Согласившись убрать академика, он не испытывал особого страха. Ему показали, как управляться со «слепнем». Это оказалось очень просто. Провели две тренировки в Подмосковье. На территории старого, заброшенного завода под Воскресенском Дивовский с удовольствием расстрелял пару брошенных «двадцать пятых» «ВАЗов». Потом пострелял из ПП-110/113 [3] по банкам и наклеенным на стену бумажным мишеням. Он чувствовал себя американским спецназовцем. Дивовского заверили, что сразу после акции вывезут в Штаты, где он будет работать по своей специальности – главой финансового подразделения крупной строительной компании. К тому же, уверяли его, он будет действовать по давно отработанной схеме, до него это делали многие, и вообще в Москве в ближайшее время будет не до убийства академиков.

Не то чтобы он мечтал убить именно академика Скворцова, но он ненавидел, как он называл их, этих «педриотов», с их солдафонскими рожами. Скворцова же он вообще представлял таким скрюченным маньяком-профессором с прической, как у Эйнштейна, с безумными глазами, ковыряющимся с колбочками и сосудами и выращивающим мутантов и «педриотических» солдат-клонов. Палец так и тянулся к воображаемому курку. Ну ничего, скоро всей этой «кровавой ГЭБне» хана.

В сгущающихся сумерках Дивовский, наконец, отыскал вторую от фигуры каменного тролля скамейку и, усевшись на нее, бережно, как младенца, пристроил правую руку на коленях. Когда уже совсем стемнело, еле шурша гаревым покрытием дорожки, медленно подкатил большой черный внедорожник. Тонированные стекла на передней и задней дверцах опустились одновременно.

– Олег? Дивовский? – Обладатель знакомого голоса посветил фонариком.

– Да, – Дивовский подался вперед. Несколько едва слышных хлопков, и «Мерседес» поплыл по аллее, оставляя позади несостоявшегося нью-йоркского топ-менеджера, пришитого к скамейке стежками калибра 5,45.

4.09.2026 г. Москва. Ул. Делегатская, д. 11

Его разбудил противный писк будильника, стоявшего рядом на тумбочке. Вытянув затекшие ноги, Скворцов отключил «гада». На экранчике светились зеленые 6.00. Ниже помельче 04.09.2026.

Ничего себе, он проспал больше суток! Значительно больше. Хозяев не было. Академика с новой силой захлестнули переживания позавчерашнего дня: «…подрывы, убийства, похищения…», «…сбит беспилотный летательный аппарат…», «…садануть по любому объекту…». Только теперь в его не замутненной обезболивающим голове стала складываться мозаика событий последних месяцев. Пропавшая на Памире московская группа альпинистов, в которой были трое сотрудников его отдела. Сгоревший в «Тойоте», найденной на Егорьевском шоссе под Гжелью, начальник его лаборатории. Причем на второй день следствия у местного РОВД это дело перехватили фээсбэшники. Погребенные вместе со своими семьями под плитами взорвавшегося, якобы от газа, дома еще семеро его сотрудников. Паранойя? Раньше – может быть, да. Теперь – нет.

Скворцов курил, нервно вышагивая по комнате. Что же ему делать? Его сейчас ищут и вся московская милиция – как киллера с метро «Сокол», и неизвестные убийцы – хозяева BMW.

Так. Берем себя в руки. Сначала закрыть дверь и сдвинуть занавески на окнах. Теперь поесть – желудок болит.

Скворцов нашел пельмени, и пока они варились, успел принять душ и переодеться в Мишин спортивный костюм. Что теперь? Бежать? Скрыться? Куда? Может, все-таки пойти в ФСБ, на Лубянку? Да, наверное. Автомат. Что с ним?

Он осторожно взял руки оружие. Отсоединив магазин, взвесил его на ладони. Тяжелый. Наверное, полный.

Скворцов в армии не служил и в оружии не разбирался.

– Да. По улице с этим не погуляешь, – он положил автомат под кровать, предварительно завернув его в свитер.

Как добраться до Лубянки? В метро лучше не соваться. На такси? Может гаишник остановить. Фоторобот небось уже готов. Ну что же, пойдем пешком.

Скворцов включил компьютер, чтобы загрузить карту Москвы из Интернета. На экране появилось сообщение о голосовой почте. Он щелкнул мышкой.

– Миша, уходи. Беги, Миша. Я не успею… Меня пытались убить… Я знаю, почему… Как всех наших… Уходи… Они ломятся… Они придут и к тебе…

Скворцов узнал голос своего заместителя, Павла Андреевича Скоробогатова.

