3. Дворец

Дворцовая площадь была единственным местом на всем Титане, где небо соприкасалось с землей, а бегущий по орбите спутник-солнце согревал не только верхний уровень, но и почву планеты. Животворные ультрафиолетовые лучи, в субэкваториальном поясе почти всегда прямые и горячие, в этот день казались особенно приятными и ничуть не обжигающими. Двенадцатое июня, День Снятого Шлема, был единственным днем в году, когда на площадь допускались все желающие. Поэтому простые жители планеты, редко бывавшие на первых этажах в течение года и не видевшие неба по триста с лишним дней, ждали праздника с огромным нетерпением. Они бесстрашно выходили на площадь без головных уборов и за два дня празднований успевали наряду с массой впечатлений получить серьезные ожоги лица и солнечные удары. Ведь праздник начинался по часам земных тихоокеанских островов, а заканчивался по часам Дворца Диктатора. Время Титана было почти синхронизировано с земным, и «солнце» сатурнианского спутника двигалось по орбите малой планеты примерно с той же скоростью, с какой вокруг своей оси вращалась Земля, но все же некоторая разница во времени была. На родине предков пока еще наступало утро одиннадцатого. Кстати сказать, что и праздник двенадцатого июня там отмечался немного другой: День Государства. Эти мелкие разногласия воспринимались жителями столицы как незначительные погрешности при переводе с языка землян на язык титанов. Никто из последних даже на секунду не задумывался о том, что в действительности никакого перевода не существует. На обеих планетах говорили на едином языке, просто земляне из последних сил пытались доказать, что никакие новые столицы не смогут стать важнее прародины человечества. По мнению большинства придворных, поза, в которую становились земные аристократы, была нелепой и смешной. Видимо, поэтому на праздник Снятого Шлема никогда не приглашались гости с Земли. Как говорится, чтобы «не смешить народ»...

А народ между тем желал как раз веселья и каких-нибудь интригующих зрелищ. Высочайшее соизволение Диктатора пустить своих подданных на площадь, чтобы они полюбовались небом и солнцем, было как бы первым, официальным номером в развлекательной программе, и очень скоро этого становилось недостаточно. Обычно в этот переломный момент толпа, так сказать, разделялась «по интересам». Кто-то напивался, кто-то начинал танцевать и петь, а наиболее настырные принимались штурмовать увеселительные заведения Дворца.

Нынешний праздник разворачивался по привычному для всех сценарию, разве что с большим, нежели обычно, размахом.

Ярусы Дворца, открытые со стороны площади и потому представляющие собой как бы гигантский срез всепланетного города, были украшены виртуальной иллюминацией и гирляндами живых цветов. Насчет того, что цветы были натуральными, многие сомневались, но взобраться хотя бы на девятый уровень дворцовых трибун, чтобы рассмотреть благоухающее великолепие вблизи, не удавалось пока ни одному смельчаку. Высота каждого этажа составляла около ста метров. Впрочем, народ это не смущало. Площадь была полна отчаянных людей, намеренных веселиться до полной потери сил, и подступы к Дворцу походили на растревоженный муравейник. Толпа жаждала веселья и хотела видеть потакание своему желанию со стороны элиты. Избранные, в свою очередь, хотели веселиться и видеть, что народ доволен своими лидерами. Желания совпадали, и гармония с каждой минутой и рюмкой становилась все более яркой и выразительной.

С различных поднебесных ярусов людям то и дело махали руками Воины и вельможи. Придворные дамы периодически подходили к перилам балконов и бросали в бурлящую толпу цветы, правда, делали они это с приличной высоты, этажа с седьмого, и кому адресовались подарки, было неясно. С традиционно развеселого уровня номер восемь, где бесперебойно звучали музыка и смех, на землю снисходило не только благословение, но и периодически спускались разряженные в шелка актрисы фривольного жанра. Такая жертвенность придворных гетер вызывала у обывателей бурю восторга. Впрочем, дворцовые феи никому особых услуг не оказывали, ограничиваясь раздачей воздушных поцелуев. Покружив в золоченых креслах-магнитопланах над головами возбужденных простолюдинов, они вновь взмывали на свой недосягаемый уровень, и снующим по площади горожанам оставалось лишь завистливо вздыхать. Они замирали в неудобных позах с запрокинутыми головами и пожирали глазами такой заманчивый и аппетитный срез дворцового «пирога». Три нижних уровня, – вот все, что было доступно взглядам любопытных зрителей. Отстойник гигантского Дворца, этажи, вроде бы открытые постороннему глазу, но вместе с тем – спрятанные за объемными лазерограммами рекламы, идущими на балконах виртуальными представлениями и непристойными шоу. Уровни, сочащиеся весельем и источающие терпкий аромат утонченного разврата...

