Да, командор Макс Хауэр говорит со своим синтетиком, когда периферия трансформируется в стандартную конфигурацию. То есть когда Макс раздевается догола. Ну и что? Кто-то под душем поет, кто-то – разговаривает. Нет, Хауэр не спрашивает интимного совета. Когда он раздевается вместе с женщиной, синтетик вообще переходит в спящий режим. Еще версии? Нет? Тогда идите по своим делам. Не мешайте командору думать. Да, стоя в душевой голышом перед зеркалом и беседуя практически с самим собой! Идите уже, идите! Или схлопочете сейчас обвинение в подрыве нацбезопасности с помощью словесного саботажа мыслительной деятельности ответственного лица.

«Сушить! – Сверху ударил поток теплого воздуха, и Макс блаженно сощурился. Воздушное полотенце было таким же пережитком прошлого, как и душ, высушить хозяина за три секунды могли и наноботы. Но ведь душ – это не форсирование водной преграды, после него хочется именно высохнуть. Медленно, как под солнцем и ветерком на курортном пляже, а не поскорее удалить влагу. – Самому додуматься было трудно? Или ты решил, что мне надо подольше оставаться мокрым, раз вода повышает настроение? Бездушный техноразум. Тупой вычислитель. Пусть ты высчитываешь ходы не как твои далекие предки, последовательно, а почти по-человечески, но все равно вычислитель, и только. Что молчишь? Нечем крыть?»

Стенка душевой кабины на секунду вновь сделалась зеркальной, и Хауэр краем глаза оценил конфигурацию и цветовую гамму «татуировок». Узор на теле остался прежним, лишь немного изменил фоновый оттенок, сделался лиловым. Крыть синтетическому разуму было нечем, но просто отмолчаться он не мог. Живой компаньон обращался мысленно и с риторическими вопросами, но ответная реакция даже на такие вопросы была запрограммирована. Хотя бы изменение оттенка узора, но «вынь да положь».

Воздушное полотенце наконец отключилось, и душевая кабина исчезла с запрограммированным Анной спецэффектом – будто бы рассыпалась на мелкие хрустальные кубики. Макс шагнул в прихожую и разрешил наноботам сформировать повседневную униформу с традиционным широким и красивым офицерским поясом, на котором с помощью все тех же затейливых узоров отображались личные данные Хауэра. В командорские линии вплетены понятные личным синтетикам мароманнов и сканерам внешних синтетических разумов коды с именем, фамилией, званием и номером части. А также в узоре зашифрованы биометрические показатели и технические характеристики колоний личных наноботов Хауэра.

Будь Макс не на службе, выставлять все эти сведения напоказ было бы необязательно, но военный есть военный. Требования к внешнему виду едины для всех, от рядового до генерала. И вне зависимости от пола, кстати сказать, что часто огорчало женщин-военнослужащих. Они так и норовили прикрыть рукой ту часть биометрического кода, в которой был указан возраст.

Макс снова помрачнел. Затолкать проблему куда подальше определенно не получалось. Стоило ему подумать о том, что в армии славного Маробода служат лица другого пола, проблема вновь дала о себе знать. И имя этой проблеме – Анна. Вчера около полудня от легендарного, непобедимого и весьма уважаемого практически на всех фронтах командора Хауэра сбежала жена. Подленько так, втихаря, и, что самое обидное, не к маме на Юнгфрау или просто куда-нибудь на цивильное место жительства. Да, так нередко поступали уставшие от походной жизни жены застрявших на передовой офицеров. Понять их было можно. Ведь даже когда Ударная группа базировалась на какой-нибудь планете, жизнь у жен была не сахар. А уж на космической базе и вовсе тоска. Но эти жены бежали от бытовой неустроенности, а не от мужей как таковых. А жена Хауэра смылась именно от него и рванула прямиком в столицу.