Успел Михаил или нет? Вряд ли. Сообщение не «прочитано». А телефон?

Он поднял трубку. Тишина.

Значит, телефонный шнур они перерезали, а «выделенку» – нет. Ему нужно скорее уходить отсюда. Скворцов распечатал фрагмент карты, взял куртку и вышел из квартиры.

Сбежав по лестнице, предварительно выглянув из подъезда, он быстрым шагом скрылся за углом, не заметив бесшумно подкатившего черного внедорожника «Мерседес», из которого, взаимно не заметив академика, вышли двое и направились ко входной двери.

– Ушел, гад. Говорил же тебе, оставь кого-нибудь здесь.

– А кого? У меня все люди заняты. Самому, что ли?

– Да хоть бы и самому. Этот долбаный академик уже третий раз соскакивает. Живчик, блин.

– Да уж. Этот Дивовский тоже хорош. Ничего вам, русским, доверить нельзя.

– Да ладно. Ты-то из «Президента» академика тоже упустил. – Коротко стриженный качок повернулся к окну.

– Да. Я плохой, – «ироничный» достал из кармана новенькую «беретту» Рх4 Storm с глушителем, – но об этом никто не узнает.

Грузное тело «критика» мешком осело на пол.

– Пораскинь мозгами, – «шутник» засунул пистолет обратно. И уже самому себе: – Мне еще пенсию по выслуге от департамента получать. А какая тут пенсия с вами – такими уродами?

Виктор Борисович Соколов, а иначе Сокол или Говард Макферсон – майор ЦРУ, работал в России уже семь лет, и в его планы не входило оставаться здесь навсегда. К тому же он подозревал, что жить здесь скоро будет ох как некомфортно. Собственно говоря, затем он и здесь. Но где же этот неуловимый академик? Его внимание привлек едва слышный шум компьютера. Потревоженный курсором «мышки» экран, загоревшись, высветил фрагмент карты ЦАО Москвы.

– На Лубянку побежал. Да совковая закваска еще. Ну что ж, поиграем в кошки-мышки. – Сокол выдрал шнур из розетки и, выстрелив три раза в системный блок, вышел из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. Минута-другая – и «Мерседес», стирая покрышки, сорвался с места.

«Он должен пойти по Делегатской на Самотечную. Перехвачу его где-то на Цветном бульваре».

«Мерс», заложив вираж, выехал на Самотечную, оставив позади две «вдувшиеся» друг в друга легковушки и перевернувшийся автобус. И это прямо у Центрального управления ГАИ!

Сокол ухмыльнулся. Миновав мост и въехав на Цветной, внедорожник сбавил скорость. Соколов всматривался в бесконечную череду лиц пешеходов.

Только бы опять не ускользнул неуловимый Джо.

Он достал «беретту» и положил ее рядом на сиденье.

А вот и он, голубчик. Идет мимо памятника Никулину у цирка. Торопимся?

Сокол, опустив тонированное стекло, взял пистолет.

– Сейчас определим тебя к остальным. – Он прицелился, улучив момент, когда около академика не оказалось народа. И в этот самый момент завыла сирена гражданской обороны. Сокол на мгновение опешил. Вокруг все сразу изменилось. Какие-то люди застыли как вкопанные, открыв рот, какие-то рванулись в разные стороны. Один старик, попятившись, угодил под колеса микроавтобуса Volvo. Водитель, резко вывернув руль, ударил «Мерседес» сзади. От удара у стрелка дрогнула рука. Хлопок – и пуля высекла фонтанчик искр из радиатора бронзового никулинского автомобиля и вгрызлась в асфальт.

– Да чтоб тебя. – Он прицелился снова. Академик, тем временем сбитый кем-то с ног, поднялся и побежал. Сокол выстрелил ему вслед три раза. Результат – два пулевых отверстия в рекламном стенде и одно в спине у какого-то музыканта, так и упавшего, не выпуская своего инструмента из рук.

4.09.2026 г. Москва, Шоссе Энтузиастов, д. 26

Мобильник-будильник как всегда заиграл свою гнусную мелодию. Катя, зевнув, нажала его «красную кнопку». Вставать не хотелось. Но самолет не электричка, которая шумит под окном, набирая ход от станции «Новая», на следующий не сядешь. Потянувшись, она встала с кровати, набрала в чайник воды из-под крана и отправилась в ванную чистить зубы. Дурацкая щетка с моторчиком хоть и приятно-полезно массировала десны, стоило ее не успеть выключить, вынув изо рта, тут же забрызгивала все вокруг.

