В день, когда я в конце концов решился прыгнуть в объятия смерти, превратиться в безмозглую, бездушную лужу, растекшуюся по железным рельсам, я не стал каким-то другим – сильным и мужественным. Я просто закрыл глаза и ждал, я дрожал от страха и думал, что в момент столкновения с электричкой у меня точно будут мокрые штаны. Едва поезд показался из тоннеля, я зажмурился изо всех сил. И так же изо всех сил сжал зубы. Ощущая всем телом вибрацию, поток несущегося ко мне воздуха от приближающегося головного вагона, я сделал широкий шаг вперед, ожидая, когда пустота под ногами станет твердой. И, да, в последние секунды моей прежней никчемной жизни страх пропитал мои джинсы насквозь…

– Жить надоело, ублюдок?

Это первое, что я услышал после того, как ощутил себя на холодном бетоне. От меня пахло страхом, непониманием происходящего, но сильнее и громче всего от меня воняло… жизнью. Именно. В тот момент, когда леденящий ветерок, стелившийся по полу, продувал мою спину, мне хотелось жить. А точнее – выпить стакан коньяка или даже чего-то покрепче, выкурить сигарету. Но лучше всего две сигареты! Самые вкусные и желанные сигареты в жизни. Хотелось вдохнуть ночной загазованный воздух у себя на балконе и в какой-то неведомой мне наркотической радости погрузиться в свое обыденное и прекрасное дерьмо. Да, мое дерьмо стало прекраснее, и я это почуял всем своим встряхнувшимся нутром.

Что-то во мне поменялось.

Над моим телом сгрудилась толпа незнакомых людей, зевак, собравшихся взглянуть на благородный поступок. Я не знал никого из них, но в то же время помнил, что секундой ранее они окружали меня, когда я еще стоял за желтой полосой, разделяющей меня и поезд. Они собрались посмотреть на поступок. Геройство. Не каждый день людям доводится видеть спасение человека.

Что случилось в последний момент? Понять это – единственное, что было сильнее желания, покурить, выпить и окунуться в жизнь по полной.

– Тебе что жить надоело? – кричал мне в лицо, по всей видимости, мой спаситель, крепко вцепившись в мою куртку. Ну и хватка. Железная! Так, наверное, отец сжимает в своей руке горло ублюдка, который обидел его дочь. Нет, он что, всерьез думает, что я сейчас перекачусь боком, сбивая с ног стоящих вокруг меня людей, чтобы упасть на колени между рельсами и дождаться другого поезда? Ну уж нет! Ни за что!

А хотя, что ему было думать?

– Тебе есть куда идти? – спросил мой спаситель.

Пожалуй, это единственный в данной ситуации вопрос, на который я готов был дать вразумительный ответ.

– Нет.

– Тогда вставай. – Он встал сам и подал мне руку, я ухватился за нее и поднялся на ноги.

– Чего уставились все? Цирк уродов уехал, расходимся, – спокойно сказал он и начал проталкиваться со мной через толпу, смотревшую на нас с недовольством и осуждением.

Да мне было плевать, честно. Я не стыдился ни своих мокрых штанов, ни своего поступка.

Мы сели в вагон.

Мужчина, нет, пожалуй, все же парень, немногим старше меня, но с чертами взрослого, смотрел холодным пристальным взглядом. И ждал ответа.

Надоело ли мне жить? Увы, теперь нет. Дико хочу курить, дышать свежим воздухом, уйти во все тяжкие и наслаждаться каждым глотком этой убогой прелестной жизни. Но я ничего не сказал, лишь ответно заглянул ему в глаза, они были черными, под стать тому мрачному тоннелю, из которого выехал поезд.

Я не стыдился того, что от меня несло, как от вонючего безымянного бомжа из перехода, и, честно сказать, готов был спокойно в таком виде ехать домой через весь город. Куда, интересно, в тот момент у меня делось чувство неловкости?

– Ты немой, что ли? – Он не дал мне и минуты сладкого желанного покоя. Даже в вагоне метро.

* * *

Его звали Марк.

Мой спаситель, который в последний момент схватил меня за плечо.

Крепкий и статный офицер полиции, молодой убежденный послушник закона, истинный консерватор, с опаской относившийся ко всему новому, в том числе и ко мне.

– Кофе будешь?

– Черный?

– Нет, красный, – довольно злобно сказал Марк, разливая из чайника кипяченую воду по двум чашкам с растворимым кофе.

– Буду. Закурить можно?

– Кури. От рака легких умирать, должно быть, приятнее. Можешь подождать меня в гостиной.

И он принес мне из кухни пепельницу и чашку кофе.

Я сидел у него в светлой просторной гостиной с одним окном, здесь же стояли письменный стол и диван. Обои были бежевого цвета. И предостаточно свободного пространства.

Я поблагодарил его и сделал первую желанную затяжку в своей новой жизни. Я курил… но не наслаждался курением. Затем глотнул горячего, обжигающего губы и горло дешевого и совершенно невкусного кофе.