Почему особенно обидно, что Анна сбежала именно на Маробод? Да потому, что увез ее туда какой-то придворный хлыщ. Нет, если бы хлыщ увез жену Хауэра на другую планету, было бы тоже обидно, но тут имелся тонкий момент. Макс был уверен, что никуда, кроме Маробода, жена не полетела бы. Все прочие планеты Диктатуры были ей неинтересны. Практически на всех она побывала и ничего подходящего ее запросам не нашла ни на одной. Соблазнить ее можно было только блистательной столичной жизнью. И не просто столичной, а в пределах Семи колец или вовсе внутри Цитадели народного диктатора Зоттана. Вот заезжий хлыщ и надавил на единственную, но настоящую мечту Анны. Да так надавил, что из семейной жизни брызги в стороны полетели. Как из раздавленного помидора. Сволочь столичная!

Хауэр походя закинул в рот пару пищевых таблеток «Кифбур» и направился к выходу из своих командирских апартаментов. Кстати сказать, апартаментов просторных и оснащенных так, что подружки жены лопались от зависти. И чего не жилось?! Направился к выходу он решительно, с твердым намерением оставить хандру в пределах дома.

Синтетик опять предложил какую-то схему с внутренней стимуляцией какого-то там участка коры головного мозга, но Макс даже не стал вникать, просто отмахнулся. У него было достаточно обычных, человеческих схем, которым его любезно обучил доктор Борис Бозе, штатный врач отряда, а заодно один из двух давних, что называется с пеленок, друзей Хауэра.

«Три плюса, – вспомнил Макс простейшую из схем доктора. – Найди три плюса, пусть самых ничтожных, и зафиксируй на них внимание. Через час ты будешь считать, что это именно то, ради чего стоило все изменить, ради чего Вселенная и организовала тебе испытание, ради чего, собственно, только и стоит жить дальше. Итак, пробуем. Плюс первый: зато теперь можно не забивать голову множеством мелочей. Например, завтракать на ходу, как все нормальные офицеры-холостяки. Приходить домой, когда вздумается. И не тратить все жалование на ее капризы, вместо того чтобы купить то, о чем мечтаешь вот уже… сколько мы были женаты… двенадцать циклов? Если говорить по старинке – двенадцать лет!»

Макс представил себе страшно дорогую программу «Раритет-принт» и на миг даже зажмурился от собственной смелости. Купить этот софт, распечатать с его помощью мечту и напичкать ее наноботами специальной версии – приобретаются отдельно, зато вместе с собственными программами – раньше Хауэр не мог и мечтать о таком «подвиге». Анна съела бы за такой поступок живьем. Вместе с наноботами, потрохами и непривлекательным содержимым этих самых потрохов. Зато теперь… автомобиль! Настоящий! Ну, то есть предельно похожий на оригинал! Архаичная гремящая телега, невероятное сочетание железа, пластика и натуральной кожи, чудовищное порождение древней цивилизации, технологически абсурдное, но такое волнующее и, о господи, бензиновое, было практически в кармане. Максимально точная копия! До последней молекулы. И не проблема, что негде взять тот самый, как в древности, бензин – его аутентичный состав почему-то в программу не заложен. Единственное отступление не испортит кайфа. Синтезировать похожий, и вперед! В боевом отсеке базы, где проводятся маневры десантных групп и робокригов, есть отличная трасса с уймой программ трансформации. Облачная имитация сформирует любые объемные пейзажи вокруг объектов на трассе, а силовые генераторы создадут иллюзию нужной гравитации, давления, капризов атмосферы и всего прочего. Можно будет мчаться в полной уверенности, что едешь по горному серпантину где-нибудь на Геликоне, а затем вдруг вылететь на знаменитый поднебесный мост вечно дождливой Хрустальной Чаши и вжарить наперегонки с молниями. Или, наоборот, нырнуть в прозрачную трубу и зажечь по дну Великого моря на Аквариусе, соревнуясь с уродливыми рыбинами. Масса положительных впечатлений гарантирована.

Поможет ли такой всплеск эмоций забыть Анну? Нет, наверное. Забыть не получится, но пережить ее предательство поможет наверняка. Если, конечно, свято верить в квалификацию доктора Бозе, придумавшего всю эту психотерапию.

