Лейтенант Островень, дежуривший у печки, предложил вошедшим свой уже заваренный чай и принес чайник с кипятком, а сам ушел к картежникам. Сеанс обучения то и дело прерывался беззлобной перебранкой. Веселинов поносил то ротного, то лейтенанта.

– Я слышал, вы с ним завтра едете? – прапорщик кивнул в сторону Веселинова.

– Вместе, но в разные стороны…

– Спокойно там, ты не переживай, – подбодрил Бурбеза. – Месяц назад в пещере ящики нашли… Автоматы, рожки… А так всё спокойно. Не ходит никто по той дороге. Там ведь крюк большой получается. Это нашим на Ханкале галочку хочется поставить – мол, прошли, прочесали. Вот и гоняют. Всё пройдет как по маслу…

Прапорщик разлил по кружкам чай.

– Сахара сколько тебе? – спросил он.

– Ложку.

– А я четыре насыпаю, – ухмыляясь, Бурбеза действительно отмерил себе полные четыре ложки. – Говорят, дураки и сироты много сахара в чай сыплют. Дураки – по глупости, а сироты – чтобы жизнь горькой не казалась.

Из угла подвала, где играли в карты, опять понеслась ругань.

– Что ж за кочан-то у тебя, а, лейтенант? Я ж тебе объяснял сто раз уже: не можешь ты ходить с туза! Не можешь! – поучал Веселинов.

Компания затихла, все сообща что-то высчитывали, а затем вновь приступили к раздаче карт. Недовольное шипение капитана периодически нарушало ход игры…

Постепенно разговор за карточным столом перешел на темы повседневной армейской жизни.

– Что творится, что творится… Очистим район, а завтра там опять дым коромыслом. Отбомбят высоту, костьми народ ложится – опять откат! И через месяц снова ее брать? Зубами вгрызаться в землю? – горячился Веселинов. – Да на кой черт? Никакой логики! Никакой! На хрена нам это всё, спрашивается…

– Так это на любой войне, Петрович! Война видна с высоты, с генеральского места. Когда в окопе сидишь – ни хрена не видно.

– Ты-то откуда знаешь? Ты на скольких войнах уже побывал?.. Во трепло! – ворчал Веселинов.

Группа капитана Рябцева высадилась из БТРов еще в темноте. Светало медленно. До намеченной точки оставалось больше двух километров, но едва машины подошли к реке, как дорога исчезла под снежным покровом. Впрочем, чернотроп давно был разворочен танками по всему берегу, и дорожные колеи до снегопадов просматривались не намного лучше. Река бурлила, взявшись коркой льда лишь у обрывистых берегов. Ночной мороз, на рассвете обжигавший лица и уши, чувствовался не так сильно, как при езде. До ущелья, скрытого за лесными гривами, продвигаться теперь предстояло пешим маршем.

Именно на этой петляющей вдоль леса проселочной дороге в праздники заметили неизвестных. Кроме того, поступали сведения, что с декабря в район зачастили те, кому приходилось зимовать в горах. А зачастили – значит, прокладывали новые непристрелянные маршруты из предгорий к равнине.

Группе капитана Рябцева надлежало осмотреть прилежащую местность. Поскольку подразделение насчитывало всего шестнадцать человек, при обнаружении признаков присутствия противника капитану было приказано сразу же вызвать поддержку и, всячески избегая боевого контакта, ждать. Никакой самодеятельности. При подходе поддержки, как по земле, так и с воздуха, группу предполагалось эвакуировать. В бой предстояло вступать другим частям. Вторая рейдовая группа усиленного состава, которой командовал капитан Веселинов, высадилась ближе к Аргунскому ущелью, севернее, и продвигалась навстречу группе Рябцева…

БТРы развернулись и вскоре исчезли в синеющей седловине гор. Тишина, воцарившаяся над заснеженной целиной, настораживала. На лицах читалась сосредоточенность. Капитан Рябцев приказал не рассеиваться, держаться на близком расстоянии друг от друга. Заодно напомнил, что операция проводится в Рождество, поэтому просил проявлять двойную осмотрительность.

