I.1. Меланхолический херувимский крен

Часть неоантропов, обитавшая в лесах близ экватора, без особого труда освоила свою «родную» экологическую нишу, несколько потеснив здесь отдаленных «родственников» – обезьян. Тропический лес, наполненный не только плодами, промысловыми животными, но и опасностями, подстерегающими на каждом шагу, в течение столетий отшлифовывал темперамент людей, поселившихся в нем. Известно, что темперамент – это основа поведения, поведенческого рисунка человека, животного. В обстановке постоянного ожидания опасности, требующей чрезвычайной чувствительности, способности уловить малейшие подозрительные шорохи, запахи, востребовался в полной мере меланхолический – «обезьяний» – темперамент. Представители этого вида темперамента заняли доминирующее положение в группах племен, обживших лесные тропические биоценозы. Естественно, что не исчезли и холерики, сангвиники, флегматики, но их темперамент, посредством естественного отбора, давления сигнальной наследственности, оформившейся с течением времени в первобытную культуру, дал еще больший, в сравнении с существовавшим до грехопадения, крен в сторону меланхолического темперамента – темперамента «обезьяны»: «Темпераменты имеют для всего того, что называется индивидуальностью, или личностью, для отличия одного человека от другого, гораздо большее значение, чем все структурные различия в душевных аппаратах»¹².

Не осталось без изменения и тело людей из «обезьяньих» племен, поскольку «темпераменты составляют ту часть психического, которая… стоит в корреляции со строением тела»¹³. Легкие, прыгучие, чрезвычайно подвижные, в любую секунду готовые задать стрекача или застыть, «окаменеть», но и в то же время очень смелые, бойкие, задиристые в группе, когда отражают натиск врагов, – таков психологический облик людей-«обезьян» – «животного, имевшего лице как человек». Единственное животное, имеющее похожее на человеческое «лицо» – обезьяна.

Здесь не может быть и речи о трусости, малодушии людей племени «обезьяны», поскольку это «форма адаптации вида Нomo Sapiens в биоценозе своего ландшафта, причем не столько в структуре, сколько в поведении»¹⁴. Одним словом, если бы не было меланхолического крена в темпераменте людей, заселивших тропические леса, соответствующей корреляции тела, что закрепилось в их генотипе, то информацию сигнальной наследственности – традиции, обряды, обычаи – некому было бы передавать: после грехопадения Адама тропический лес поглотил бы неоантропа без остатка. Правда, справедливости ради, надо особо подчеркнуть, что у человека, в отличие от животных, сигнальная наследственность давила на естественный отбор, значительно ускоряя его.

Само собой разумеется, что такое положение человека-«обезьяны» в экологической нише не могло пройти незаметно мимо его сознания: обезьяна, ставшая после грехопадения Адама по существу естественным «учебником» от Бога для Херувима, обитавшего в экваториальных лесах, стала почитаться как тотем, как «брат», что нашло позднее отражение в мифологии, в религии. Так, мифология народов Южной и Восточной Азии фиксирует особое почитание обезьяны: «Хануман – в индийской мифологии божественная обезьяна… <…> Культ Ханумана… один из самых популярных в современном индуизме. Хануман чтится как наставник в науках и покровитель деревенской жизни. <…> Из Индии культ Ханумана (и культ обезьян вообще) распространился на всю Восточную Азию вплоть до Китая»¹⁵. Нет сомнения в том, что аналогичные следы тотемических воззрений существуют в мифах народов, населяющих африканские тропические леса.

I.2. Холерический херувимский крен

По иному, после грехопадения Адама, складывалась судьба людей «шестого дня», занимавших биоценозы тропических степей, каковыми были, согласно данным исторической географии, когда-то районы Сахары, Аравийского полуострова. Относительный недостаток растительной пищи в этих местах сполна компенсировался избытком мясной: огромное количество стад разнообразных копытных паслось на этих равнинах. Основным хищником биоценозов тропических степных равнин издавна является лев. Именно его «попросил потесниться» в экологической нише, после грехопадения Адама, неоантроп, чему помогло копье: подкрадываясь в высокой траве близко к промысловому животному, группа из четырех-пяти человек охотников, выбрав удачный момент, неожиданно поднималась и совершала «прыжок льва» – ударяя с расстояния десятка шагов «копьистой пятерней» условленное животное. Частенько организовывалась и загонная охота, чему херувимского человека «обучали» львы, охотившиеся и группами: в этом случае отдельным «львом» становилась группа охотников из 3-5 человек.

