* * *

Славу славит князь наш сербский Лазарь

во Крушевце, заповедном граде.

Всю господу усадил за стол он,

с сыновьями всю свою господу:

Юг-Богдан старой – от князя справа,

за Богданом – Юговичей девять,

Вук Бранкович – по левую руку,

по порядку – прочая господа,

впереди же воевода Милош.

Не стоит быстрая Дрина на месте, не пресекаются годы по мановению людскому. Тучи черные собрались над Сербией, ветры грозные воют, бурю несут с собой. Стоит войско османское подле самых ворот, и несть числа ему – и янычары там, и сипахи^[18], и акынджи^[19], и даже всадники на верблюдах. Султан Мурад ведет его – грабить и жечь земли сербские, убивать люд православный, нести свою веру огнем и мечом.

И собиралось по всему краю войско великое. Пришли воины от боснийского владетеля во главе с воеводою Влаткой Вуковичем, черногорцы пришли от Георгия Страцимировича, Вук Бранкович, владетель Южной Сербии, Милош Обилич, князь Београдский – все с юнаками своими. Пришла подмога от владетеля Герцеговины и от Юрия Кастриота, князя Албанского. Юг Богдан привел войско и девять своих сыновей – ай да тесть у царя! Пришли и витязи знатные – Стефан Лучич, Баня Страхинич, Иван Косанчич да Милан Топлица. Сербы, босанцы, албанцы, валахи, венгры, болгары да греки – все собрались с турками-нехристями за обиды поквитаться. Только вот незадача: воинство хоть и великое собралось, да только все равно меньше османского. Шло-шло войско, да встало в поле. И турки тоже встали супротив.

– Что за поле такое? – спрашивает царь Лазарь у крестьянина. – Что за река?

– Река Ситницей прозывается. А поле – Косово, господарь.

Лагерь разбили сербы. Да и турки не дремлют. Шатров их, как снега зимой на Златиборе^[20] – видимо-невидимо. Собрались на совет воеводы да витязи сербские, смотрят да прикидывают, как им турок одолеть. Порешили, что посредине встанет сам царь Лазарь да с князем Београдским, одесную – Юг Богдан с сыновьями, а по левую руку – Вук Бранкович. Говорит князь Милош:

– Войско наше втрое меньше турецкого. Посему давайте, братия, нападем на него ночью, не дадим туркам опомниться.

Одобрительно встречают слова Милоша. Но поднимается Вук Бранкович и молвит такие слова:

– Не годится нам, господарь, нападать ночью, как будто мы воры какие или цыгане. Достанет у нас воинов, чтоб одолеть турок днем. Да и как во тьме сражаться? Кони наши с пути собьются, ряды попутаются.

И эти слова встречает гул одобрительный. Думал-думал царь – и говорит наконец:

– Драться будем при свете дня, как предки наши дрались. Не посрамим чести своей, одолеем нехристей. Негоже, чтоб говорили, будто сербы – хуже цыган. А теперь, по древнему обычаю, давайте отвечеряем в эту ночку по-доброму – кто ведает, когда еще попируем всласть?

– Время ли пировать, государь? – вопрошает Милош. – Не лучше ль напасть на врага внезапно?

– Уймись, князь, – говорит на то Лазарь. – Возьми пример с побратима своего. Хватит тебе судьбу испытывать.

Нахмурился Милош, ничего не ответил, но стало на сердце его неспокойно. Вучище исподлобья глядит, втайне радуется. А на пиру-то на царском мед да шливовица рекою текут, еретина, ягнетина да поросятина тушами громоздится, сарма^[21] да попара^[22] в больших котлах дымятся, а пршуте да гибаницам уж и счет потеряли. Хмель воеводам языки развязывает. Наполняет князь Милош чашу золотую шливовицей да подносит брату своему названому Вуку Бранковичу со словами:

– Чашу эту подношу тебе, брат. Осуши ее за здравие тех, кого предал ты.

– В своем ли ты, брат, уме? Говорить мне такое! Мне, Вуку Бранковичу, владетелю Южной Сербии!

Налились глаза Вуковы кровью, как у быка. Швырнул он чашу на пол, разлилась шливовица по коврам царским. А и Милош тут как тут, кинжал в руке сжимает. Видят сотрапезники – плохо дело. Навалились на них Божко, младший Югович, да Страхиня, разняли буянов. Нахмурился царь – не любо ему, что надежа и опора под ним шатается. Вопрошает он Милоша:

– Сможешь ли, князь, подтвердить слова свои?