– Ну что? Будешь опять полтора часа накрашиваться-начесываться? Копуша. – Елена Сергеевна вошла в ванную. – У нас времени в обрез.

Щелкнул чайник. Катя быстро сделала бутерброды, налила кофе.

– Эх, как же теперь наша псина? – вздохнула Елена Сергеевна.

– Ничего, Сергей присмотрит.

– Да нужен он ему.

– Да ладно. Чего ему, пары сосисок жалко, что ли?

– Я по Боссу буду скучать.

– Я тоже.

Пес появился у них на даче два года назад. «Кавказец», примерно полутора лет, пришел, вернее, приковылял откуда-то из лесу с перебитой лапой. Они и привязались к нему, пока лечили. Босс мотался по всем дачам, но ночевать все время приходил к ним. Зимой он обитал у сторожа, но Елена Сергеевна почти каждую неделю ездила подкармливать пса.

В семье Волоховых вообще любили животных. Еще до того, как на даче поселился Босс, Катя хотела завести ирландского терьера – симпатичное маленькое создание.

– Купим девочку, я буду ей бантики завязывать, – она показывала Косте фотки из Интернета. – Она в лоток будет ходить, и гулять не надо.

Костя был категорически против. Говорил:

– Одно-два домашних животных – друзья-товарищи, три – уже стая.

Познакомились они с Костей одиннадцать лет назад на дне рождении у подруги. Кате сразу понравился крепкий, хорошо сложенный парень невысокого роста, который пытался что-то напевать, мучая расстроенную гитару.

– Давайте я вам ее настрою, – предложила она.

– А вы умеете?

– А я «еще и на машинке вышивать могу». – Они рассмеялись.

– Ну, настраивайте, товарищ Матроскин, – он протянул гитару.

Самое интересное, что к гитаре он с тех пор так и не притронулся. Да и она, в течение одиннадцати лет, все обещала «как-нибудь» сыграть ему на пианино, пылящемся в углу.

Весело замурлыкал очередной хит мобильника.

– Долго не болтай, некогда, – крикнула вслед летящей по коридору Кате Елена Сергеевна.

– Катя, слушай внимательно, – это был Костя. – Сейчас же берите мамины запасы – сколько унесете, и больше ничего, слышишь? Это очень серьезно, – уже кричал он.

– Но…

– Это война, Катя. У вас пятнадцать минут. Берите, что я сказал, и еще теплые вещи, и бегите в метро, обязательно под мостом, – и уже каким-то изменившимся тоном: – Я очень люблю тебя. Я тебя обязательно найду.

Эта последняя фраза. Вернее то, каким тоном он ее сказал… Она поняла – это все серьезно.

Покидав рис, гречку, муку, консервы из запасов, которые хранила Елена Сергеевна («все дорожает») и над которыми все время смеялась Катя, она вывалила в сумку с уже приготовленными в дорогу теплыми вещами все лекарства, что были в коробке-аптечке. Через семь минут они уже выходили из-под арки дома номер двадцать шесть по шоссе Энтузиастов.

На улице все было как обычно – народ деловито спешил на работу. Поток пассажиров только что прибывшей электрички, огибая дом, разделялся на два ручейка. Первый из них исчезал в длиннющем лабиринте перехода к метро, у книжного магазина, второй нырял в переход за мостом, напротив Калининского парка, сразу исчезая за стеклянными дверьми. Катя с мамой поспешили туда. Стайка студентов МЭИ дурачилась, лупя друг друга по голове свернутыми в трубочки ватманами. Старичок со старушкой ждали на остановке пятьдесят первый автобус, идущий мимо Лефортовского рынка, в сторону поликлиники.

– Ну, мы как дуры премся тут с мешками. Да еще пуховик и пальто напялили. И это в августе месяце! – Они прошли под мостом.

– Я его убью. – Катя бросила сумку на асфальт, и, будто обидевшись за мужа, заревела сирена гражданской обороны.

4.09.2026 г. Москва.

В районе станции метро «Авиамоторная»

– Бежим к киоску, – Андрей потянул Витьку за рукав.

– Да. Думаешь – самый хитрый? – вырвался тот. – Там пройти нельзя, иначе все бы туда ломились. Бежим к метро.

– Далеко, не успеем, – Андрей махнул рукой, глядя вслед удаляющемуся другу.