Укачанное однообразной ездой подразделение месило ногами снег. Стараясь накуриться впрок, все как один дымили.

– Бронежилеты все надели? – обратился капитан к воинству. – Дивеев, ну-ка, показывай, что у тебя там на животе болтается!..

Ефрейтор Дивеев запустил окурком в снег, расстегнул на груди маскхалат и, похлопав себя по бронежилету, двинул вдоль обочины дороги, по колено увязая в снегу.

Сапер Анохин, за ним новенький из-под Пскова, Глеб Коновалов, успевший нажить себе кличку «Глыба» за богатырское телосложение, последовали примеру ефрейтора. Группа разбилась на две цепочки. Рябцев возглавил первую.

Снег под ногами поскрипывал картофельным крахмалом. После грязной разбитой дороги, после оставленных позади развороченных снарядами придорожных селений зимняя природа ослепляла своей девственной чистотой. Попадались цепочки заячьих следов. Некоторые были совсем свежими. Следы петляли вокруг дороги, как будто за зайцами кто-то гнался. И чем ближе к ущелью, тем следов становилось больше…

К полудню у подножия горного кряжа осмотрели пещеру – ту самую, из которой месяц назад пришлось вывозить припрятанные кем-то боеприпасы. Никаких следов или иных признаков жизни на снегу близ пещеры не обнаружилось, и вскоре капитан приказал спускаться обратно к реке, но в обход села, брошенного жителями. Развалины домов торчали над берегом искрошенными зубьями обгорелых труб. После перекура, с началом продвижения в сторону речного изгиба, за которым должно было просматриваться ущелье, на взгорке слева показалась одинокая фигурка.

Женщина. По виду местная. Она тащила ведра с водой к дому, стоявшему на небольшом возвышении перед лесом. Со двора в тот же миг донесся собачий лай. Женщина оглянулась. Увидев военных, она остановилась, опустила ведра и замерла в ожидании.

Рябцев догадался, что селянку могли вводить в заблуждение маскхалаты – обрядиться в них мог кто угодно. Он помахал ей рукой. Примеру последовали другие.

Чеченка ответила робким взмахом руки, взяла ведра и понесла их дальше. Время от времени она опасливо оглядывалась.

Дивеев ждал от капитана распоряжений. Необычность поведения женщины бросалась в глаза. Одинокие старухи, копошащиеся в развалинах разгромленных сел, – это никого не удивляло. Но чеченке с ведрами на вид было не больше тридцати. Могла ли она жить здесь одна и в одиночку вести хозяйство? Встретить в предгорье группу вояк в маскхалатах и преспокойно отправиться дальше по своим делам?..

Рябцев выбрался по снегу вперед группы. Снег становился глубоким, все проваливались выше колен. Приблизившись к Дивееву, с позиции которого лучше просматривался двор, капитан поднес бинокль к глазам и долго рассматривал дом. Ни во дворе, ни перед лесом, который начинался сразу над скалами, он не видел ничего подозрительного. Перед крыльцом, разъяренно лая, металась на цепи кавказская овчарка.

– Трое остаются с Журавлевым, – наконец принял решение капитан, кивнув в сторону радиста. – Журавлев, ты передай, что мы остановились осмотреть домик… Остальные за мной. Рассредоточиться. Посмотрим, что она там мудрит.

Увидев, что военные растянулись по заснеженному склону широкой цепью и стали подниматься к ее двору, чеченка остановилась и опять чего-то выжидала. Затем, подхватив ведра, она повернула правее, в обход заснеженного откоса, чтобы выйти ко двору по протоптанной дорожке. Рябцев навел бинокль на тропу – проверить, насколько сильно утоптан снег.

Через несколько минут подразделение было уже рядом с домом. Двор чернел от проталин, на снегу виднелось множество следов. Не унимая собаку, рвавшуюся с цепи, чеченка опорожнила ведра в ржавый железный бак и теперь выжидающе смотрела на непрошеных гостей.

– Здравствуйте! – крикнул ей Рябцев. – Нет ли чужих у вас в доме, хозяйка?

