Глава 11

– Тень на левой раковине! – голос сигнальщика резанул по ушам лейтенанта Вурма, который с недавнего времени являлся командиром «Буйного». Коломейцев ушел командовать «Светланой», и вообще из прежних командиров эсминцев только Дурново и Рихтер остались на мостиках своих кораблей, но получили чины капитанов второго ранга и стали начальниками отрядов.

Это был первый поход Николая Васильевича в качестве командира корабля. И поход на редкость неудачный. Четыре русских миноносца были отправлены навести шороху в окрестностях Сангарского пролива, но особыми успехами похвастать не могли. Мало того – еще и напоролись по дороге на пассажирский пароход. Топить его было нельзя, а заставить молчать – тоже. К гадалке не ходи – Того уже в курсе, что у побережья Хоккайдо шляются русские миноносцы.

И Вурм мысленно материл командира отряда Рихтера уже на протяжении двенадцати часов. Нужно было возвращаться несолоно хлебавши. Но нужно! Неужели непонятно, что ничего достойного внимания здесь уже не поймать?

Но приказ есть приказ. «Быстрый», «Блестящий», «Безупречный» и «Буйный» послушно резали волны в поисках добычи. И вот вроде нашли… Охотника.

…Эсминцы типа «Асакадзе» не успели к Цусимскому сражению, но вот к августу четверо из них «поспели». А ведь на тот момент они были, пожалуй, сильнейшими миноносцами мира. Во всяком случае, при бое именно между миноносцами. Японцам пришла в голову при их строительстве простая, как перпендикуляр, мысль: бой между эсминцами ведется на малых дистанциях, поэтому дальнобойность пушек вторична – главное вес снарядов. И на этих новых «истребителях истребителей» стояло целых шесть трехдюймовых пушек. Пусть четыре из них и были короткоствольными. (Напомню читателю, что у русских эсминцев было ОДНО трехдюймовое орудие и несколько несерьезных сорокасемимиллиметровых.)

Капитан первого ранга Фудзимото получил приказ выйти со своим отрядом на перехват русских истребителей, и тут же, в течение часа, его новейшие «убийцы миноносцев» стартовали из Хакодате, чтобы отыскать и покарать дерзких.

Восходящее солнце рассеивало туман, и силуэты русских миноносцев становились отчетливо видны ищущим их. На японских «асакадзах» дружно прокричали «Банзай!», и противники пошли на сближение.

На русских кораблях тоже взлетели до места боевые флаги, тоже прооралось «Ура!» и комендоры стали хищно зацапывать прицелами силуэты врагов.

Началось! По бортам японских истребителей пробежали вспышки выстрелов и первые жестокие «приветы» понеслись к русским кораблям, чтобы посеять смерть. Ответный огонь не заставил себя ждать. Часто-часто затявкали сорокасемимиллиметровые пушки и чуть реже бахали трехдюймовки.

– Ниче! – почти весело подал голос рулевой. – Драка честная – баш на баш. Набьем морду узкоглазым!

– А ну не отвлекайся! – резко одернул говорливого матроса командир.

«Да уж! Честная! Если вымпелы считать, то конечно, – пронеслось в голове лейтенанта, – а вот то, что любой „японец“ нас вдвое по весу залпа превосходит… Что за черт?»

Все японские снаряды давали всплески одинаковой высоты. Бил один калибр. Причем крупный (для миноносцев крупный, естественно). Несколько минут японцы нащупывали дистанцию, а потом началось…

Под огнем в первую очередь оказались именно два последних в строю корабля русских, причем если по «Безупречному» бил только головной «Камикадзе», то концевой «Буйный» обстреливали сразу три эсминца противника. Он, казалось, исчез за лесом разрывов – миноносец некоторое время спасало только то, что с точностью повторилась ситуация с завязкой Цусимского сражения, когда начавшие все вместе без команды стрелять по «Микасе» корабли не могли отличить свои всплески от чужих и нормально корректировать стрельбу. Здесь же японские моряки сполна ощутили причину, почему конструкторы всех флотов того времени избегали ставить на корабли разные орудия близких калибров – для «длинных» и «коротких» пушек требовались разные данные стрельбы, и длительности полета снарядов тоже были разными. В результате три японских истребителя не могли различить «свои» всплески от обоих типов орудий на фоне таких же от двух других миноносцев – все всплески были абсолютно одинаковыми и часто повторяющиеся залпы слились в одно кипение вокруг концевого русского миноносца… Но все-таки досталось ему здорово: практически первым же попаданием была уничтожена кормовая пушка вместе со всем расчетом, затем взрывом сбило антенны, но это не фатально, еще один снаряд, не разорвавшись, прошил третью трубу. И ведь это был только «дебют» боя. Японцы настигали, и эффективность их огня возрастала.

«Быстрый» пока не обстреливался, и командир отряда так еще и не понял, на какого противника они нарвались. Рихтер продолжал уверенно держать подчиненные ему миноносцы на прежнем курсе, приказав, правда, склониться в сторону противника и изобразить нечто вроде «кроссинг Т» их головному. Небезуспешно. «Камикадзе» получил несколько попаданий, свалилась его фок-мачта, и на баке разгорался пожар. Однако при этом с «Быстрого» открылся и вид на «Буйный», на котором с неприятной регулярностью вспухали облака разрывов.

Кстати, русские сорокасемимиллиметровки первое время даже были предпочтительней: наводить эти легкие пушки было быстрее и удобнее простым нажимом плеча. А трехдюймовые орудия приходилось «перемещать» и по горизонту, и в вертикальной плоскости вращением рукоятей. За массу снаряда нужно платить массой орудийной установки, а значит, и скоростью ее наведения на цель. А в бою скоростных кораблей, каковыми являются миноносцы, скорость стрельбы решала очень многое. И град мелких снарядов зачастую был более эффективным, чем редко прилетающие крупные.