Прошли столетия, прежде чем неоантроп в биоценозах тропических степей укоренился в экологической нише рядом со львом – на планете Земля появилось новое «животное», «подобное льву». Отталкиваясь от того остова, что сформировался до грехопадения Адама, и под действием естественного отбора, направляемого и ускоряемого традициями, обрядами, обычаями, у людей, «прописавшихся» в нише льва, продолжал закрепляться в генотипе крен в сторону «львиного», то есть холерического, темперамента: «Вплоть до 17 в. распространены… изображения льва в качестве атрибута гордыни, гнева, холерического темперамента…»¹⁶. Спокойный, выдержанный, пока сытый, человек-«лев» через определенный цикл, связанный с усвоением пищи, взрывается: его энергия бьет фонтаном, все органы чувств работают в интенсивном режиме, его мускулы готовы «вцепиться» в добычу яростным ударом копья. В этот момент он не укротим. Неудача не может остановить его, он вновь и вновь, пока не достигнет успеха, будет делать попытки добыть пищу. Когда же цель достигнута, херувимский человек-«лев» приходит в состояние спокойствия и невозмутимости – наступает цикл подготовки к следующему «прыжку».

Естественно, не могли не возникнуть и некоторые особенности в строении тел людей-«львов»: они отличаются высоким ростом, мускулистым торсом, длинными прыгучими ногами – словом, атлетическим телосложением. Традиции, обряды, обычаи племен-«львов» закрепляли в первую очередь те стороны культуры, социальной жизни, которые позволяли сохранить и упрочить холерический крен в темпераментах, ибо от этого зависела жизнь людей-«львов». Само собой разумеется, что в «львином» племени продолжали рождаться и жить люди с темпераментами сангвиников, флегматиков, меланхоликов, но у всех у них имело место генетически закрепленное смещение в темпераментах в «львиную», то есть холерическую сторону.

Древнейшие тотемические верования возникли не на пустом месте: вжившись, после грехопадения Адама, в биоценоз, человек-«лев» вдруг осознал, что он занимает со львом одну ступеньку в экологической нише, что лев стал ему «коллегой» по экологической «профессии», «братом» не по родству, а по жизни. Но и в то же время человеческое сознание сохраняло память о том, что человек пришел ко льву, что лев первым занял эту нишу, что он принял, пустил, «позволил» стать «братом» человеку. А отсюда благоговение, которое испытывал человек к своему тотему, ставшему, после грехопадения Адама, Божьим «учебником» для него. Память о племенах-«львах», о льве-тотеме зафиксирована в фольклоре, сказаниях, мифах народов Северной Африки, Аравийского полуострова, Иранского нагорья и территорий, прилегающих к ним: «Мифологические существа с головой льва и телом человека характерны для обширного ареала к югу от Египта [бог Апедемак в мифологии Куша (Древняя Нубия)] и в Передней Азии до ее северных районов…»¹⁷.

I.3. Сангвинический херувимский крен

Но не только на равнинах, в тропических лесах живет «человек шестого дня». Значительная часть неоантропов адаптировалась к жизни в более суровых, чем тропики, условиях – в горах Европы, Азии, Северной Америки. Здесь сыграла свою роль высотная зональность. В зоне горных степей, лугов, альпийских лугов основным хищником является волк. Именно его теснили неоантропы, обживавшие эти биогеоценозы после грехопадения Адама. Относительное низкотравье лугов, степей затрудняет скрытное приближение к добыче. А потому люди, «братавшиеся» с волками, чаще всего охотились «стаей» – группой из 8-12 человек, в которой выделялись загонщики и охотники, сидевшие в засаде. Когда промысловое животное приближалось на расстояние броска копья, люди, находящиеся в засаде (чаще всего два-три человека) наносили удары в «прыжке» «клыками» – копьями.

