– У вас тут почти все есть, ваша жизнь мало чем отличается от жизни на Родине, скажи, Билл, чего тебе больше всего не хватает? – допытывались мы.

Помню, раздумье затянулось. При таком благополучии не сразу сообразишь, какие еще твои желания и капризы не удовлетворяются. Билл с минуту мучительно размышлял, похоже, ему и впрямь захотелось узнать ответ на столь щекотливый вопрос, но он все не приходил.

– О-о-о! – вдруг просиял он лицом, вспомнив, наконец, о чем-то главном – Морошка! Я большой любитель морошки, а ни в столовой, ни в супермаркете целых две недели ее не было! Мерзавцы в Вашингтоне совсем о нас не заботятся. Пришлось телеграфировать в агентство, хорошо, что как раз Боинг для нас загружали. Эти бюрократы ничего там не помнят – я ведь в контракте указывал… вечно им напоминать приходится!

– Ну, привезли ведь…

– Попробовали бы не привезти! Но две недели я без морошки сидел! Можете представить?

Да…Что тут скажешь? Дух потребительства, серой завистливой нечисти пробрался уже и на этот суровый корабль-материк. Крысы всегда проникают на корабль. Их в своих сундуках заносит сам экипаж и, постепенно они становятся хозяевами на корабле. Неужели, чтобы покончить с нечистью надо попасть в шторм, получить пробоину и залить трюмы водой?

Я даже не стал спрашивать толстяка Билла о счастье. О чем можно разговаривать с человеком за несчастье почитающего отсутствие какого-то деликатеса. Это уже не просто жить брюхом, это перевоплотиться в само брюхо…

А что же такое счастье? Ведь именно его желаем мы в первую очередь себе и своим близким. Богатство? Нет. Здоровье? Но это отдельная строка в пожеланиях. Наслаждение? Вдохновение? Открытие нового? Забывание старого? Для одних это мир, для других война… Все может быть, может быть…У каждого свое понятие о счастье. Но смысл этого слова, так же как и других сакральных слов: Бог, любовь, красота…не будет до конца понят никем и никогда. Одно я знаю твердо: счастье улыбается только хорошим людям – мерзавцы его не увидят. И если это большое истинное счастье, оно не замыкается на одном, двух индивидах, аура его подобно куполу раскроется над целым селением, городом, страной…На всех прольются отблески этого неземного счастья. Но только отблески. Отблески. Даже корона самого волшебного, фантастического полярного сияния постепенно мекнет, исчезает и когда оно повторится – этого никто не ведает.

Бедный глупый Билли имел все блага так называемой цивилизации и наивно почитал это за счастье. История пошла по кругу: ведь именно эту ошибку совершила элита древних восточных царств, все прихоти которой не только удовлетворялись, но и предвосхищались. Может ли чувствовать себя счастливой огромная разжиревшая свинья, пусть и в золоченом хлеве с автоматической кормушкой, поилкой, чесалкой?..Но это же жертвенная свинья на драгоценном подносе, медленно, но неумолимо влекомая к огненной дьявольской печи. Ау, свинья! Сытно ли тебе? Тепло, уютно? Хрю-хрю…

Братья Стругацкие были прекрасными писателями. Но как любые, даже самые гениальные писатели они жонглировали словами, словно тарелками, или как иллюзионист – видимостью предмета. По большому счету любое описание – морок, который пытаются навлечь на нас создатели рукописи. Есть только одно Слово. И Слово это у Бога…Наши слова – иллюзии жизни но не сама жизнь. Только у самых гениальных поэтов Слово почти равнялось делу, было им. Было жизнью и было смертью, тем ради чего стоило жить и надлежало умереть. Все остальное – бесплодный песок, шелуха, скорлупа, но не ядро… К сожалению (или счастью) я не видел счастливых людей, а значит не могу следовать их примеру, вот и торю свой неведомый никому путь в бесконечность. Я капля в этом море бытия, имеющая собственное мнение. Во мне слились две грани: быт и я; Бог дал талант, а дьявол дал сомнение…

……………..