Достает князь Милош из-за пазухи свиток, что получил намедни, подает царю. Взят этот свиток людьми князя у человека по имени Душан в корчме прокупленской. Разворачивает царь свиток, а в нем начертано: «От Якуба ибн Мурада Вуку Бранковичу. Пусть солнце воссияет над твоей головой, сиятельный князь! Место твое – на престоле сербском, и в том тебе будет моя подмога. Уводи войско свое с поля, не воюй с нами – и станешь тем, кем рожден быть. Отец мой, султан, стар. Скоро я приму власть над османами и награжу тебя за здравомыслие, эту истинную добродетель правителя. А что до опасений твоих, что я хочу обманом захватить твои земли и лишить тебя власти, то в доказательство слов моих возвращаю я тебе весь харач, который отец мой получил с земель твоих. Знай же, что буду стоять я на правом крыле войска нашего и не двинусь с места, дабы не навредить твоим людям, пока они будут уходить. Князя же Београдского, что злоумышлял против тебя, люди мои подстерегали по твоей просьбе, да только ушел он от них живым. В другой раз не уйдет. Слава Всевышнему!»

Потемнело лицо царя, как прочел он слова Якуба, сына султанова. Бросился Вук на колени – но не пощады он просит:

– Выслушай меня, господарь! Челом тебе бью на Милоша Обилича. Завидовал он всегда моей власти и богатству. Замыслил погубить меня. Сам он состряпал это письмо! Сам сюда принес! Не знаюсь я с Якубом, писем ему не пишу и не встречаюсь, золота от турок не получаю. Да и как мог Якуб написать мне на нашем языке? Милош, Милош измену замыслил!

– Целуй крест! – наказывает ему царь.

Приложился Вук к кресту господнему – и как только крест в прах от лжи такой не рассыпался? Молвит тогда царь князю Милошу:

– Так вот кто у нас тут Иуда истинный! Уйди с глаз моих, не хочу видеть тебя!

Хочет оправдаться Милош, да только не судьба, видно. Уходя, говорит он царю – и все про то слышали:

– Ошибся ты, господарь. Не изменял я народу своему и вере православной. В доказательство слов этих завтра в Видов день убью я султана Мурада у всех на глазах – иначе не получить мне прощения.

Сказал так князь Милош и вышел. Горяч был нравом, горяч и резок. Ожесточилось сердце его. Лишь хладной стали под силу остудить эту буйную голову.

* * *

Поднял Лазарь золотую чашу

и сказал он той господе сербской:

«За чье здравье выпить эту чашу?

Коли пить мне за старейших родом,

за старого Юг Богдана выпью;

коли пить я за знатнейших стану,

то за Вука Бранковича выпью;

коли пить мне, как подскажет сердце,

то за девять шурьев чашу выпью,

девять шурьев, девять Юговичей;

ну а коли пить мне за геройство,

за Милоша выпью воеводу.

Пить не стану за кого другого,

но во здравье Милоша Обилича!

Здравье, Милош, вера и невера!

Прежде верный, нынче же – неверный!

На Косове завтра мне изменишь,

сбежишь к туркам, к их царю Мурату!

Будь же здрав ты и здравицу выпей,

вино выпей, а кубок в подарок!»

Велико ты, поле Косово. Обильны на тебе пашни. Да только не пашнями ты славишься. Много битв кровавых ты видело, много костей в тебе покоится. Если взять все слезы, что ты пролило, да высыпать на тебя дождем, то было бы на месте твоем озеро Скадарское. И снова встали на тебе две рати могучие. Ни одна не отступит, не уйдет восвояси. Нельзя уйти с поля Косова – можно лишь победить или умереть. Заалела над полем зарница – то Видов день, страшный день наступает. Что он уготовил?