Через столетия у людей племен-«волков» в темпераментах произошло окончательное закрепление крена в «волчью», то есть в сангвиническую сторону. Открытое пространство, длительные пробеги в поисках пищи, «стайная» охота – все это потребовало соответствующей перестройки «химизма крови», то есть природы темперамента, выразившейся внешне в умении ладить в «стае», скоро ориентироваться на местности, в способности прилагать большие усилия, настойчивость при преследовании добычи, но и, в то же время, довольно быстро «гасить» выход энергетического заряда в случае, если попытка не удалась, молниеносно переключаясь на поиск нового варианта охоты.

И здесь сигнальная наследственность направляла и ускоряла процесс естественного отбора, закрепления генотипических изменений. Естественно, и тело стало несколько иным. Человек-«волк» внешне несколько похож на человека-«обезьяну»: среднего роста, поджарый, стройный, но чуть с более длинными ногами – этакий прирожденный стайер. Подобным образом шло шлифование темпераментов людей-«волков» в биоценозах степей Причерноморья, Прикаспия, Западной и Центральной Азии, Северной Америки, где «волчьи» племена стали кочевать со стадами копытных.

Довольно скоро, после грехопадения Адама, люди-«волки» осознали свое экологическое родство с «братом»-волком, что дало начало тотемическим верованиям. Но одной характерной особенностью тотемических верований является табу (запрет) на произношение имени тотема. И если у холерических – «львиных» – племен этот запрет был рано нарушен из-за их неукротимого темперамента, то у более сдержанных племен-«волков» он держался довольно долго. На вопрос об имени тотема человек-«волк» мог с чистой совестью, не боясь «нанести вред тотему», ответить, что он «подобен орлу летящему»: орел – это «брат» волка по экологической нише, потому как у волка-одиночки и орла один объект охоты: мелкие копытные, зайцы, грызуны и т. д. И «волчьи» племена предстали перед миром Херувимом, «подобным орлу летящему».

Поскольку горные системы с лугами, степи существуют во многих регионах мира (за исключением тропиков), постольку люди-«волки», «подобные орлу летящему», появились в соответствующих биоценозах, вплоть до экосистем полярной степи – тундры, что и зафиксировала мифология различных народов мира: «В мифологических представлениях многих народов Евразии и Северной Америки образ волка был преимущественно связан с культом предводителя боевой дружины (или бога войны) и родоначальника племени. Общим для многих мифологий Северо-западной и Центральной Евразии является сюжет о воспитании родоначальника племени… волчицей… Тотемические истоки подобных мифов особенно отчетливы в типологически сходном предании рода кагвантанов у североамериканского индейского племени тлинкитов. <…> В качестве бога войны волк выступал, в частности, в индоевропейских мифологических традициях, что отразилось в той роли, которая отводилась волку в культе Марса в Риме и в представлении о двух волках, сопровождавших германского бога войны Одина в качестве его «псов»… Соответственно и сами воины или члены племени именовались волками (в хеттской, иранской, греческой, германской и других индоевропейских традициях)»¹⁸. Обратимся теперь к последнему «животному», «подобному тельцу».

I.4. Флегматический херувимский крен

Не только естественными пастбищами – степными, луговыми ландшафтами – богаты горы: редкие горные системы не имеют лесов. «Хозяином» горных лесов умеренного пояса во все времена был медведь. Именно его стали теснить в этих экосистемах неоантропы. Известно, что медведь всеяден: он не брезгует плодами, ягодами, поедает мелких животных, ловит рыбу, охотится на крупный рогатый скот, любит мед…

После столетий экологического «братания» неоантропа с медведем в некоторых горных системах мира появились племена людей-«медведей»: неторопливый, основательный, инертный увалень, человек-«медведь» в какой-то момент, не связанный с определенным циклом, взрывается – это производит ощущение бешеного потока воды из прорванной плотины. Этот дикий выход энергии необыкновенным образом преображает «медведя»: движения становятся энергичными, быстрыми, ловкими, решения принимаются с молниеносной быстротой – типичная ситуация аврала. Именно в момент близкого «прорыва плотины» у «медведей» появлялось непреодолимое желание «уложить» кого-нибудь из крупного рогатого скота: маскируясь за стволами деревьев, на деревьях, за камнями, люди-«медведи» терпеливо поджидали появление крупного рогатого, когда же он подходил на наиболее благоприятное для поражения расстояние, эта группа из 3-5 охотников набегала на животное, раздирая его «когтями»-копьями.