Бедный глупый Билл считал, что выполняет свой долг. Долг. Долг… Вот и долгался. Ему вбили в голову, что его долг – способствовать могуществу США, нести свободу, демократию всему миру, даже вопреки воле этого мира. Формула давно известная: если вы не пойдете за мной в светлое будущее, то я проломлю вам череп! Глупый Билли не понимает, что долг всех облагодетельствованных таким образом противостоять «благодетелям», то есть их долг прямо противоположен его долгу. Кто пересилит? Время покажет. Уже показывает. Америка катится к огненной пропасти, увлекая за собой весь мир…

Ученые установили, что все материки смещаются, дрейфуют в своих океанах и Антарктида не исключение. Но если остальные 5 материков из кораблей давно превратились в балаганы, театры абсурда, то Антарктида, несмотря на усилия цивилизации, все еще остается кораблем. Куда и зачем плывет наш корабль? Но вопрос вопросов в другом: как действует его немногочисленный, но весьма разнородный экипаж? Рассудительные, привыкшие все просчитывать немцы; эксцентричные, вспыльчивые чилийцы и аргентинцы; вечно улыбающиеся своей внутренней улыбкой, хранящие некую непознанную другими тайну японцы; деловые, обживающие эту землю уже семьями с яслями и школой австралийцы; чопорные консервативные англичане; самоуверенные, считающие себя хозяевами любой точки планеты американцы и, наконец, бесшабашные, ни в чем не знающие меры, но сильные духом и внутренней своей энергетикой русские, которым все удается здесь, впрочем, как и везде, не благодаря, а вопреки обстоятельствам. Со всего света набрана эта разношерстная команда. Суровая жестокая природа, общие для всех беды сплачивают ее, заставляют действовать согласованно. Вот австралийский снегоход упал в пропасть. Два человека переломанные и беспомощные нуждаются в срочной эвакуации и вот выстраиваются сложные комбинации, прокладывается «дорога жизни», плетутся нити спасения, десятки стран протягивают руку помощи, находится и капитан, способный скоординировать, направить всю эту энергию в нужное русло. Нас объединяет опасность, но вот она миновала, и узы братства ослабли: мы сплачиваемся лишь под ее тенью. Нам повезло: тень эта почти постоянно скользит-перемещается по огромному нашему «Титанику», заставляет быть настороже и лавировать насколько это возможно меж обступивших нас айсбергов…

…………….

Художник, прочитав мою поэму, потупил взор и долго-долго молчал. Молчал и я, в ожидании его приговора. Наконец я сглотнул накопившуюся во рту горечь и робко спросил: ну, как?

– Ты ожидал осуждения или похвалы? Не жди их больше никогда и ни от кого. Я не знаю, как оценить твой труд. И никто не знает, если тебе интересен честный ответ. Не жди похвалы, но еще более избегай оплаты. Там, где звенят монеты нет места творчеству. Творчество всегда бескорыстно, непредсказуемо и свободно…Свободно в той степени, которая позволяет уйти от любых канонов, оторваться от шаблонов учителей. В общем, ты правильно сделал, шагнув в сторону от проторенной дороги и начав торить собственную: куда бы она ни привела – это твой путь. Но если ты творчество сделаешь своим ремеслом – ты погиб. Повторяю: нельзя зарабатывать на Божьем даре. Лучше сожги свои рукописи, но не меняй на кусок колбасы.

– Рукописи не горят!

– Кто сказал тебе эту чушь? Булгаков? Но он был всего лишь мастер, пусть это и выше ремесленника: мастер, которому, вдобавок повезло с Маргаритой. А вот Гоголь был творец. Творец божественных строк. И где его рукописи?

– Виктор, а сам то ты сжигал свои картины?

– Это разве картины? Не сжигал, к сожалению. У меня еще нет ничего достойного огня…

– А город мертвых?

– Ну, разве, что город мертвых. Но окончу я его еще не скоро. Я надеялся писать его всю жизнь, но теперь думаю, что вернусь к этой теме лет через 20.

– Ты думаешь, что тогда тебе откроется истина?