Выбегая из дома, он уже держал в голове вариант с венткиоском с крупно намалеванными на дверце буквами «ВВ» и поэтому прихватил подвернувшийся под руку топор. До метро было четыре автобусные остановки. До венткиоска дворами пятнадцать минут ходу. Андрей добежал за пять. Размахнувшись топором, он сбил замок. В другое время Андрей не решился бы на такое, но не сейчас.

Честно говоря, он тоже думал, что пройти через киоск нельзя.

Андрей представлял себе внизу шахту, перекрытую вентилятором с огромными крутящимися лопастями. Но до метро точно не успеть. На самом деле за дверью оказались металлические площадки, соединенные лестницами. Одолев за четыре минуты двадцать пять пролетов, он увидел горизонтально расположенную шахту, состоящую из тех же тюбингов, что и вертикальная. В конце ее была металлическая конструкция с проемом.

– Наверное, фильтры, – Андрей шагнул вперед, борясь с воздушным потоком, норовившим сбить его с ног. За фильтрами стояли два вентилятора, или похожих на них агрегата, между которыми находилась закрытая гермодверь…

– Прав был Витька. – Он прислонился к двери, сползая вниз. Свернувшись калачиком на полу, Андрей попытался вспомнить армейские навыки. Открыл рот. Закрыл руками голову. Подбородок к коленкам. Что он мог еще сделать?

Первые две остановки Витька бежал легко. Недалеко от третьей начало сводить ноги. Пробежав еще немного, он остановился, пытаясь отдышаться. Вокруг бежали, толкались, падали, вставали, снова бежали обезумевшие люди. Высоко под облаками летело звено «МиГов». Витька задрал голову, провожая их взглядом, когда его ослепила нестерпимо яркая вспышка. Поэтому он уже не видел, как, кувыркаясь, падали самолеты, как метались горящие факелами люди и рушился на проезжую часть башенный кран. Он не видел ядерного гриба, стремительно растущего на северо-западе Москвы, где-то ближе к Химкам, от которого катилась волна, все сметающая на своем пути, и вблизи которого испарялись в мгновение ока сотни тысяч людей. Это были счастливчики – из тех, кто оказался в этот момент на улице. Остальных ждала долгая и мучительная смерть.

Это было страшно! Но одновременно это завораживало. Если бы какой-нибудь художник имел возможность в этот момент воспарить над городом на высоту нескольких сотен метров, он стал бы очевидцем потрясающего по своей смертоносной красоте зрелища. Если к тому, что произошло, вообще можно применить такие слова, как «потрясающая» и «красота». Но открывшаяся взору гипотетического художника картина была достойна того, чтобы ее запечатлели на холсте и в назидание потомкам выставили в самом престижном и самом посещаемом в мире музее.

На северо-западе многомиллионного мегаполиса, на фоне удивительной голубизны сентябрьского неба распухает пурпурный плазменный шар. Он будто вобрал в себя обратно только что исторгнутую им вспышку и растет на глазах. Растет и поднимается ввысь, постепенно покрываясь барашками черного, а затем серого дыма. И вот недалеко от закипающего русла Москвы-реки уже возвышается на еще пока короткой ножке гигантский гриб. Его поначалу округлая, теперь вовсе не огненная шляпка расползается, делая эту дьявольскую конструкцию все более похожей на настоящий шампиньон. Вот уже и на его белой ножке образовалась бахрома. «Гриб» как бы прорастает сквозь расширяющиеся белые кольца, одно из которых уже поднялось над его «шляпкой», которая клубится и подсвечена снизу нежно-розовым.

А внизу в это время во все стороны правильным расширяющимся кругом бежит волна из пара, пепла и дыма. Она пожирает город. Грязно-серые клубы сносят все на своем пути. Распадаются на атомы дома и деревья, люди и животные.

Пробежавшись до Коптево, пепельный ковер-убийца теперь просто разрушает все, что не в силах съесть. Плавится металл, распадается на песчинки, чтобы потом навеки застыть в монументальной стекловидной массе, и кирпич, словно в жаркой топке паровоза, моментально сгорает дерево. Ну а люди? Люди просто испаряются! Вот на том месте, где только что лежал скрючившийся и оглушенный падением с лесов строитель в оранжевом комбинезоне, теперь просто облачко дыма.

На Ленинградском проспекте волна-убийца уже не так страшна. Теперь она не сильнее двенадцатибалльного урагана. Эта безжалостная стена врывается на улицы и переулки, переворачивает машины, швыряя их о стены домов, с которых тут же срывает едва успевшие загореться крыши. Она разносит в клочья торговые павильоны, вышибает окна и двери, сбивает пламя с деревьев.