Что ж, с этим все было в порядке. Советы доктора работали всегда, с самого сопливого детства. Борис уже тогда был не по годам мудрым, и друзья частенько просили у него совета. Даже мечту, если честно, Макс выдумал с его подачи. Это ведь Бозе был большим любителем истории и всяких древних фетишей. Еще в детстве стал таким сам, а затем подсадил в большей или меньшей степени на все эти глупости своих друзей. Но Хауэр был благодарен за это Борису. Мечта у человека быть должна. И желательно несбыточная. Иначе он затоскует, оттого что не к чему стремиться, и станет одним целым со своим синтетиком, фактически превратится в биоробота. А оно человеку надо?

Хауэр шагнул за порог и тут же, как и собирался, отбросил личные переживания. Для всего мира Макс Хауэр был брутальным громилой. Суровым, бесстрашным, сильным и уверенным в своей правоте. Короче говоря, он был идеальным мароманном. Эталонным во всех отношениях. В то, что творится у него сейчас на душе, не поверил бы никто. Ну, кроме доктора Бозе и второго старого друга со звучной фамилией Герцог.

Кстати, начальник разведки Ударной группы «Север» Руперт Герцог как раз вчера прилетел на передовую космическую базу «Бронированная звезда» и пожелал видеть старого друга у себя в кабинете. Вот к нему с утра пораньше и направился командор Хауэр.

* * *

В далекие времена, когда космические базы были только форпостами, которые защищали и снабжали энергией большие межзвездные порталы, их конфигурацию подгоняли исключительно под главные задачи. То есть целесообразность, уровень защиты и сферический сектор обстрела были куда важнее эстетичного внешнего вида. Со стороны такие монстры выглядели как нагромождение модулей разного назначения, прикрытое в нужных местах щитами. Этакий бронированный ком, от которого тянулся условный хвост разгонно-тормозного трека. Юмористы, которых всегда хватало среди космических бродяг, называли эти базы головастиками, а то и сперматозоидами.

Со временем порталы стали строить как самостоятельные объекты и по двойной схеме, с раздельными треками, чтобы можно было одновременно и принимать, и отправлять корабли. К тому же у них появились собственные силовые установки, поэтому роль и конфигурация космических форпостов также изменились. Они по-прежнему несли защитную функцию, да и собственные резервные порталы никуда не делись, но их треки тоже разделили. Хвосты разгонных и тормозных треков теперь торчали в противоположные стороны, а модули стали стыковать более упорядоченно, иногда даже с намеком на архитектурную фантазию. Но самое главное, базы постепенно превратились из бронированных консервных банок в настоящие космические города, довольно просторные и разнообразные по внутреннему наполнению и конфигурации.

И речь идет не только о базах разных цивилизаций. Понятно, что гуманоиды фортаны строили космические станции по своим понятиям и принципам, зачастую абсолютно чуждым для тех, кто считал своими предками землян. Но даже базы дактианцев принципиально отличались от форпостов мароманнов. Ведь уроженцы Аррадакта не строили космические станции, а выращивали их, как и все в своем «зеленом» мире, используя непостижимые для технических цивилизаций генные технологии.

Но в этих двух случаях отличие чужих космобаз от форпостов Маробода с теми же функциями было предопределено. А вот факт, что внутри мароманнской архитектурной школы существовали достаточно разные направления, был необычен. Ведь принято считать, что крайне милитаризованное общество должно любить унификацию. Общие лекала облегчают снабжение и вооружение войск, обеспечивают отличную взаимозаменяемость чего угодно и так далее. И этот принцип соблюдался! Но архитекторы, честь им и хвала, умудрялись даже в таких жестких рамках строить уникальные космические базы.

Например, космические города со схожими названиями Бронированная звезда и Железное солнце состояли из одинаковых модулей, были вооружены штатными орудийными системами, но все равно отличались друг от друга, как нейтронная звезда от обычной. Хотя, стоит повториться, оба форпоста были спроектированы в одних и тех же КБ и играли примерно одну и ту же роль. Они защищали порталы своих секторов и служили «опорными точками цивилизации» для множества мелких поселений, частных астероидных рудников, торговых и научных станций и корабельных сцепок всевозможных конфигураций и назначения. Кроме того, они были базами Ударных групп «Север» и «Крест».

