Цитаты из книг автора «Вячеслав Шишков»

Да, да, Прохор так и сделает. Но до чего образованна эта Нина, даже становится неловко. «Эх, ученая!» – с досадой подумал он и внутренне поморщился. И вновь колыхнулся пред ним образ Анфисы, такой понятный, простой, влекущий, колыхнулся и сразу исчез в грохоте кипящей заводской суеты.

В комнате ходили зеленые вавилоны; все как-то покачивалось, все зыбко гудело.

Даже трезвон колоколов точно веселый пляс: это одноногий солдат Ефимка – чтоб ему – вот как раскамаривает! «Четверть блина, четверть блина!» – задорно подбоченивались, выплясывали маленькие колокола. «Полблина, полблина, полблина!» – приставали медногорлые середняки. И основательно, не торопясь, бухал трехсотпудовый дядя: «Блин!»

В душе копилась злоба, но душа ее подобна решету: вся злоба иссякала тут же, вместе со слезами; лишь горе оседало на донышко, капелька по капельке росло, росло.

Так думала о судьбе своего сына робкая, забитая Марья Кирилловна, скучало ее материнское сердце, и сны она видела недобрые. Кусок не лезет в горло, похудела; вот все бы сидела да и думала о нем, о ненаглядном Прохоре: где-то он, где-то бедная его головушка; в этакую страсть поехать, да еще с каким-то черкесом неумытым.

А время шло не останавливаясь. Парус у времени крепок, пути извечны, предел ему – беспредельный в пространстве океан.

Нам хуч бы пес, абы яйца нес... – махнул рукой Чика.

Российская империя столь обширна, что, кроме самодержавного государя, всякая иная форма правления ей вредна!

он хоть сотню лет, он Америки не откроет, радости никому не принесет, даже своего личного счастья устроить не сможет. Так стоит ли тогда вообще ему существовать? И этот проклятый вопрос – самому себе и жизни – лишал его покоя. А тут еще примешалось его чувство к Анфисе. Оно входило клином в ослабевший дух его, как кол в гниющее болото, рождалось новое смятение и боль. Но чувство это неотразимо. К худу или к добру? И сам себе

Шиверы, пороги, перекаты, запечки, осередыши.