В период, предшествующий созданию «больших наций», вопрос принадлежности к той или иной форме религии мог значить для человека намного больше, чем вопрос подданства государю, принадлежности к народности и гражданства какого-либо государства. Многие войны велись под флагом веры, а те, кого завоевывали и заставляли изменить веру, считались спасенными. Так война обретала высшую цель – спасение народов путем дарования истинной веры, спасения от язычества или от веры, которая казалась неправильной, неистинной. Примерно по такому сценарию развивались события и в Ингерманландии. С одной поправкой: жители, уже принявшие в большинстве своем православие, совершенно не хотели спасаться по лютеранскому обряду и готовы были нести многие тяготы, лишь бы не изменить своей вере. Согласно Столбовскому миру, жители этих мест должны были получить возможность отправлять свой религиозный обряд. Также по договору помещики и горожане имели право покинуть Приневский край, крестьяне же и священники приходских церквей должны были остаться прикрепленными к земле. И действительно, часть помещиков покинула свои земли, часть осталась. А вот с крестьянами – что ижорами, что карелами, что русскими – ситуация оказалась сложнее. Население края составляло на момент захвата не менее 20 000 человек. Но уже с конца 20-х годов XVI в. крестьяне начали массово бежать в Россию. Это было связано с целенаправленной политикой по насильственному обращению православных жителей в лютеранство. Край оказался под угрозой полного запустения. За период до 1649 г. население края уменьшилось примерно на треть. Переходу в Россию предшествовали неоднократные просьбы к шведскому королю разрешить принимать архиерея из России, который бы мог назначать (рукополагать) на месте священников. Губернатор Ингерманландии, опасаясь, что священники из России могут информировать московское правительство о событиях в крае и быть своеобразными «агентами влияния», подталкивающими паству к восстанию, предложил выбирать священников самим православным (что было неприемлемо) или рукополагать их в Киеве и Константинополе, что было вряд ли исполнимо. При этом шведскими властями всячески поощрялся своеобразный частичный переход – священникам предлагалось начать проповедовать Лютеров «Катехезис», который был издан на русском и финском языках. Также крестьяне, перешедшие в лютеранство, освобождались от подушной подати. Мало того, все жители края, говорящие по-фински (ижорски, карельски, на водском языке) были выведены из-под действия Столбовского мира. С точки зрения шведской короны, под него попадали только русские жители. Тех, кто отказывался принимать лютеранство, заставляли переходить в него силой. Это и вызвало массовое бегство. В 1649 г. впервые состоялись переговоры по проблеме беглых. Русское государство активно принимало переселенцев, расселяя их в Новгородском крае (Бежецкий верх), Тверском («Тверская Карелия»), да и просто по существовавшей границе со Швецией – за Лугой. Разрушенная Смутой земля требовала внимания, восстановления, и переселенцы были немалым подспорьем. Однако шведское правительство было крайне недовольно пустеющим краем и неудачей кампании по спасению язычников и греческих еретиков. В 1628 г. шведский король Густав II Адольф приказал казнить всех, кто попытается уйти в Россию. Были составлены списки сбежавших и представлены московской стороне. Русская делегация вынуждена была признать факт переселения. Была достигнута договоренность о выплате компенсации за сбежавших – 190 тысяч рублей. Также было дано обещание не принимать больше беглых и возвращать обратно. Однако и дальше эти обещания не мешали православным жителям нашего края переселяться в Россию. Вместе с сокращением православного населения исчезали в Ингерманландии и православные церкви: если в 1630 г. их было тридцать, то в 1656 г. осталось только семь. 1656–1658 гг. – важный перелом, ибо в это время в ходе военных действий Россия пыталась вернуть себе утерянные земли по берегу Финского залива.

Густав Горн (1592–1657)

Война 1656–1658 гг. началась для шведов неожиданно, и в первое время русские добились значительных успехов. Отряд воеводы Петра Потемкина вышел к Неве и захватил Ниеншанц. Ареной военных действий стал и район Дудергофа. Отряд Полтева, состоявший из 250 солдат и казаков, был направлен в соседний Ижорский погост, для того чтобы поддержать восставших православных крестьян. Они укрепились в деревянном острожке (небольшой крепости). На острожек напал Густав Горн с войсками и артиллерией. Петр Потемкин двинулся к Ижорскому погосту с большим войском, и шведы отступили к Дудергофу. Их преследовали 200 казаков, посланных Потемкиным. Однако исход войны решался в ходе боевых действий в Лифляндии, где в 1658 г. русские войска потерпели ряд неудач и были выведены из всех возвращенных территорий. Восстановился статус-кво по условиям Столбовского мира. Впрочем, шведский режим для православных жителей стал значительно более жестким.