Хауэр мог сравнивать, поскольку не так давно служил как раз на Железном солнце. Чтобы привыкнуть к хитросплетениям коридоров и расположению отсеков в вотчине группы «Север», ему пришлось заглянуть буквально во все закоулки Бронезвезды. Даже в виде схемы и при поддержке синтетика запомнить, что где находится, оказалось выше его способностей. Не помогали даже придуманные и развешенные повсюду как раз для новичков подсказки, а также разделение отсеков базы по цветам. В каждом из больших секторов использовалась подсветка и маркировка определенного оттенка.

Впрочем, этот трудный период остался позади, и теперь Макс ориентировался на базе свободно. Командный модуль располагался в синем отсеке. Чтобы попасть туда из желтого сектора – жилого и культурно-торгового, надо было пройти мимо белого – медицинского, совмещенного с пищевым, и трижды свернуть налево, огибая красный отсек – арсенал и технопарк. Затем по дуге длинного коридора следовало уйти вправо, минуя зеленый отсек, спортивно-тренировочный и парковый. После этого оставалось только спуститься вниз, под черный технический модуль, в котором день и ночь трудились гигантские принтеры, печатавшие все, что только можно себе представить. От наноботов до кораблей среднего класса и даже крупных узлов для гигантских танкеров и рудовозов. Причем сразу со всей начинкой. Единственное, чего не умели эти совершенные машины, – печатать людей. Но с этой задачей пока неплохо справлялись и сами люди.

На пеший путь до синего сектора обычно уходило минут тридцать. И это в бодром темпе. Так что в экстренных случаях – или когда было лень топать в такую даль – офицеры пользовались внутренними порталами, но Хауэр предпочитал прогулки. Во-первых, размяться всегда полезно, а во-вторых, Макс не любил субпорталы. После каждого перемещения у него оставался во рту неприятный металлический привкус, а тело охватывал какой-то странный внутренний зуд, словно после удара током. И такие ощущения преследовали многих, не только Хауэра. Доктор Бозе, например, описывал свои чувства после перемещения как желание почесать кожу изнутри.

Почему так получалось? Синтетики утверждали, что дело в повышенной чувствительности нервной системы к прыжкам под пространством, если это происходит без достаточного экранирования. Ведь когда люди находятся на борту проходящего сквозь портал корабля, ничего подобного с ними не происходит. Поэтому синтетики рекомендовали формировать из наноботов защитные костюмы. В принципе это помогало, но, во-первых, формируя боевой костюм для пустяшного прыжка, ты рисковал прослыть слабаком, а во-вторых, мозг все равно подсовывал воспоминание о неприятных ощущениях. Так что разница, в костюме ты прыгаешь или нет, была минимальной.

Имелся еще и третий путь в синий сектор, как бы компромиссный: над реакторным, мимо транспортного, а затем прямиком через боевой отсек. Эта дорога вдвое короче стандартной. Но в боевом отсеке постоянно проводились занятия на имитаторах, и очутиться вдруг в гуще тренировочного боя не всегда интересно даже самым азартным бойцам. Все и так проводили в боевом отсеке по шесть часов ежедневно, оттачивая и без того идеальное мастерство. Случайно поучаствовать в чужой тренировке – уже перебор. Так что через боевой отсек ходили только в случае крайней необходимости и опять же при особой нелюбви к мини-порталам.

Сегодня у Макса все-таки возник соблазн воспользоваться мини-порталом. Все равно настроение было дрянное, так что одним неприятным ощущением больше, одним меньше – ничего не изменится. Но он отогнал эту мысль. К назначенному времени он успевал и пешком, даже опережал график на три минуты.

Топтаться у дверей не хотелось, но Хауэр не стал притормаживать. Он знал, что оберкомандор Герцог без проблем примет командора Хауэра чуть раньше и использует добавочные минуты, чтобы перекинуться хотя бы парой фраз, не относящихся к делам.

Так оно и вышло. И тему для неформального пролога Герцог выбрал сам, без подсказок Хауэра.

– А я предупреждал еще тогда, – Герцогу не составило труда выудить из друга причину его скверного расположения духа и погасшего взгляда, – помнишь? Анна красива, как ангел, но ты для нее не пара, слишком похож на черта.