– Тебе комфортно?

Он снова уставился на меня своим холодным и бездонным взглядом. Интересно глубокий ли он человек, анализирует ли он сейчас меня? Или просто очередной идиот с пустыми глазами, который смотрит на тебя так умно и многозначительно, но при этом не видит ничего? Поглядим.

Кстати, я не понял его вопроса, ответил на всякий случай:

– Еще бы.

Горький плохой кофе был для меня сладким – ничто не могло испортить этот чудесный, полный внутренней радости день.

– Тебе комфортно сидеть в своей вонючей моче на моем диване?

Любопытно, насчет чего именно он беспокоится…

– А что тебя больше волнует, мой запах или вероятное пятно на диване?

– Вы меня волнуете оба, умник. Допивай кофе, докуривай сигарету и иди в ванную.

Он, интересно, не «голубь»? Из разряда тех голубей, которые летают по знакомым местам. «С чем родился – тем такому же и пригодился!» Нет, я совершенно не против голубей, если они не парят под моей крышей. Хотя это, наверное, нормальное предположение в сложившейся ситуации.

– У меня нет сменной одежды.

– Я не слепой, сейчас принесу. Ты ростом ниже моего будешь, закатай штаны, если нужно. То, что дам – можешь не возвращать, эти вещи я все равно собирался выкинуть, все руки не доходили.

И он ушел в другую комнату. Через несколько минут вернулся с синими джинсами, хорошими, качественными, футболкой, трусами, новыми с этикеткой, и свежими носками.

– Благодарю.

Он не ответил, лишь закурил сигарету.

– Иди уже.

– Зачем ты пустил меня к себе? – Этот вопрос не давал мне покоя все то время, что я провел в чужих стенах. – Ты случайно не этот… чьи права сейчас отстаивают?

– Негр, что ли? – Марк со смеху чуть не упал со стула. Аж слезы выступили на глазах, а лицо покраснело от гогота.

Почему он так странно отреагировал на мой вопрос?

– Да вроде нет. Не переживай, полумертвец, за свой тощий зад. Я в щель подглядывать за тобой не буду. А-ха-ха. Иди уже… негр…

Я молча, с серьезным напряженным лицом, направился в ванную.

«Что здесь смешного? Он вполне подходит на роль реального маньяка, приглашающего молодых парней в свою квартиру. Знаю я таких!» – пронеслось у меня в голове.

Марк после себя ванну не мыл, так что перед тем, как туда залезть, мне еще пришлось отдирать слой грязи и чистить слив от его волос. Что за дурная привычка отмывать все перед купанием, а не после него?

Пока набирал ванну – стирал вручную старые штаны, трусы, носки. Когда закончил, воды уже было под край, и я с облегчением погрузился в нее с головой. Кайф…

Можно было ли здесь курить, я даже и не стал спрашивать, увидел возле геля для душа и шампуня стеклянную пепельницу, а потому спокойно взял с пола оставленные там на время стирки сигареты и зажигалку. И снова нырнул в теплую, нежно обволакивающую тело воду, закурил.

Жизнь прекрасна… Еще бы! А какой ей быть, если после долгих лет попыток дышать с пакетом на голове, я наконец освободился и вдохнул свежего воздуха?

Я лежал в воде, пока она не остыла. Истинное блаженство. Я был чертовски рад тому, что не стал красным пятном на рельсах несколько часов назад. Я был счастлив, что могу снова играть на пианино, писать ненавистную мне музыку (кстати, может, не такая она и плохая?). Я был счастлив и оттого, что снова смогу мастурбировать, но сейчас мне и без того все нравилось! Лишь бы этот странный, совершенно непонятный мне тип, представившийся офицером полиции, опрокинувший меня на лопатки на станции, не оказался ублюдком. Лишь бы не оказался голубем или каким-нибудь сексуальным маньяком. Не хотелось бы лишать жизни своего спасителя. Хотя я мог это сделать и тогда, в метро, так же просто, как плюнуть под ноги.

Он еще не знает, на что я способен.

Выкурив напоследок еще одну сигарету, я спустил в ванной воду. И помыл все за собой – терпеть не могу, когда люди оставляют после себя грязь! Надел одежду, выданную Марком, последовав его совету и подвернув-таки эти штаны, а затем не спеша вышел из ванной комнаты. Повеяло холодом…

* * *

Небольшая двухкомнатная квартирка, метров сорок пять, не больше. Убежище холостяка, одним словом. Прихожая метров пять. Кухонька без окна, из нее тянуло «ароматами» протухшего мяса, табачного дыма и чего-то еще, я пока не разобрал чего же именно. За то время, что я лежал в ванне, Марк уснул на диване. Том самом диване. Интересно, не воняет ли он после моих обоссаных штанов? Ну я и «ссыкло»… Впрочем, это бывает, не каждый же день бросаешься под поезд. Первая мысль, когда я увидел, что мой спаситель спит – украдкой покинуть его квартиру и раствориться в муравейнике города. Бесследно исчезнуть. Но…

Тогда я не узнаю, зачем он схватил меня и повалил на пол. Зачем после этого поднял на ноги и повел к себе домой? Зачем угостил кофе, дал свою одежду и уснул в присутствии постороннего человека? Кто он такой на самом деле? И что ему от меня нужно?