Война и последовавшее за ней усиление гонений на православных привели к еще бо́льшему оттоку жителей края в Россию.

С. М. Соловьев приводит выдержку из грамоты царя Михаила Федоровича новгородскому воеводе по поводу перебежчиков: «А которые люди объявились по вашему сыску в нашей стороне, а в шведских росписях имен их нет, то вы этих людей сажайте за нами в дворцовых селах в волостях, которые от рубежей подальше, подмогу им и льготу давайте, как пригоже, смотря по них и по пашне, а близ рубежей жить им не велеть для того, чтоб про них в шведских городах не ведали и к вам не писали; сажайте их за нами волею и к нашей милости приучайте ласкою, подмогою и льготою, чтоб им за нами на пашнях садиться было охотно; а если их сажать в неволю, то они станут бегать назад и сказывать в шведских городах про других своих товарищей, пойдет ссора и утаить перебежчиков будет уже нельзя».

Исследователи примерно оценивают потери еще в семь тысяч человек^[12]. Если учесть, что еще семь тысяч покинуло ранее, то к концу войны край потерял до двух третей населения. На запустевшие территории началось массовое переселение крестьян из Финляндии и Швеции. Шведские помещики, получившие земли в Ингерманландии, переводили на них крестьян из других мест. Финны переселялись из Восточной Финляндии (савакот), окрестностей Выборга (эуремейсет). К середине века финское население достигло трети от общего числа жителей края. И ранее сложная и запутанная этническая ситуация, в которой русские, ижорские, водские деревни располагались чересполосно, еще более усложнилась. Многие исследователи совершенно не учитывали коренную смену населения в XVII в. Мало того, сами жители края – финны – со временем также стали называть себя «инкере». Граница между ижорским и финским народами быстро стиралась. Впоследствии оба народа подверглись и русской ассимиляции (уже в XVIII, XIX и XX вв.), причем до такой степени, что и сами затруднялись ответить точно о своем происхождении и принадлежности.

Но вернемся в XVII в. К концу столетия доля финского населения еще возросла и составила около 70 %. В Ореховецком уезде она достигала 90 %. С 1620-х гг. в Ингерманландии началось и церковное строительство. Край разделили на приходы. Первым возник приход в районе Копорья. Потом в Котлах. В 1624 г. открыли приход в Скворицах. К 1630 г. приходов было уже восемь. Ингерманландия считалась провинцией Лифляндского генерал-губернаторства вместе с Эстляндией, Лифляндией и Карельским перешейком. В 1642 г. она была выделена в отдельное генерал-губернаторство. С точки зрения религиозной иерархии территории считались частью Выборгской епархии. Первым ее епископом стал Олаус Элимаеус, за ним – Николай Магни Карелиус и Габриель Мелартопаеус. Впоследствии Ингерманландия была выделена как отдельная церковная провинция во главе со своим суперинтендентом (аналог епископа в лютеранской церкви, но не обязательно церковный служитель). Если идти дальше по ступеням административно-церковного деления, то Ингерманландию разделили на два пробства (административная единица в лютеранской и католической церкви, объединяющая несколько приходов): Ниенское и Новгородское. В Ниенское пробство входила вся Ореховская область, город Ниен, баронство Дудергоф с погостами. В Ниенском пробстве числилось девять погостов: Куйвас (Лембала и Волес), Карбосельский (Токсово и Валкисаари), Келтис, Спасский, Дудергоф, Славянка, Ингрис, Ярвисаари, Лоппис. Пробсты (старшие пасторы, подчиненные епископу) располагались в Ниене и Ивангороде. Главой церкви был генерал-губернатор Ингерманландии, которому оба пробства должны были докладывать о любых беспорядках на вверенной им территории. В 1643 г. для пропаганды лютеранства был издан кириллическим шрифтом финский катехизис. Его вводили во всех православных церквах.

Полицейско-просветительские функции лютеранских священников на новых территориях осуществлялись следующим образом: духовенство каждого прихода обязано было четыре раза в год бывать в погостах, посещать живущих там крестьян, испытывать, обучать как старых, так и молодых, наблюдать за их образом жизни и докладывать ежегодно суперинтенденту о состоянии дел в деревнях. Все, кто не посещал собрания для чтения, назначенные пастором, подвергались штрафу в рубль серебром^[13]. На всех живущих в погосте также распространялась обязанность строить церковь, а потом поддерживать ее в хорошем состоянии. Так в окрестностях Дудорова – Дудергофа первая деревянная лютеранская церковь была построена в деревне Новиккала, на территории современного Красного Села, а неподалеку на горе Мелкенмяки – часовня.