– Нет, на это я не надеюсь, но может, к тому времени я разберусь хотя бы кто я, и зачем? Пока же я только знаю, что творец и творение не идентичны. Вдохнув в статую душу, творец некоторое время чувствует опустошение, зато своя «жизнь» начинается у мраморной Венеры. Но она лишь тень мысли – не мысль…

– Вот выпархивает бабочка, оставляя неподвижный кокон…

– Да, это творец покинул свое творение, но для других форма этого кокона отождествляется с его формой – там еще сохранилось его тепло, его частица. Но содержимое уже перетекло в другую оболочку – теперь творить будет она. А статуя-кокон – для мертвых музеев. Кто испытывает счастье, любуясь Венерой? Счастье – творить её. Вот озарение – вспышка ракеты в полярной ночи. Я в этом проблеске увидел черта, ты – ангела, но оба мы будем правы и каждый за свою правду умереть готов. А кто-то при этой вспышке увидит лишь деталь, остальное ему дорисует воображение. Он будет утверждать какую-то свою правду, которую понимает как истину.

– Но истина одна. Неизменная ночью и днем. Ее невозможно трактовать в зависимости от освещения, настроения, сытости желудка…

– А как же: не в силе Бог, а в правде?

– Это неточный перевод. Не в правде, а в истине. Правда относительна, она у каждого своя, потому и не может быть критерием абсолюта – истины.

– А в чем – истина?

– Кто же знает? Наверное, в том, чтобы найти себя, смысл жизни и путь, который надлежит пройти достойно.

– В Библии про это Богом прямо сказано: «Я есть путь, жизнь и истина». Куда проще?

– Простые истины – самые сложные в исполнении. Но это хорошо, что ты знаешь Библию. Большинство ее только в руках держало, хотя и считает себя христианами. Вот слова истинного христианина – Экзюпери: «Истинность моей истины в том человеке, который рождается благодаря ей»!

……………….

…однажды стоял я в пустом заброшенном храме. Кресты на нем сняли еще в 20-х, долгое время использовали под склад, но обветшавшее, протекающее здание вскоре и для этого стало не годным. Храм был осквернен, намоленное десятком поколений святое место мгновенно превратилось в вертеп, лишь только Бог оставил его…

Я был на грани, в той крайней степени изнеможения, за которой падаешь и забываешься прямо на дороге. «Господи! – просил я – дай мне силы жить, хотя бы просто жить». Но Бог не слышал меня. К чувству одиночества и ненужности, добавилось пронзительное опустошение и я понял, что значит быть оставленным Господом. На этот миг был снят покров небесной защиты, меня покинули все мои ангелы-хранители и любой пятилетний шалопай, ткнув в меня пальцем, мог повалить на землю и топтать в свое удовольствие…Обосновавшаяся в этих стенах нечисть выпила всю мою жизненную энергию. Больной, опустошенный, шатаясь, вышел я на свет, под яркое, ослепительное солнце и понял, что нет ничего ужаснее попранной святыни: алтаря, перед которым не благоговеют, образов, на которые не молятся, жертвенника, на который плюют…Человек, идущий по этому следу становится пустым местом, жесткой колючкой, перекатывающейся по бесплодной пустыне. Тогда человеком и завладевает зверь. Вот откуда холодная жестокость убийцы. Самое страшное, что может произойти с человеком – богооставленность, и первые ее признаки: потеря смысла жизни, щемящее чувство пустоты, тоски, уныния. Я преодолел это в себе. Дай Бог преодолеть каждому…

………………

Даже в Антарктиде мы не чувствовали себя полностью оторванными: с Родиной нас связывали тонкие нити радиоволн, поэтому радисты считались самыми нужными людьми. На них держалась наша уверенность в завтрашнем дне, на их сообщениях: вот к нам вылетел самолет, вышло судно, прибывает иностранная делегация…Но по этой же ниточке поступал к нам беспрерывный бешеный поток перестроечных новостей и заполонивших все на свете юморин. Меня стало тошнить от этих насмешников-опошлителей. Они действовали как легкая пехота, как пращники, высланные перед сражением, чтобы с безопасного расстояния забросать войска противника грудой камней. Каждая такая насмешка немедля находила адресата. Стали смеяться уже не над недостатками, а над достоинствами: величием Родины, бескорыстием, великодушием, честью.