Я тихо удалился на кухню, включил чайник и принялся искать, что у него есть, кроме кофе. Может, хоть какой-нибудь чай? И сахар.

Когда Марк проснулся, я сидел и пил черный чай без сахара, вспоминал о том, как я закрыл глаза и ступил в бездну. Мне было страшно, и второй раз я бы, возможно, так уже не поступил. Сидя в этой маленькой, тесной кухне без дневного света, в чужой квартире, я понял, что жил все это время не так, что я стремился всеми силами себя умертвить. Чтобы стать совершенно безразличным к тем людям и обстоятельствам, чтобы они не могли мною управлять. Чтобы я не мог чувствовать и испытывать тупую, но давно уже не ноющую боль.

В двенадцать лет мне было больнее, чем под колесами поезда. Честно. Готов поклясться.

Я сидел в чужой чистой одежде, пил горький чай и думал о том, что хотел бы стать великим пианистом, как Беначчи, или хотя бы маленьким Домианом, который бы прожил счастливую незаметную жизнь где-то на берегу Тихого или Индийского океана. Остров Пасхи подошел бы идеально для размеренного существования в полном затворничестве. Наедине с собой, аборигенами и своими творениями…

Марк вошел на кухню. Я, конечно же, услышал его и на мгновение выплыл наружу из глубин себя, тихо прихлебывая чай.

– Я думал, ты уснул в ванной.

Его голос был красивым, низким и… я бы сказал, командирским. Марк казался выше меня на полголовы. Отлично зная и ощущая свой сто семьдесят один, я предположил, что его рост – сто восемьдесят. Какой же это важный показатель для жизни! Наверное, он намного счастливее меня…

С разлетом в плечах, с хорошей спортивной фигурой. Не тощий, не излишне полный – средней комплекции. Его волосатые руки, крупные, истинно мужские кисти и широкие плечи несомненно придавали ему мужественности.

– Что-то не так? – спросил я у него на всякий случай, когда он сел на свободный стул рядом и закурил.

– Все так. Зачем ты это сделал?

Я заглянул ему в глаза, они были полны усталости, но и неподдельного интереса.

Я понял, о чем он спросил, но почему-то решил прикинуться дурачком. Все-таки незнакомый человек, непонятно, что у него на уме, какие планы относительно меня он строит. А вдруг он не полицейский, а маньяк-садист? Какой-нибудь извращенец, желающий приласкать мой седалищный нерв… Я не знал кто он, и от этого мне становилось не по себе. Смотришь в мрак. Мрак смотрит в тебя.

– Ты о чем?

– Почему ты бросился под поезд несколько часов назад?

Я не знал, что ему ответить. Что не хотелось жить, или не хотелось жить той жизнью, которой жил? И внезапно я понял: это две совершенно разные вещи.

– У меня были на то свои причины… – Я хотел было добавить что-то еще в свое оправдание, но в последний момент передумал и задал встречный вопрос: – Зачем ты меня спас?

– Ты, наверное, хотел сказать, зачем я тебя вытащил? Вытащить мертвеца из петли – еще не значит спасти его. Я так поступил потому, что это мой долг, моя работа. Но даже если отбросить понятия службы и долга, я бы все равно это сделал. Как и любой другой, стоявший у тебя за спиной. Человеческий фактор, полагаю.

– Понятно. Не уверен, что я поступил бы также.

– Ты не был за спиной у самоубийцы, потому тебе сложно судить.

Он курил медленно, и я решил присоединиться к нему.

– Интересно, что за причины у тебя могут быть? Тебе двадцать есть? Как тебя, кстати, зовут?

– Домиан. Мне…

Я не успел закончить, у Марка зазвонил телефон. Он затушил недокуренную сигарету в пепельнице, внимательно посмотрел на меня, а затем ответил на звонок.

– Да… Хорошо… Скоро буду…

Он вскочил со стула в явной спешке и хотел было бежать, но вдруг остановился и повернулся ко мне.

– Мне пора. Работа… В холодильнике еда, пиво, бренди. Есть чай, кофе, блок сигарет. – Он показал на верх холодильника. – Можешь уйти, когда захочешь, только ключ в почтовый ящик положи. Если некуда идти, располагайся на диване, буду поздно ночью.

И он стремительно вышел из кухни.

Я по-прежнему курил сигарету, запивая теплым чаем. Через пару минут услышал, как входная дверь заскрипела, а затем захлопнулась. По всей видимости, я остался в квартире один.

Почему Марк, если он и вправду полицейский, оставил меня в своей квартире одного? Это неразумно, более того, это чертовски глупо.