Следует отметить, что шведское правительство старалось всячески освоить захваченные территории. В дальнейшем, видимо, предполагалось, что край станет частью шведского государства, как стала до этого Финляндия. Поэтому, помимо переселения крестьян и насаждения своей веры, шведы планировали строительство в новом крае городов^[14]. Известно, что Густав II Адольф предполагал заложить в Ижорской земле город. В 1632 г. признан городом Ниеншанц. У Олеария есть упоминания и о существовании в баронстве Дудергофском основанного Юханом Шютте замка Иоханисдаль (Иоганнесталь). Юхан Шютте получил в 1622 г. 200 обжей (обжа – старинная земельная мера) земли из состава погоста. А через два года он получил все земли погоста, который был объявлен баронством и стал наследственно принадлежать фамилии Шютте.

Юхан Шютте – сподвижник и учитель Густава II Адольфа, шведского короля, основатель Тартуского университета и Ревельской гимназии, с 1629 по 1632 г. Шютте – генерал-губернатор Лифляндии, Ингерманландии и Карелии. Его называли одним из самых образованных шведов своего времени.

Юхан Шютте (1577–1645)

С. Б. Горбатенко, анализируя карты, сохранившиеся от шведского периода, указывает на существование трех зон заселения в это время в районе Дудергофа: первая – на месте современного Красного Села, где находились лютеранский приход, два кладбища, шанец (деревоземляная крепость). Остатки крепости (валы) сохранились и по сей день. Церковные земли на юг пересекала дорога в сторону Гатчины, а вторая – на Нарву – проходила у деревни Икола. На развилке этих дорог стоял кабак. От кирхи и пастората шла прямая дорога на Дудергоф через перегороженную дамбой речку Лигу. Дудергофская мыза представляла собой двор дудергофского управляющего (Дудерхофф, «Дудоровский двор»). Это был простой одноэтажный дом с обнесенным забором участком. Западнее на картах обозначено Дудергофское озеро. Дорога проходила вдоль него. Из двух родников, указанных на карте, один сохранился до сих пор, сохранился и пруд, который располагался к востоку от мызы. Таким образом, локализовать мызу не составляет никакого труда и сейчас. Впрочем, эта местность сейчас очень плотно застроена, и выявить какие-то следы мызы представляется очень затруднительным. С. Б. Горбатенко обратил внимание на один из домов в тех местах, где располагалась мыза, – он очень старой постройки, с архаичными деталями. Но поверить в такую удачу, как сохранение одной из построек мызы через все столетия, войны и беды, весьма трудно. Плотина на реке и мельница XVII в. были перестроены в веке XIX-м, а потом плотину перестраивали и в XX-м. На вершине горы, где в XIX в. располагался Швейцарский домик, в шведское время были «дудергофский горный хутор» и песчаный карьер^[15]. Упоминается в книгах и обозначена на картах усадьба Иоханисдаль, возможно, часть Дудергофского поселения.

Адам Олеарий оставил такое описание Дудергофа и Иоханисдаля: «31 мая, в 1 час пополудни, мы здесь простились, до вечера проехали 4 больших мили до Иоганнесталя, где благородный владелец Иоганн Скитте собрался строить город, и церковь уже по большей части была готова. Здесь имеется тройное эхо, или отзвук, которым мы, чрез нашего трубача, добрую часть ночи увеселялись, тем более что от большого количества комаров не могли заснуть. Здесь мы, из-за многих болотистых местностей, впервые имели сильнейшие неудобства и неприятности днем от больших мух и ос, накусавших большие волдыри на нас и наших лошадях, а ночью – от комаров, которых мы могли отгонять только дымом, неприятным для наших глаз и нашего сна».

Особо стоит рассказать о Кирхгофе. Третья возвышенность из числа входящих в группу Дудергофских находится на отдалении и имеет значительно более пологие склоны, удобные для сельскохозяйственного использования. Во второй половине XVII в., согласно шведским картам, там располагались деревня Мюлкамяки, кабачок и капелла.

Подведем итоги развития местности на протяжении раннего периода – до начала Северной войны. Наши исследования позволяют сделать осторожное предположение: специфика развития (компактность, географические особенности), наличие транспортных путей, административных центров с древности и до начала Северной войны, способствовали формированию плотной поселенческой структуры, которая в перспективе могла привести к появлению на месте Дудергофа городского центра, сравнимого с Ниеном. По сути своей система поселений вокруг Дудергофских высот уже была протогородским центром. Шведские власти (Шютте) имели планы на строительство здесь города, но Северная война и основание Петербурга в корне изменили ситуацию. На долгие годы Дудергоф и Красное Село стали дальними пригородами молодой столицы, имевшими чисто практическое промышленное значение.