Чеченка что-то невнятно бормотнула себе под нос, а затем на чистом русском языке ответила:

– Да кто тут может быть? Никого нет.

– Одна живете?

– С мужем.

– А где он?

– Уехал. Будет вечером.

Хозяйка прикрикнула на собаку. Овчарка притихла, но продолжала беспокойно метаться перед крыльцом. Во дворе теперь было слышно позвякивание цепи, которую собака таскала за собой по снегу. А со стороны лесного массива, подступавшего вплотную к дыбившимся над домом скалам, из тишины сосняка доносились чем-то настораживающие хлопки: отяжелевший мокрый снег срывался с сосен и бухал на сугробы.

Сапер Анохин и Глыба уже обошли двор со стороны въезда, где к тыльной стороне дома примыкала турлучная пристройка – подобие гаража с шиферной крышей.

Все ждали решения капитана. Запыхавшийся от быстрого подъема Дивеев, едва отдышавшись, расстегнул маскхалат и достал из внутреннего кармана сигареты. Хозяйка тем временем направилась в сарайчик за домом. В тот же миг Глыба, который осматривал пристройку у скалы, привлек внимание Рябцева, быстро ткнув рукой в сторону скалы, а другой одновременно показав на ствол своего АКМа.

Знак был понят. Рябцев жестом дал команду рассредоточиться. Все беззвучно упали в снег и стали расползаться в стороны. Рябцев с Дивеевым залегли за холмиком прямо напротив входа в дом, метрах в двадцати от крыльца. Чтобы Глыба и Анохин не остались у сарая без прикрытия, Рябцев приказал сержанту и двоим рядовым, оказавшимся чуть в стороне от основной группы, пробираться наверх, к скалам, и занять там позицию. Прошло несколько секунд. Стояла мертвая тишина.

В следующий миг из черного проема на улицу вылетели две фигуры в камуфляже.

Тишину вспороли автоматные очереди. Открыв огонь, выскочившие из дома рассчитывали напролом прорваться к северной стороне дома, чтобы занять там удобную оборонительную позицию.

Ответный залп из десятка автоматов переполнил двор треском и грохотом. Пальба была неточной. Но один из бородачей, тот, что намеревался проскочить в обход скалы, рухнул навзничь. Другой, сообразив, что маневр не удается, успел вернуться на крыльцо и скрылся в доме. Из окошка под карнизом тотчас заколотило орудие крупного калибра. А откуда-то сверху, от скалы, застучали автоматные очереди.

Еще минута пальбы по стрелку под крышей и по входу, еще пара секунд растерянности – и капитан, пересилив звон в ушах, приказал прекратить огонь.

Выполнение приказа заставило себя ждать. Двое солдатиков, зарывшихся в снегу левее на холмике, съехали на животах в рытвину. И тот и другой изодрали на себе маскхалаты: снег лишь прикрывал какую-то раскареженную рухлядь. Пока вокруг всё замерло, капитан послал обоих в обход двора с левой стороны. Раз хозяйка исчезла за домом, там мог быть запасной выход.

Подстреленный перед крыльцом пошевелился. Задрав ствол автомата, он стал вслепую стрелять налево и направо, одновременно пытаясь отползти ко входу в дом.

Капитан перекатился правее, вплотную к ефрейтору, чтобы видеть, что происходит у крыльца. Дивеев показал Рябцеву зажатую в кулак гранату, ждал сигнала. Капитан кивнул. Ефрейтор вырвал чеку и метнул гранату в сторону крыльца.

Когда волна брызг, земли и камней пронеслась над головами, Дивеев вскарабкался на бугор, осмотрелся и сделал капитану знак. Рябцев тоже вылез за бугор.

Взгляд не сразу удалось оторвать от месива грязи, крови и снега, в котором валялся изуродованный труп. Мгновение спустя, когда до капитана дошло, что на всю округу визжит овчарка, по-видимому тоже подловившая осколок, он с трудом пересилил подступивший к горлу спазм. Ефрейтор Дивеев, в свой черед пораженный зрелищем у крыльца, набрал в рот горсть снега и, скатившись вниз, стал растирать снегом лицо.