Снайп вполне мог войти в приемный модуль и подняться на восьмой этаж, пользуясь статусом оруженосца – званием, ради получения которого многие рядовые титаны могли бы продать душу дьяволу, – но его останавливала глупая и уже давно бесполезная верность Кукле.

С тех пор как супружеская пара устроилась на службу к нынешнему хозяину, минуло больше тринадцати лет, и за эти годы жена ни разу не подпустила законного супруга к себе ближе чем на полметра. Поначалу Снайп просто бесился от ревности и уязвленного самолюбия, затем пытался наладить взаимоотношения, принося Кукле подарки и оказывая особые знаки внимания, но закончилось все, как и должно было закончиться. У Куклы родился сын, в зачатии которого Снайп не принимал ни малейшего участия. Это окончательно выбило обманутого мужа из колеи, и он поплыл по течению, продолжая верой и правдой служить тому, кто разрушил всю его жизнь. В душе оруженосца не было ненависти, была лишь обида. Хозяин относился к нему хорошо, но ни разу даже намеком не показал, что сожалеет о содеянном. Или что хотел бы – конечно, будь он простым смертным – извиниться за то, что разрушил семью и похоронил светлое будущее самого верного на свете слуги. Впрочем, Снайп вовсе не был уверен, что смог бы простить обидчика, а потому извинится Туркин или нет, роли не играло.

Оруженосец остановился у лотка с аппетитными бутербродами и заказал себе «двойной Сатурн»; сдобренный луком и перцем, многослойный, как Дворец, и ароматный, как выпечка Куклы, гамбургер. Получив из рук не слишком трезвого продавца закуску, Снайп тяжело вздохнул и покосился на ассортимент предлагаемых лоточником напитков. Хозяин не приветствовал употребление слугами алкоголя, но на время праздника он и сам обычно становился весьма неразборчивым дегустатором крепких жидкостей, а потому оруженосец с чистой совестью мог пить все, что заблагорассудится. Догадавшись о причине замешательства клиента, продавец молча налил в два пятидесятиграммовых стаканчика нечто из лишенной этикеток бутылки и, подавая пример, в два глотка осушил тот, что стоял ближе. Лицо лоточника исказила настолько отвратительная гримаса, что у оруженосца тут же отпали всякие сомнения. Он выпил предложенную гадость и тут же, не закусывая, потребовал налить еще.

– Водка, – наконец-то пояснил продавец. – Самая лучшая. Контрабанда с Земли. С подпольных заводов Харбина.

Опрокинув подряд три рюмки внешне безобидной, но на деле страшной этиловой смеси, Снайп почувствовал себя значительно лучше. Душевная боль ушла, вернулся здоровый аппетит, а с ним и потребность радоваться жизни. Снайп жадно проглотил бутерброд, выпил еще одну рюмку и, окончательно взбодрившись, двинулся к входу во Дворец. Охранники знали оруженосца в лицо и потому пропустили его к лифту без возражений. Слуга вошел в сверкающую металлом кабину и решительно ткнул пальцем в сенсор номер восемь. Лифт плавно воспарил над забитой простыми людьми площадью и послушно замер на требуемом уровне. Двери раскрылись, и Снайп оказался в благоухающем раю. Во всяком случае, так ему показалось.

Едва оруженосец сделал шаг в направлении ближайшего бара, как его подхватили под руки и потянули куда-то в глубь квартала две роскошные девицы. Жрицы любви были одеты в прозрачные, развевающиеся без помощи ветра платья и затейливо повязанные вокруг плеч праздничные трехцветные шарфы. В раскрепощенном алкоголем мозгу Снайпа мелькнула мысль о том, что цвета государственного флага на плечах гетер выглядят двусмысленно, но сразу за первой пришла мысль-контраргумент. Государство было достойно того, чтобы его символика использовалась в качестве украшения именно самыми неблагочестивыми гражданами. Как выяснилось, оруженосец произнес эти слова вслух, и дамы, резко сменив курс, со смехом потащили кавалера к подножию огромной лазерограммы Диктатора. На нормальных уровнях подобные бесплотные скульптуры изображали правителя задумчивым, размышляющим о благе Солнечной системы и ставились у входа в мэрию. Здесь же у объемной диктаторской проекции вид был довольно непривычный. Можно даже сказать – неприличный. Диктатор стоял с бокалом в руке, а взгляд его был весел и устремлен в сторону одного из казино. На губах правителя играла похотливая улыбка, а между широко расставленных ног скульптуры находился вход в самый шикарный бордель на всем Титане. Снайп мысленно подсчитал, в какую сумму обойдется ему час активного разврата в стенах этого заведения, и немного протрезвел. Настойчивые девушки, быстро сообразив, в чем заключается причина замешательства спутника, рассмеялись еще громче и упорхнули обратно к лифту. Оруженосец тоскливо посмотрел им вслед и вздохнул.