Центру Москвы достается еще меньше. Здесь просто все горит, что вообще способно гореть.

Взрываются цистерны с горючкой и автозаправки, дымится ставший вдруг мягким асфальт, пылает недавно восстановленный дом-музей Аксакова, и посреди всего этого мечутся живые факелы.

Взрывается миллионами осколков Курский вокзал. Ураганный ветер сметает с платформ всех, кто не успел уехать или только что приехал, вместе с их баулами, рюкзаками и чемоданами.

В Лефортово лопающиеся стекла на «подветренных» фасадах калечат хозяев квартир и посетителей магазинов. В Перово упавший рекламный щит ломает шею ослепшей от вспышки студентке, а в Выхино только автомобильные сирены повсеместно реагируют на окончательно выдохшуюся исполнительницу приговора человечеству.

Люберцы. В Люберцах мужчина, выгуливающий пуделя, удивляется дымовой завесе, быстро надвигающейся со стороны Москвы. Он еще не подозревает, что уже мертв, и бежит за сорванной ветром кепкой.

Многие не догадываются о том, что жить им осталось совсем недолго. И те, что, покрытые слоем пепла и измазанные в своей и в чужой крови, ползают среди искореженных машин, и те, кто, стряхивая пыль с волос, яростно тычут обожженными пальцами в мобильные телефоны в надежде дозвониться до «Скорой» или спасателей, и те, кто, откашлявшись, закрывают не разбитые даже окна. Все, все, кому не повезло оказаться в этот день и час на улице или угораздило выйти на нее позже.

Невидимый, без цвета и запаха, киллер уже посетил их. Люди все еще надеялись, то все обойдется, все наладится, потому что этого не может быть, потому что так не бывает. Да, это катастрофа, может быть, это самый чудовищный теракт, но вот сейчас всемогущее МЧС займется эвакуацией, появятся колонны строительной техники, развернут мобильные госпитали, вскроют резервы… И никто из них даже не мог представить, что на самом деле все хуже, чем они думают. Гораздо хуже.

4.09.2026 г. Москва. Начало ул. Нижегородской

Инспектор ГАИ Топоров, скучая, помахивал жезлом-фонариком. Свою обычную норму – триста евро – он уже собрал, благо место у него было «хлебное». Нерадивые водилы, выезжая с шоссе Фрезер на Нижегородскую, то и дело разворачивались в «неположенном» месте, в сторону области, а он тут как тут. К девяти часам, устав стричь купоны, Топоров с нетерпением ждал конца смены, когда с шоссе Фрезер на бешеной скорости, сверкая синей мигалкой, выскочила огромная туша «Хаммера». Он застыл с поднятым ко рту свистком, не веря своим глазам, на которых протараненный черным «Хамви» в район бензобака патрульный «Форд», охваченный пламенем, опрокинулся вверх тормашками. Топоров так и стоял секунд сорок, пока взволнованный голос по рации не прохрипел:

– Внимание! Всем постам! Сигнал «Атом»! Все в укрытие…

Повторять не потребовалось, инспектор уже бежал через дорогу к толстяку, дрожащие руки которого не справлялись с ключом в замке «Фольксвагена».

– Конфискую. – Топоров попытался отнять ключи.

– Да пошел ты…

– Пшел вон, – он выстрелил в лоб «грубияну» из «грача» [4] , – некогда мне. – «Фольксваген» с визгом сорвался с места.

Топоров умело лавировал между «Тойотами» и «Лендроверами», «Рено» и «Мерседесами», с ничего не подозревающими водителями. Уже у Таганской площади, обогнув груду искореженных иномарок, организованную, видимо, все тем же «Хаммером», стоящим неподалеку, инспектор врезался в толпу у спуска в метро «Марксистская». Он выбил лобовое стекло двумя ногами и, пробежав по капоту, сиганул с бортика вниз, в толпу.

4.09.2026 г. Москва. Верхний вестибюль станции метро «Авиамоторная»

Всклокоченный станционный работник милиции, подобно швейцару, угодливо открывал стеклянную дверь перед каждым входящим.

– Скоро его снесут вместе с дверьми.

Катя и Елена Сергеевна поспешили на эскалатор.

Второй милиционер, с белым как мел лицом, нервно курил прямо в вестибюле станции, устремив блуждающий взгляд сквозь толпу, поднимающуюся наверх. Третий, с мегафоном в руках, пытался завернуть эту толпу обратно вниз.