На крик Рябцева выходить из дома по одному с поднятыми руками – ответа не последовало. Еще пару секунд – и у скалы слева прогремели сразу два взрыва, один за другим. И вновь повисла тишина.

Один из солдат, которых Рябцев послал в обход, бесстрашно задрал над снегом руку в черной перчатке – давал понять, что всё в порядке, оба целы и невредимы; точку, с которой попытались вести огонь, удалось нейтрализовать гранатами с первого захода.

На улицу вновь вылетела фигура в камуфляже, опять вслепую открыв огонь из автомата. «Гостя» прошило первой же очередью. К крыльцу полетели еще две гранаты. Из черного проема двери наружу выметнуло столб щепок и дыма.

Минуту спустя капитан передал радисту, которому было приказано ждать у реки, распоряжение доложить на базу о происходящем. По обратной цепи Рябцеву вскоре сообщили, что рация не может взять связь из низины, – нужно было подняться выше. Обстановка оставалась неясной. Оставить часть людей перед домом для блокирования засевших внутри, а кого-то отправить прикрывать подъем радиста?.. Это был единственный выход. Заодно это позволило бы осмотреть сверху двор и прилегающую местность. Рябцев отдал распоряжение.

И вскоре радист смог выйти на связь. Обзор с верхней точки, как сообщили капитану, открывался идеальный. С высоты даже просматривался какой-то узкий проход между домом и скалой. Разглядеть что-либо в черноте этой щели не удавалось. Рябцев приказал оставшимся перед домом вести при необходимости плотный блокирующий огонь, а сам решил выбраться наверх.

Именно там, на темном фоне между домом и скалой, вскоре показался крадущийся силуэт. Фигура в маскхалате пробиралась к выбивающемуся из-под снега кустарнику с очевидным намерением проскользнуть за ульи приусадебной пасеки. В бинокль удавалось разглядеть лишь темные длинные космы. Капитан решил, было, что выбраться пыталась хозяйка, исчезнувшая в доме, и подал знак не открывать огонь. Однако, перенастроив бинокль, он рассмотрел фигуру получше: улизнуть пытался кто-то бородатый.

По команде воздух разорвал новый залп. И опять всё стихло. Но из расщелины за домом, откуда только что выскользнула фигура в маскхалате – теперь неподвижно распластавшаяся на снегу, – действительно появился сгорбленный женский силуэт. Подставляя себя под прицелы, чеченка размахивала руками…

Как хозяйка вскоре объясняла, день назад на закате из леса вышли к ее дому четверо вооруженных людей с санками, которые были нагружены коробками и мешками. Мужа дома не оказалось. Он поехал в соседнее село помогать родне с ремонтом крыши. Лесные гости вселились бесцеремонно. На сколько пришли – не говорили. Заставили готовить и обстирывать себя. Судя по виду и одежде, грязной и провонявшей, по лесу они шатались не один день. Для стирки ее и заставляли таскать воду из реки.

Затравленный вид хозяйки говорил сам за себя: причин кормить небылицами у нее явно не было. И теперь Рябцев задавался вопросом: «лесные братья», оказавшие столь ярое сопротивление – кто они? Спецгруппа, головное охранение, высланное вперед, группа снабжения, шедшая по заранее намеченному маршруту? В любом случае нельзя было исключать столкновения с более многочисленным подразделением боевиков.

