это время ты узнаешь моё имя, то пускай дитя останется у тебя.

Всю ночь королева вспоминала разные имена, которые когда-либо слышала, и отправила гонца по всей стране разведать, какие существуют ещё имена. На другое утро явился маленький человечек, и она начала перечислять имена, начиная с Каспара, Мельхиора, Бальцера, и назвала все по порядку, какие только знала, но на каждое имя человечек отвечал:

– Нет, меня зовут не так.

На другой день королева велела разузнать по соседям, как их зовут, и стала называть человечку необычные и редкие имена:

– А может, тебя зовут Риппенбист, или Гаммельсваде, или Шнюрбейн?

Но он всё отвечал:

– Нет, меня зовут не так.

На третий день вернулся гонец и сказал:

– Ни одного нового имени найти я не мог, а вот когда подошёл я к высокой горе, покрытой густым лесом, где живут одни только лисы да зайцы, увидел я маленькую избушку, пылал перед нею костёр, и скакал через него очень смешной, забавный человечек; он прыгал на одной ножке и кричал:

 
– Нынче пеку, завтра пиво варю,
У королевы дитя отберу;
Ах, хорошо, что никто не знает,
Что Румпельштильцхен меня называют!
 

Можете себе представить, как обрадовалась королева, услыхав это имя! И вот, когда к ней в комнату вскоре явился человечек и спросил: «Ну, госпожа королева, как же меня зовут?» – она сначала сказала:

– Может быть, Кунц?

– Нет.

– А может быть, Гейнц?

– Нет.

– Так, пожалуй, ты Румпельштильцхен!

– Это тебе сам чёрт подсказал, сам чёрт подсказал! – завопил человечек и так сильно топнул в гневе правой ногой, что провалился в землю по самый пояс. А потом схватил в ярости обеими руками левую ногу и сам разорвал себя пополам.

Одноглазка, Двуглазка и Трёхглазка

Была на свете одна женщина, и было у неё три дочери; старшую звали Одноглазкой, оттого что был у неё один только глаз на лбу; средняя звалась Двуглазкой, оттого что у неё, как и у всех людей, было два глаза; а младшую звали Трёхглазкой, потому что было у неё три глаза, и третий был у неё посреди лба. И оттого, что Двуглазка выглядела так же, как и все остальные люди, сёстры и мать очень её не любили. Они ей говорили:

– Уж ты со своими двумя глазами никак не лучше простого люда, ты совсем не нашего роду.

Они постоянно толкали её, давали ей платья поплоше, и приходилось ей есть одни только объедки, и они ещё издевались над ней как только могли.

И вот пришлось Двуглазке однажды идти на поле пасти козу; но была Двуглазка очень голодна – поесть дали ей сёстры совсем мало. Села она на меже и заплакала, да так стала плакать, что полились у неё из глаз слёзы ручьями.

И вот в горе глянула она, вдруг видит – стоит перед нею женщина и спрашивает её:

– Двуглазка, чего это ты плачешь?

Двуглазка говорит:

– Как же мне не плакать? Очень уж не любят меня мои сёстры и мать за то, что у меня, как и у всех людей, два глаза; всё толкают меня, дают мне донашивать старые платья, и есть мне приходится только то, что от них остаётся. Сегодня дали они мне так мало поесть, что я осталась совсем голодная.

И говорит ей ведунья:

– Двуглазка, вытри слёзы, я скажу тебе такое слово, что отныне ты никогда не будешь голодная, – стоит тебе только сказать своей козе:

 
– Козочка, ме-е,
Столик, ко мне! —
 

и будет стоять перед тобой чисто убранный столик с самыми прекрасными кушаньями на нём, и сможешь ты есть, сколько твоей душе будет угодно. А когда наешься ты досыта и столик будет тебе не нужен, то скажешь ты только:

 
– Козочка, ме-е,
Столик, на место! —
 

и он снова исчезнет.

И, сказав это, ведунья ушла. А Двуглазка подумала: «Надо будет сейчас попробовать, правда ли то, что она говорит, уж очень мне есть хочется» – и сказала:

 
– Козочка, ме-е,
Столик, ко мне!
 

И только вымолвила она эти слова, как стоял перед нею столик, накрытый белой маленькой скатертью, а на нём тарелка, нож, и вилка, и серебряная ложка, а кругом самые прекрасные кушанья; и шёл от них пар, и были они ещё горячие, словно их только что принесли из кухни. Тогда Двуглазка прочитала самую короткую молитву, какую она знала: «Господи, не оставь нас во всякое время. Аминь», – и села она к столу и стала есть. Наевшись досыта, она сказала, как научила её ведунья:

 
– Козочка, ме-е,
Столик, на место!
 

И вмиг исчез столик и всё, что стояло на нём. «Славное, однако, хозяйство», – подумала Двуглазка, и стало ей хорошо и весело.

Вечером, возвратясь домой со своей козой, нашла она глиняную миску с едой, что оставили ей сёстры, но она к ней и не прикоснулась. На другой день вышла она снова со своею козой в поле и не стала есть тех крох, что ей оставили. В первый и во второй раз сёстры не обратили на это никакого внимания, но так как это случалось всякий раз, то наконец они это заметили и сказали: «Что-то неладное творится с нашей Двуглазкой: каждый раз она оставляет еду, а раньше ведь всё съедала, что ей давали; она, должно быть, что-то придумала». И вот, чтобы узнать правду, было решено, что, когда Двуглазка погонит козу на пастбище, с нею пойдёт и Одноглазка, чтоб посмотреть, что она там делает и не приносит ли ей кто-нибудь еду и питьё.

Собралась Двуглазка идти на пастбище, а Одноглазка подходит к ней и говорит:

– Я пойду с тобой вместе, посмотреть, хорошо ли ты пасёшь козу, пасётся ли она там как следует.

Но Двуглазка поняла, что задумала Одноглазка, загнала козу в высокую траву и говорит: