ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Первую ночь в доме Архипова Агасфер проспал как убитый, и когда хозяйский камердинер, он же дворецкий Кузьма, подошел к двери его комнаты, чтобы позвать на завтрак, гость проснулся не с первого деликатного удара в дверь.

– Завтрак на столе, сударь! – воззвал из-за двери Кузьма и снова выдал короткую деликатную дробь костяшками пальцев.

– Да-да, сейчас! Сей момент! – Агасфер уже был на ногах и с некоторым удивлением оглядывал незнакомую обстановку, с трудом припоминая, как он здесь очутился.

Убедившись, что новый жилец проснулся, услышал зов и не намерен вновь зарываться в подушки, Кузьма ушоркал дальше по коридору.

Ополоснув лицо и руки, Агасфер быстро оделся во вчерашнее платье – белую сорочку и полурабочие брюки, – пристегнул протез и направился уже знакомыми коридорами в столовую.

К его удивлению, обеденный стол был свободен от еды и приборов и почти весь завален газетами, журналами и приложениями. То, что не поместилось на обеденном столе, аккуратными стопками было разложено на таком же обширном приставном. За столом сидели хозяин дома и незнакомый Агасферу молодой человек лет тридцати в цивильной одежде, с аккуратным пробором. Хозяин был облачен в необъятный синий халат с рукавами, по-рабочему закатанными чуть ли не до локтя.

– Доброго, доброго утра! – пророкотал Архипов, мельком взглянув на вошедшего и снова впиваясь взглядом в газетные колонки. – Небось, удивляетесь, молодой человек, что с утра на столе не англицкий завтрак, а бумага разных сортов? А между тем это старая моя традиция – начинать день не с натуральной, а с духовной пищи!

Пока Агасфер раздумывал над подходящим ответом, Архипов обратился к привставшему с поклоном молодому человеку:

– Кстати, знакомьтесь! Господин Миклош Ковач, он же Агасфер, мой новый служащий! А это мой старинный, несмотря на возраст, друг и ротмистр в отставке Владимир Терентъев! Некогда начальник рыцарей^[5], он оставил свой полк, прельстившись перспективой служить адъютантом при моей персоне! А когда мою персону «попросили» из Главного штаба, Владимир Семенович, представьте, тоже подал в отставку! Я был тронут, разумеется… Одного мне только жаль: я так и не сумел приохотить ротмистра к своим механическим «забавам»!

– Побойтесь Бога, Андрей Андреич! – по-свойски хмыкнул Терентьев. – Сколько я вам этих механических цацек нашел и в дом доставил! Вот и нынче – извольте-ка поглядеть! Два весьма перспективных объявленьица для вас в «Петербургском листке» откопал! А вы, господин полковник, едва их не пропустили!

– Ну, молодец, молодец, хвалю за зоркость – углядел! – проворчал полковник. – Да только это пока, извините, журавль в небе! А поедешь смотреть на сии «шедевры» – сплошь рухлядь и барахло несусветное! Что, мил человек, не бывало такого?

– Ваша прихоть сродни старательскому искусству! Сами не раз говаривали, Андрей Андреич! Пока в грохоте^[6] золотинка блеснет – сколько породы через него пропустить надобно!

– Поучите, поучите старого старателя, ротмистр! Вот сегодня с нашим новым сотрудником, с господином Агасфером, и извольте отправиться по сим адресам! И поглядим тогда, чего ваша интуиция стоит!

Из этого короткого диалога гость уразумел, что рабочий день полковник начинает с просмотра объявлений о продаже разного имущества, в изобилии печатавшихся в городских газетах^[7].

Чтобы не сидеть сложа руки, Агасфер взял с приставного стола стопку газет и принялся их просматривать. Полковник тут же заметил:

– А вот в этих газетах подобных объявлений не сыскать, милостивый государь! Эти газеты финансирует и лично водит пером их сотрудников советник посольства Германии в России Гельмут фон Люциус!^[8]

Агасфер недоуменно нахмурился:

– Открытый шпионаж? Но позвольте, если об этом знают, то отчего же господину Люциусу и иже с ним дозволяется столь нахально попирать российские законы? Отчего не прикрыть эту лавочку?

– Ха! Видал, Владимир Семенович? Люциусовскую лавочку прикрыть господин Агасфер желает! А на каком основании, скажите на милость, милостивый государь? Газета как газета, печатает различные материалы и корреспонденции, соответствующие вкусу и потребностям своих читателей… Тут хоть в лупу гляди – никаких военных тайн, могущих нанести ущерб нашей державе, не сыскать!

– Тогда отчего же…

– Шифр, милостивый государь! Без ключей к этому шифру, один из которых спрятан за семью замками у герра Люциуса, а другой хранится в Генеральном штабе в Берлине, немецкую разведку ни в чем невозможно обвинить! Один шпион собирает, допустим, засекреченные данные о перевооружении нашего военного флота – через писарей, чертежников, этнических немцев, работающих в десятках и даже сотнях филиалов вполне респектабельных фирм с громкими именами. Другой трудолюбиво несет добытое фон Люциусу. А тот встречается с корреспондентом, работающим в солидной газете и подготовившим, допустим, занимательную публикацию о развитии в России электротехнической промышленности. Ничего секретного в той исходной статье нет, боже упаси! Но Люциус берет ее «на карандаш» и слегка перерабатывает. Меняет в определенных местах словосочетания, вставляет в текст кодовые слова, меняет знаки препинания – и возвращает статью автору. А тому и делать-то ничего не надо – только со всей тщательностью проследить, чтобы внесенная немцем правка сохранилась при выходе газеты в печать!

– Кажется, понимаю, – кивнул Агасфер. – А в германском Генеральном штабе, получив по подписке очередной номер русской газеты, применят имеющийся у разведчиков ключ к шифру, все легко прочтут и будут довольно потирать руки… Вы знаете, господин полковник, в монастырской библиотеке мне как-то попалась любопытная книга по истории криптологии. Вы, кстати, знаете, господа, что еще Аристотель увлекался этим делом? Любое шифрование производится, как известно, с помощью какого-то алгоритма, то бишь последовательности действий и набора определенных символов. Например, букв и цифр. Таким образом, расшифровать послание можно лишь двумя способами. Первый очевиден: нужны алгоритм и ключ! Но есть и целая наука, господа, противодействующая искусству криптографии! Это так называемый криптоанализ, с помощью которого можно раскрыть шифр или код без предварительного знания ключа и алгоритма! Это называется дешифрованием, и мне, господа, просто трудно представить, что Департамент русской полиции не имеет в своих штатах таких специалистов! Куда ж они смотрят?

Архипов и Терентьев переглянулись, и ротмистр со вздохом посмотрел на газетный лист, который держал в руках. Полковник откашлялся:

– По-моему, мы чрезмерно увлеклись не свойственным нам делом! Предлагаю сменить тему беседы – нас больше интересуют механические забавы, оставленные нам предками! Итак, вы, молодые люди, сегодня идете по следу, «нарытому» Владимиром Семеновичем! А заодно, я надеюсь, «начальник рыцарей» покажет нашему гостю адрес приличного портного и поможет заказать несколько современного вида пиджаков и прочей одежды. Ну а вы, Агасфер, побродите по окрестностям с открытыми глазами: мир за последние 20 лет сильно изменился! Люди стали не только иначе одеваться – они и думать стали иначе! Обзавелись, знаете ли, новейшими достижениями технического прогресса… Вот, например, конка, господин Ковач! Вы знакомы с таким видом общественного транспорта? Нет? О-о, сколько же вам открытий предстоит сделать. – Архипов благодушно покачал головой и вдруг заорал так, что молодые люди невольно вздрогнули: – Кузьма! Где ты, бездельник? Убирай эти чертовы газеты и дай нам более удобоваримые для желудка вещи!

Кузьма, словно стоял за дверью в ожидании этой команды, тут же появился. Газеты с обеденного стола мигом перекочевали на приставной столик, снабженный колесиками, и исчезли за шторой где-то в боковом проходе.

Архипов за завтраком был весьма оживлен, беззлобно подшучивал над сотрапезниками. Агасфер то и дело ловил на себе любопытные взгляды Терентьева. В конце трапезы, когда мужчины встали и направились по своим комнатам переодеваться, Агасфер поймал за рукав тяжело сопящего Кузьму и, словно невзначай, поинтересовался, куда отправляются газеты после прочтения – уж не на растопку ли печей и каминов?

– Бог с вами, сударь! – Кузьма даже перекрестился. – Бог с вами! Только в библиотеку его высокоблагородия! А там уж оне сами их как-то сортируют, раскладывают по пачкам, переплетают, да и по полкам потом…

Уговорившись с Терентьевым выйти из дома во второй половине дня, первую Агасфер посвятил знакомству с особняком.

Изнутри дом оказался едва ли не больше, чем представлялось снаружи. Большие залы и маленькие комнатенки непонятного предназначения, переходы, лестницы, упирающиеся словно в никуда…

Сегодня в доме вовсю кипела работа: наступил «четверг», и целая ватага наемных поденщиков под водительством Кузьмы скребла, чистила, мыла все подряд. Выглянул Агасфер и в сад – но и тут чистили и выбивали ковры, длинные дорожки, диванные подушки.

Чтобы убить время, Агасфер собственноручно навел порядок на балконе – подмел старые листья, собрал ветки и мелкий хлам. И направился на поиски Архипова.

Он нашел полковника в его мастерских. В «чистке Авгиевых конюшен» хозяин участия не принимал. Уже без шикарного синего халата, в плисовых штанах, заправленных в короткие сапоги, и в тяжелом кожаном переднике, Архипов, бурча что-то под нос, налаживал привод небольшого токарного станка. Судя по всему, разговор с новым служащим не входил в планы полковника, и он недовольно обернулся на звук шагов.

