Читать книгу «Первые страницы Детского сада. Статьи из первого российского дошкольного журнала (1866–1868 гг.)» онлайн полностью📖 — Я. Симонович — MyBook.

О внешней среде при воспитании

Должно ли при воспитании пользоваться всеми плодами цивилизации?

Если при воспитании внешняя обстановка, окружающая ребёнка, есть один из важнейших влиятельных факторов, как мы имели уже не раз случай заметить, то разрешение вопроса, какова наилучшая внешняя среда в педагогическом отношении, имеет громадное значение. Хотя нельзя взять на себя задачу определить в точности и подробно педагогическую внешнюю среду, так как последняя зависит от тысячи неуловимых мелких обстоятельств, изменить которые не всегда в силах человека, но представить общую картину жизни, которая должна окружать ребёнка, возможно.

Несмотря на то, что жизнь человеческая дробится и переливается в бесконечно разнообразные формы, можно всякую жизненную обстановку подвести под одну из следующих двух основных форм: обстановка жизни может быть искусственная или естественная.

Во избежание недоразумения, придётся пояснить подробнее, что должно понимать под названием жизни искусственной и естественной, так как эти термины понимаются различно различными людьми, и нашлись даже толкователи, объясняющие, что Руссо, проповедуя жизнь естественную, хочет вернуть человечество к дикому состоянию. Считаем нужным заметить, что наше объяснение будет касаться педагогического понятия об искусственности и естественности.

Невозможно поставить границу, где начинается искусственная и где кончается естественная жизнь, но говоря вообще, можно сказать, что естественная жизнь соответствует простоте, несложности предметов, действий, мыслей и чувств, окружающих человека; искусственность соответствует крайнему развитию цивилизации, сложной организации, стройному, но непонятному на первый взгляд механизму.

Если представить примеры, можно было бы назвать для естественного передвижения – ходьбу на собственных ногах, или для тяжести – перевозку в тачке, тележке и так далее, а для искусственного передвижения – локомотив, пароход, воздушный шар, телеграф.

Для ребёнка всё то естественно, что он понимает без объяснения, всё то, где он может связать причину с действием, с результатом; искусственно же для него всё то, что он не может охватить кругозором своего понимания, и причина которого, несмотря на всякое пояснение, не делается ему ясною. Дитя, ходящее или перевозящее стул, никогда не спросит: отчего я хожу, отчего стул движется, хотя оно и не понимает физической причины того и другого; но оно чувствует, что, передвигая ноги, оно проходит пространство и этого ему достаточно; при виде локомотива же даже в самом маленьком возрасте (стало быть совсем не от любопытства и не от новизны впечатления, потому что встречает новые впечатления на каждом шагу и не удивляется им) дитя спрашивает: где же лошади? Скажите ему, что не лошади везут, а пар, покажите даже его, говорите что хотите и как хотите, всё-таки дитя до известного более зрелого возраста не поймёт явления передвижения локомотива. То же самое должно сказать о пароходе, воздушном шаре, телеграфе и о тысяче других предметов, плодов цивилизации.

Всё простое, понятное есть естественная среда для ребёнка, всё непонятное, сложное – искусственная среда. Отсюда не следует, что всё то, что искусственно, – дурно и вредно; рассуждая таким образом, действительно можно дойти до желания дикого, первобытного состояния человека. А мы далеко не этого хотим.

Развитие ребёнка идёт вперёд сообразно с его летами и со степенью труда и талантливости, которые окружающие его люди употребляют для того, чтоб подвинуть его вперёд. Следовательно то, что непонятно ребёнку в нынешнем году, может ему быть ясным в будущем году, через два года и так далее, когда дитя сделается зрелым, когда для него уже всё делается известным и понятным и когда, в смысле педагогическом, для него нет более естественности и искусственности.

Следовательно, окружающая среда должна для ребёнка меняться сообразно с его возрастом, постепенно осложняясь.

Это действительно так. Всё детство можно было бы разделить на периоды, и для всякого периода назначить приблизительную среду. Переходы, конечно, не могут и не должны быть резки, как вообще не резок рост и развитие ребёнка. Искусство воспитания заключается именно в том, чтобы ставить ребёнку всегда соответствующую его развитию среду, которая в состоянии развить его ещё дальше. Незнание и неуменье воспитателей или родителей в этом отношении есть одна из самых вредных педагогических ошибок, и, к несчастью, более неисправимых.

Поставьте маленькому, слабому ребёнку слишком разнообразную среду, наводняйте её новыми предметами, запружайте его голову разными пояснениями того, что должно ему остаться неизвестным, и вы сделаете ребёнка умственно-слабым, рассеянным, несамостоятельным и в конце концов фатом. Напротив, держите его слишком долго в тесной не обновляемой среде, обставьте его предметами, над которыми невозможна никакая самодеятельность, и из такого мёртвого дома выйдет мёртвый, притупленный ребёнок, если, помимо желания родителей, не проникал случайно в мрак неподвижности какой-нибудь посторонний, жизненный луч.

У нас в России тот и другой способ воспитания применяется в двух различных слоях общества. Первый способ – способ слишком раннего ознакомления со сложными предметами, больше предметами роскоши и цивилизации, царствует в богатом сословии, в аристократии. Второй способ – мёртвой неподвижности царствует в том купеческом сословии, которое ещё не поддалось цивилизации. Известно, что между детьми коренных аристократов и коренными купеческими детьми существует огромное различие. Насколько первые подвижны, непрактичны (то есть поверхностны, ветрены), настолько вторые тупы, неповоротливы, неизменны в преданиях отцов. В женском поле это различие выражается ещё резче.

И странно было бы, если бы дети, окружённые с рождения красивыми бонбоньерками, разной обновляющейся мебелью, цветами, нарядными людьми и перезжающие ежегодно из города на дачу и с дачи в город, выходили бы одинаковыми с детьми, заключёнными в комнатах, заставленных массивною мебелью красного дерева, никогда не сворачивающеюся с места, видящими в продолжении годов всё тот же неизменный, незатейливый и некрасивый порядок жизни и за всем тем выносящими ещё подавляющую суровость отца, парализующую всякую игривость, с одной стороны, и плаксивость или тоже деспотизм