Пожаров на сражающихся кораблях почти не было – нечему гореть. Эсминцы являлись практически цельнометаллическими изделиями. По инструкции из дерева разрешалось изготовить только сиденья на унитазах в гальюнах (на то время только там древесина была незаменимым материалом). Ну, разве еще ящики для снарядов делались из дерева. Гореть, повторюсь, на русских миноносцах было практически нечему. Но это не делало летящую в «Буйный» смерть менее жадной. Визжащие осколки снарядов собирали свою кровавую жатву.

Боя без крови не бывает, но было до слез, слез ярости, обидно наблюдать, как твой корабль чуть ли не безнаказанно исколачивает противник. Да еще и невезение внесло свою лепту: один из снарядов разбил вторую рулевую машину, а другой расковырял борт так, что оказался затопленным патронный погреб баковой трехдюймовки. Матросы по собственной инициативе начали нырять туда за боеприпасами. Пушка продолжала стрелять, но темп огня заметно снизился. Еще бы! Пройди за каждым патроном по грудь в воде, нырни, найди на ощупь этот самый патрон, который весит несколько килограммов, выберись с ним, отдышись, и снова… А помещеньице-то не очень просторное, а люди и на других постах сейчас нужны до зарезу…

В общем, изредка бабахала носовая. И попадала тоже не очень часто.

Унесли уже троих наводчиков, двоих, хоть они еще и не умерли, можно было смело вычеркивать из числа живых. С такими ранами на этом свете долго не задерживаются: у одного оторвана рука у самого плеча, а у второго был разворочен весь низ живота.

К пушке встал наводчик одной из разбитых сорокасемимиллиметровок, матрос Костряков. Орудие непривычное, но в данном случае можно было поверить в японскую «Такуга-дзен»: просто доверься своим чувствам (карме, интуиции и тому подобному), наведи пушку и стреляй…

Три выстрела – три попадания в «Камикадзе».

Японский миноносец, вдобавок ко всему прочему, сильно запарил, выкатился из строя и сбросил ход почти до нуля.

«Быстрый» с остальными пытались увести преследователей от измученного «Буйного», но японцы не клюнули на эту уловку: на такой дистанции им было вполне достаточно подключить пушки ранее нестреляющего борта, чтобы наносить кораблям Рихтера вполне сравнимые повреждения, а «дожевать» отставший русский миноносец очень хотелось. Потопленный в бою боевой корабль противника – это дорогого стоило!

И шквал огня по «Буйному» не утихал. Палубную команду уже выкосило практически наполовину, разбило вдрызг первый минный аппарат (чудо, что не взорвалась мина, приготовленная к выстрелу), кроме редких выстрелов баковой, огрызалась еще только одна мелкая пушка правого борта.

– Ну сколько еще нас нужно бить, чтобы адмиралы научились не только делать выводы, но и принимать соответствующие меры? – чертыхался Вурм, зажимая порванное осколком ухо. – Ведь по результатам Цусимы было ясно, что в корме тоже нужно ставить семидесятипятимиллиметровую пушку! Даже раньше! Еще в Артуре. И ведь ставили: «Сильный» и «Статный» уже ходили там с двумя трехдюймовками. А ведь те миноносцы почти на треть меньше наших.

И не было бы сейчас этого избиения. Эх-х!..

Крен на правый борт медленно, но неуклонно нарастал, и было понятно, что «Буйный» свое отплавал. Нужно было спасать экипаж.

Положение корабля видели и японцы, поэтому, когда замолкла и баковая пушка русского миноносца, пошли на сближение, стреляя только из орудий левого борта, развернув носовые и кормовые пушки в сторону оставшихся истребителей Рихтера и наглухо парируя их попытки прийти на выручку собрату.

Японцам была очень нужна и важна эта победа в самой первой операции после сорвавшихся переговоров. Желательно было еще и не упустить остальные русские миноносцы, но, как минимум, добить подранка. Вызвали еще один отряд контрминоносцев, но подход этой четверки ожидался не ранее чем через полчаса и это только в данную точку. Значит, пока нужно задержать здесь уцелевших русских как можно дольше, тогда конец им всем…

Однако Рихтер, видя безнадежное положение «Буйного», дал приказ остальным отходить на север. Было очень вероятно, что под своим берегом противник скоро получит подкрепления. Радиостанция «Быстрого» затрещала на весь эфир попытками связаться с группой «Олега». Их услышали, но в ближайшее время помощи ожидать не приходилось.

– Уходят… Бог им судья, – командир «Буйного» с тоской смотрел на удаляющиеся дымы отряда. Теперь самым благоприятным исходом для его экипажа был плен.

«Камикадзе» все-таки дал небольшой ход и стал осторожно приближаться к тонущему русскому миноносцу. Не наглея. Японцы понимали, что хоть пушки и молчат, но насчет минных аппаратов уверены не были. Хоть «Буйный» имел уже значительный крен и был готов перевернуться, кто его знает… Вдруг шарахнут миной и тогда победа превратится практически в поражение.

– Всем спасаться по способности! – лейтенант Вурм прокричал свою последнюю команду. Последнюю… И выход в море в качестве командира корабля оказался первым и последним. И теперь уже возможно навсегда…

Шлюпка была, естественно, искорежена осколками, и команда посыпалась в воду, хватая все то, что имело длительную положительную плавучесть. А это были практически только койки. Ни спасательных кругов, ни тем более жилетов в то время еще не применяли. Изделий из древесины, как уже упоминалось, на русских миноносцах тоже не было. Оставалась только парусиновая, туго скрученная койка, которая могла держать человека на поверхности около получаса, пока не пропитается водой насквозь и не потеряет свою плавучесть.