– В этом доме существует строгий распорядок дня, милейший: каждому делу – свое время! Вы, как мне помнится, с ротмистром нынче должны в городе променад делать! Впрочем, вы тут человек новый, постепенно к порядку привыкнете, так что извиняйте за старческое бурчание. У вас есть ко мне какие-то вопросы?

Агасфер, чуть смущаясь, объяснился. Архипов отбросил какие-то железки и отполированный кожаный ремень и поднял брови домиком:

– Сколько, вы говорите? М-да… Откровенно говоря, впервые мне попадается помощник, который едва ли не богаче самого хозяина! Не будет ли нескромным поинтересоваться происхождением этаких деньжищ? Наследство? Но почему тогда «живьем», так сказать, а не в ценных бумагах, векселях, облигациях? Впрочем, можете не отвечать – вопрос явно бестактный. Простите…

Агасферу же его вопрос показался самым обычным. Он рассказал, что большую сумму «на оздоровление» в золотых монетах передал предстоятелю монастыря его друг – когда вынужден был оставить его смертельно раненым на попечение монахов. Щепетильный же аббат не счел возможным брать из этих денег ни гроша – тем более получив от этого друга поистине царский подарок. Деньги «на оздоровление» были положены в банк на имя Агасфера – с тем, что если Бог даст ему поправиться и когда-нибудь покинуть монастырь, то он смог бы покинуть его не нищим. Кроме того, аббат Девэ счел необходимым определить Агасферу неплохое жалованье за работу по приведению в порядок библиотеки паулинов. И перед его уходом из Ченстохова передал ему тяжелый кошель с дукатами и почему-то наполеондорами^[9].

– И все это у вас в этом «сундуке»? Вы позволите? – Архипов перехватил ручку тяжелого саквояжа из здоровой руки Агасфера, прикинул на вес, уважительно вернул обратно. – М-да, молодой человек! С этаким грузом по улицам славного города Петербурга опасно ходить не только ночью, но и днем! И в доме оставлять его я бы не рискнул – мало ли! У меня, конечно, есть вместительный сейф германской работы, можете пользоваться, милости прошу! Или обустроить в доме свой личный тайник, даже не ставя меня в известность… Но лучше всего, поверьте, отнести это золото в банк! По крайней мере, большую его долю. Правда, с вашим венгерским паспортом не всякий банкир, скажу вам откровенно, примет на себя такую ответственность… Впрочем, этот вопрос решаем! Если желаете, я тотчас же напишу письмецо наследникам своего старинного знакомца, барона Штиглица^[10]. Его банкирский дом весьма надежен, и я там, грешник, кое-какие деньги держу. Да и лишних вопросов, с учетом моего ручательства, задавать не станут. Так что, господин Агасфер, все складывается как нельзя более удачно: прогуляетесь, а Терентьев вас заодно в сей банкирский дом и препроводит! Скажу только, чтобы он второй револьвер взял…

Помолчав, Архипов взялся за написание рекомендательного письма, закончил его широким росчерком с кляксою и, помахивая бумагой в воздухе, чтобы просохли чернила, небрежно поинтересовался:

– Кстати, милостивый государь, а сами-то вы как к оружию относитесь? Не привили вам монахи к нему отвращения?

– Нет, – коротко ответил собеседник.

– Тогда могу презентовать вам кое-что из своего арсенала. Желаете?

– Не откажусь, господин полковник. Только, если можно, что-нибудь не слишком большое, чтобы не оттопыривало карманов…

В условленное время Агасфер и Терентьев встретились на широкой парадной лестнице. На отставном ротмистре был мундир темно-зеленого сукна и круглая шапка-боярка без козырька, с треугольными вырезами спереди и сзади. Кожаный пояс украшала кобура, а на лице вместо тонких подбритых щегольских усиков появились громадные растопыренные усищи.

С лица Агасфера исчезла щегольская бородка-шкиперка польского образца – бритва пощадила лишь тонкие усы. Поскольку переодеваться ему пока было не во что, он так и остался в длинном темном пальто с двойным воротником и множеством карманов и клапанов и сером котелке с широкими, загнутыми вверх полями.

Пряча улыбку, Терентьев представил новому знакомому маячившего по ту сторону лестницы швейцара:

– А вот, господин Агасфер, рекомендую: наш бессменный Трофим! Имеет, к сожалению, прескверное обыкновение любопытствовать, стараясь оставаться при этом незамеченным! Трофим! Поди сюда! Это венгерский дворянин Миклош Ковач, гость и давний друг полковника!

Из-за лестницы тотчас же выскочил с поклоном человечек неопределенного возраста, маскируемого бородой, широкой и окладистой, как у архиерея. Мало того, борода была двухцветной: черной, как вороново крыло, по краям и совсем седой в срединной части. Волосы на голове, разделенные на неровный пробор, были у Трофима и вовсе неопределенного цвета, полуседые-полупегие.