В оценке ситуации требовалась осторожность. К тому же по рации Рябцеву передали, что метрах в пятидесяти от первой огневой точки, закиданной гранатами, обнаружена еще одна лежка, которую никто не заметил во время перестрелки. На брезенте, расстеленном на снегу, валялся новехонький, не сделавший ни одного выстрела автомат Калашникова венгерского производства, рожки, десяток гранат «Ф-1» и «РГД-5», а также три комплекта камуфляжа. Выходило, что кто-то еще – пятый по счету – смог скрыться в лесу. О присутствии пятого члена группы не знала даже хозяйка дома, хотя утверждала, что провела с боевиками целые сутки. Еще более загадочным казалось то, что от брезента в лес уходил не один след, а целая вереница. Если на подходе был крупный отряд, то там, скорее всего, уже знали, какими силами оцеплен дом. Ждать можно было чего угодно. При подходе к дому многочисленного отряда, будь то из леса или от реки, удержать позицию не удалось бы и получаса…

Рябцев доложил по рации обстановку. Как и предусматривалось, сразу были задействованы подразделения мотострелковой дивизии. Но прикрытия с воздуха уже не обещали: погода испортилась. Что делать группе: окапываться на месте или отступать к БТРам, которые ждали в условленном месте, – решения пока не поступало.

По рации Рябцев связался с Веселиновым. Тот уверял, что с утра он не встретил ни души, не попадалось и следов на снегу. Группе только что приказали выдвинуться на стыковку с Рябцевым кратчайшей дорогой, по непролазному заснеженному маршруту. Веселинов был уверен, что на это уйдет около двух часов, не меньше, и не гарантировал, что сможет покрыть расстояние засветло…

К прибытию подразделения Веселинова успели разобраться с трофеями. Из пристройки и погреба вынесли на крыльцо набитые консервами коробки, мешки с мукой и макаронами. Часть макарон и коробку американской тушенки отправили на кухню. На всех готовилось горячее. Остальные коробки, распотрошенные здесь же, на крыльце, оказались набиты полиуретановыми спальными ковриками и медикаментами. Ни оружия, ни боеприпасов, кроме собранного возле убитых, объемный трофей не содержал.

«Поле боя» разглядывали уже вместе с прибывшим Веселиновым. Около грузного чеченца с седой бородой, лишившегося ног от взрыва гранаты, всё еще валялся новенький АКС. Второй убитый пользовался АКМом калибра 7,62. В кулаке у него была зажата граната «Ф-1» с невыдернутой чекой, – ее не трогали для наглядности. Кроме того, в доме на кухонном столе нашли начищенные пистолеты «стечкин» и «зауэр».

– Хорошо отмутузили уродов… в два раза короче стали, – с показным злорадством пробормотал Веселинов, осматривая трупы, после чего, вернувшись к Рябцеву, молча присевшему на каменном выступе у гаража, поинтересовался: – А собаку-то на кой прикончили? Кого угораздило?..

Тишина, уже второй час после пальбы стоявшая у капитана в ушах, всё еще заявляла о себе как что-то плотное, осязаемое, она нагнетала внутри забытую боязнь произнести что-нибудь бессвязное. Прогоняя от себя навязчивое ощущение, капитан замотал головой и сухо обронил:

– Случайно.

– Комендантскую роту запрашивали?

– Едут. Но до темноты вряд ли успеют.

– Я вот что предлагаю… Не засиживаться. Ночь на носу, – Веселинов огляделся по сторонам. – Мертвечину бросаем, народ собираем, всех на броню и мотаем отсюдова. Если из ельника попрут, здесь и залечь-то будет негде. Одним минометом с землей сровняют… Бабу заберем. Если нужно, сами доставим куда надо.

– Там еду готовят, – произнес Рябцев.

– Поедят, и выдвигаемся, – согласился Веселинов. – Эй, ты! А ну ко мне, бегом! – прикрикнул капитан на коренастого сержанта. – Я же сказал охрану организовать за скалой! Вот бестолочи…

Сержант нехотя приблизился и виновато переминался с ноги на ногу.

– И скажи, чтоб собирались. А то распоясались!.. На кормежку десять минут, и – по машинам!

В расстегнутом до пояса маскхалате, с сигаретой в зубах, к гаражу приковылял ефрейтор Дивеев.

– Перекусить не хотите, товарищи капитаны? – спросил ефрейтор. – Макароны с тушенкой. Вкусно, попробуйте.

Рябцев взял протянутый котелок, поблагодарил и, как только ефрейтор и Веселинов удалились, отставил котелок в сторону, поднялся и пошел блевать за сарай…