Взошло солнце красное, началась битва великая. Столкнулись два войска могучих. Железо входит в плоть живую, ломаются древки, звенят щиты, ржут кони. Стать Видову дню самым великим днем Сербии – а как же иначе? Теснит царь Лазарь Мурада, топчутся нехристи на месте, как стадо баранов, сама земля гонит их восвояси. Даже Ага янычар непобедимых – а и тот сделать ничего не может. Одесную Юг Богдан со своими сыновьями крушит Евренос-Бека и Али-пашу, вот уж и спину турки показали. А как Страхиня мечом машет – одно загляденье! Вспомнил он, видать, жену свою обесчещенную и сносит головы турецкие, как дрова рубит. А по левую руку стоят витязи Вука Бранковича да босанцы – Якуб и нападать-то на них боится, даром что верблюдов привел. Теснят сербы неприятеля, вот уж и лагерь турецкий недалеко. И шлет воевода Влатко своему господарю, Твртку босанскому, весточку победную.

Но коварно поле Косово. Видов день тянется, как год. Солнце уж на средину неба поднялось, а сербы всё никак победить не могут. Что за чертовщина! Сжимают воины в руках оружие, разят врагов бессчетно, а врагов больше и больше становится – на одного серба по пять турок! И впрямь ошибся царь Лазарь. Но чу! Что такое? Упало посреди битвы знамя князя Београдского. Видать, одолели его турки. Или князь и вправду предательство замыслил? Бросает он меч свой оземь и дается в руки янычарам. Говорит, что надумал не воевать с султаном, а союз с ним заключить. А нехристям только того и надо! Хватают они князя Милоша да волокут в шатер султанов, связав руки да отобрав все оружие – даже кинжал заветный, византийской работы с сердоликами. Эх, князь, князь, что ж ты наделал! Как же ты теперь исполнишь обещание свое? Как убьешь султана без оружия? Сжалось сердце у царя Лазаря: «Предал меня тот, кого за сына почитал». А Вучище ухмыляется: «Что говорил я тебе, господарь?»

Гремит битва, конца-края ей нет. Бьются сербы насмерть, да не одолеть им турок. Притащили князя Милоша в шатер султанов, бросили лицом оземь, как скотину, – лежи, князь, думай о чести своей погубленной. Тут вдруг шаги слышны, голос звучит знакомый:

– Негоже тебе, светлый князь, лежать, как быку на бойне!

Мелькает кинжал булатный, и путы падают с рук княжеских. Поднимает глаза князь. Пресвятая Богородица! Баязид?!

– Узнал, князь? А я-то тебя сразу заприметил – таких, как ты, не забывают.

– Откуда ты тут?! Таки лазутчик? – князь спрашивает.

Плетью ударяет за эти слова турок-охранник князя Милоша:

– Как с сыном султана говоришь, неверный?!

– Оставь нас, Али, – наказывает тому Баязид.

Уходит турок согнувшись, не смеет он господина своего ослушаться, хотя и не нравится ему пришелец-северянин. За ослушание у турок – верная смерть.

– Эх, князь, князь, – смеется змей Баязид, – вот не догадался ты, кого в Будве потчевал. Не знал, что у султана два сына? Скоро отец мой придет сюда с людьми своими, хочу приготовить тебя к встрече с ним. Желаешь быть рабом султана? Добро. Будешь ползать на брюхе, сапоги его целовать…

– Не буду.

– Что ж ты тогда, светлый князь, делаешь здесь? Постой-ка, а не ты ль обещался намедни убить султана? Мне все ведомо.

– Змей ты подколодный.

– Змей, говоришь? Спорить не буду, Всевышний нас рассудит. Только как же ты хочешь убить султана? У тебя ж и оружия нет. Видишь этот кинжал? Он твой? Дамасская сталь, рукоять золотая с сердоликами, на греческий манер сделана. С таким кинжалом на султана пойти не стыдно. Хочешь, светлый князь, верну его тебе? Верну, но с условием: исполнишь ты то, что обещал.

Не верит Милош своим ушам:

– Как же так, Баязид? На отца своего замышляешь? Неужто Всевышнего не боишься?

– Сегодня слишком жаркий день, Он прохлаждается на небесах. Я возвращаю тебе кинжал – делай свое дело. За свои я сам отвечу. Судьба моя – быть на османском престоле. Если не сделаю этого сейчас – брат мой убьет меня. Что смотришь так, светлый князь?

Ничего не сказал князь Милош, только спрятал кинжал под одежду.

– Али, слуга мой, свяжет тебе руки, но ты легко развяжешь веревку. Не бойся лишних ушей – Али умеет молчать. Но и тебе про все это говорить не след. Пусть будет верной твоя рука, светлый князь.

– Пусть полученная власть принесет тебе радость, Баязид.