– Возьми, – раздался за плечом Снайпа незнакомый голос. – Сегодня нельзя отказывать себе ни в чем. Это повеление самого Диктатора.

Слуга обернулся и увидел, что перед ним стоит высокий светловолосый мужчина в дорогом костюме. Если бы по долгу службы оруженосец не знал в лицо практически всех Абсолютных Воинов, то мог бы подумать, что видит одного из них. Человек протягивал Снайпу золотую монету и улыбался. Слуга смерил его взглядом и недоверчиво прищурился. Золотой кредит мог содержать в себе до тысячи условных единиц, и разбрасываться такими монетами на Титане было не принято.

– Сколько в ней осталось? – стараясь выглядеть невозмутимым, спросил Снайп.

Если на диске было записано менее двухсот единиц, он собирался гордо отказаться. Не так уж он был беден, чтобы принимать милостыню.

– Это полная монета, – по-прежнему улыбаясь, заверил незнакомец. – Отдохни как следует.

– Но почему вы решили отдать ее именно мне? – удивился слуга. – Ведь мы даже незнакомы.

– Ты – Снайп, – ответил человек, – оруженосец Алексея Туркина. Твой хозяин еще не вернулся из похода, и, значит, денег у тебя немного. Ведь Алексей никогда не дает тебе аванс, даже накануне Дня Шлема. Так?

– Да, – подтвердил слуга. – Хозяин рассчитывается со мной строго по первым числам каждого месяца.

– А в этом месяце ты потратил значительную сумму на лечение, – продолжил неизвестный. – Ты подрался с Кабаном, когда тот обозвал твою жену «воинской подстилкой».

– Откуда вам это известно?! – Снайп стиснул кулаки и сделал шаг вперед.

– Не надо сердиться, – человек примирительно поднял руки и повертел в пальцах монету. – Я друг Алексея и потому в курсе всех событий, которые происходят в его доме.

– Хозяин не обсуждает дела своих слуг даже с Яматой, – мрачно возразил оруженосец. – К тому же я знаю всех его друзей. Вы мне лжете!

– Я вижу, алкоголь придал тебе смелости? – Мужчина снисходительно потрепал слугу по плечу и опустил золотой диск в карман его форменной куртки. – Пользуйся.

– А как я объясню хозяину происхождение этих наличных? – Снайп нахмурился и беспокойно ощупал карман.

– Скажешь ему правду, – незнакомец развел руками. – Никаких секретов, никакого тайного смысла. Мне просто захотелось сделать приятное, если не самому Туркину, так хотя бы кому-то из его близких. Если ты не возражаешь, я хотел бы еще послать букет цветов твоей жене. Ведь она тоже достойна этого праздника.

– Она здесь? – оруженосец воровато оглянулся.

– Нет, – мужчина снова рассмеялся, – она дома. В этом я убедился лично. Когда я проходил мимо вашей усадьбы, то увидел, что у крыльца стоит полицейский магнитоплан. Это меня обеспокоило, и я подошел поближе. Ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Оказалось, что участковый просто заглянул на чашку чая. Хотя на твоем месте я бы относился к таким визитам более внимательно. Кукла очень привлекательная женщина. В один прекрасный момент ты можешь остаться без жены. Кроме того что ты оруженосец моего друга, я уверен, верный и честный, ты еще и хороший человек. Только страшно одинокий. Если ты хочешь поделиться с кем-то своими проблемами, сделай это здесь и со мной. Ты почувствуешь небывалое облегчение, поверь мне. Уж я-то знаю...

Говоря все это, неизвестный смотрел Снайпу прямо в глаза, и оруженосец постепенно погружался в некое подобие транса. Собеседник был отличным парнем. Оруженосец ощущал это всем сердцем. Ведь только по-настоящему добрый и неравнодушный человек мог так тонко чувствовать, что творится на душе у простого слуги, и не только чувствовать, но и разделять все его тревоги и сомнения. Но главное, неизвестный явно никуда не спешил и был готов выслушать любую исповедь оруженосца. Какой бы длинной или скучной (или то и другое вместе) она ни была. У Снайпа теперь появились деньги, и он просто не имел права не угостить этого великодушного незнакомца выпивкой. Слуга смахнул навернувшуюся от избытка чувств слезу и, бесцеремонно схватив мужчину за рукав, потащил его к бару. Неизвестный не стал сопротивляться и охотно проследовал в избранное оруженосцем заведение.

