Цитаты из книг автора «Вячеслав Рыбаков»

нюдь не лентяи. Они чистоплюи. Им западло надрываться по мелочам, неизбежно греша при этом по-крупному. Духовные потери от такой деятельности удручающе масштабней ее материальных результатов. Идеал-то все равно недостижим, а вот душа повредится, будто в погоне за целой, понимаешь ли, мировой гармонией (а «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»). Лучше уж вспомнить вовремя про слезинку ребенка, подстерегающую на каждом шагу, – и от греха подальше лечь на полати в ожидании чуда, которое одно только способно дать беспримесно положительный результат. Именно поэтому если у нас кто-то все же берется за реальное дело, его деятельность принимает такой характер, что у всех окрест поджилки дрожат. Ведь для того, чтобы решиться даже на самый маленький первый шаг, обязательно нужно про слезинку ребенка полностью и окончательно забыть. Ну, а уж если забыл, тут тебе и черт не брат, лиха беда – начало, лес рубят – щепки летят…

ожно долго и сладострастно пересчитывать посаженных на Руси на кол, утопленных, сожженных, выпотрошенных. Можно грезить о том, как хорошо было бы, если б тверской князь успел заручиться помощью литовцев и вовремя раз и навсегда сжег Москву. Или если бы, на худой конец, Иван Калита был не таким подлым. Или Ермак не таким жестоким. И вообще: как было бы хорошо, если бы все было лучше, чем оно есть! Такие упражнения сами по себе лежат абсолютно в русле православной традиции, густо замешенной на неизбывной грезе о безгрешном совершенстве. Она, помимо прочего, порождает еще и фантастическую требовательность к себе, подчас – чрезмерную (не зря же именно на Святой Руси и был зафиксирован наблюдаемый факт: заставь дурака Богу молиться – он лоб разобьет). Из такой требовательности частенько выворачивается парадоксальный практический вывод: лучше уж вообще ничего не делать, только брюзжать, нежели мараться о потуги хоть как-то наладить реальный повседневный мир. Герои русских сказок – бесчисленные Иваны-дураки, всевозможные Емели на их самоходных печах – от

Чтобы не утонуть в бессмысленном и тотальном информационном жужжании, политик тем более должен делать все более и бо

Современные средства коммуникации открыли принципиально новые и, надо признать, практически беспроигрышные возможности для того, чтобы любой мог безо всяких усилий подавлять кошмарное чувство собственного несуществования.

Культ семьи и семейной взаимопомощи; чем более в почете семья, чем она крепче – тем, значит, ближе общество к идеалу. Никакого европейского «родители мне все должны, но я свободная личность, и они не имеют права мне указывать».

Она, эта выдумка, сводится к планетарному господству общества изолированных и самоутверждающихся всяк на свой лад индивидуумов, не связанных между собою никакими обязательствами, кроме финансовых, и никакими отношениями, кроме отношений купли-продажи, производства-потребления. Только навязывание миру этой системы придает сейчас западной цивилизации хоть какой-то смысл – по крайней мере, в глазах ее самой.

Похоть надругательства и сладострастие святотатства.

Путин-югенд, – пренебрежительно отмахнулся супруг. – За копейку любят Родину с девятнадцати до девятнадцати тридцати, потом разбегаются по бутикам и кабакам. – Почему ты так уверен? – неприязненно спросила она. Он внимательно посмотрел ей в лицо и улыбнулся. – Сейчас уже некогда, вот-вот начнут, а завтра давай специально приедем и проведем маленькое исследование. Если хоть на одном из юных патриотов обнаружится пальто фабрики «Большевичка» или обувь фабрики «Скороход», я публично признаю, что Медведев и Кирилл – это Дмитрий Донской и Сергий Радонежский нашей эпохи. Она не придумала, что сказать в ответ. Да супруг

Понимаешь, похоже, это у нас повально: из всего выдавить больше, чем оно способно дать само, без насилия. Мы и друг от друга вечно стараемся получить больше, чем нам могут дать от души. Ты замечала, конечно? Он спросил это просто, безо всякого намека, но ее словно окатило расплавленным оловом.

Слова были исключительно правильные, не придраться. Но не могли они отменить того странного факта, что ее мужчина утратил блеск. Будто отполз в угол и то ли от чего-то прятался, то ли чего-то ждал. Будто его стиснули в кулаке, как слишком уж расчирикавшуюся и надоевшую канарейку, и что-то надломили. Она решила, что так на него подействовала беспомощность в