Спустя минуту они уселись за столик, и Снайп заказал бутылку страшно дорогого вина. Ему хотелось так много рассказать новому другу, что он начал свою речь, даже не дожидаясь, когда официант выполнит заказ.

– Если бы вы знали, как мне иногда бывает обидно! За тринадцать лет службы я ни разу не говорил с хозяином по душам. А почему? Разве я плохой человек или никчемный тупица, с которым не о чем поговорить? Я никогда его не подводил, всегда выполнял указания с точностью робота, я был верен ему все эти годы, как собака! И где благодарность? Не регулярное и предсказуемо прогрессирующее жалованье, а слово. Простое слово, например, «спасибо» или короткая похвала, вроде «молодец, Снайп, сегодня ты сделал все лучше, чем обычно». Неужели это трудно?

Официант принес вино и разлил его по бокалам. Собеседники выпили, налили снова, и оруженосец продолжил свой монолог. Его не смущало, что собутыльник преимущественно молчит, лишь изредка поддакивая и кивая. Слугу не смущало также то, что он не может остановиться, а взгляд его почему-то прикован к поблескивающему в огнях праздничной иллюминации горлышку стеклянного сосуда с вином. И тема беседы с каждой минутой становится все более узкоспециальной – не о жизни самого Снайпа, а о делах хозяина. Снайп не замечал, как летит время, как сменяются посетители бара, как у самого столика танцуют стриптизерши. Он говорил и говорил, словно точно знал, что ему больше никогда не представится возможность излить душу человеку, который так хорошо его понимает. Человеку без имени, но от этого не менее приятному в общении, чем любой из близких друзей или даже Кукла.

Вспомнив о жене, Снайп оставил тему служебных дел хозяина и вновь переключился на трудности личной жизни.

– Ведь я люблю ее до сих пор! – заявил он громче обычного и поднял взгляд на собеседника.

Как ни странно, напротив него за столиком никого не оказалось. Оруженосец удивленно повертел головой, но незнакомца так и не обнаружил. Слуга лихорадочно проверил карман и, убедившись, что заветная монета на месте, немного расслабился.

– Сбежал? И черт с тобой! – Он обиженно втянул голову в плечи и осоловело моргнул. – Хоть половину выслушал, и то ладно. Прощаю.

Сделав этот благодушный вывод, Снайп прочертил кредитным диском по поверхности стола короткую полосу и, прихватив недопитую бутылку с собой, вышел из бара. Поскольку прятал в карман золотую кредитку он слишком медленно, о его богатстве успели узнать все, кому не лень, и за дверью бара слугу мгновенно окружили женщины. Он придирчиво осмотрел своих новых подружек и, прогнав одну за то, что она была похожа на Куклу, пригласил оставшихся продолжить веселье в длинной галерее заведений восьмого дворцового уровня.

Как только компания во главе с расхрабрившимся оруженосцем смешалась с морем развеселого народа, из-за покинутого Снайпом столика поднялся его недавний собеседник.

– Ваш приятель поступил не слишком вежливо, – заметил проходивший мимо официант. – Встал, забрал вино и, не прощаясь, ушел...

– Разве он не расплатился? – спокойно спросил мужчина, перехватывая взгляд служителя.

– Даже с чаевыми, – пожимая плечами, ответил официант.

– В таком случае, какое вам дело до того, чем закончилась наша встреча? – задал новый вопрос человек.

– Никакого, – согласился служитель, и в его глазах тут же угас всякий интерес к произошедшему.

Мужчина удовлетворенно кивнул и вышел из бара. Оказавшись на улице, он, в отличие от Снайпа, направился не в сторону прочих развлекательных заведений, а к лифтам. Дождавшись пустой кабины, он едва заметно оглянулся и нажал кнопку первого уровня. Автоматика проверила биополе и рисунок сетчатки его глаз, и лишь после этого лифт скользнул вверх. На первый этаж Дворца без подобной проверки попасть было невозможно. Как, впрочем, и с ней, если только у желающего не было так называемого «нулевого допуска». То есть если он не являлся Воином, министром, вельможей или же самим Диктатором.