– Может, его учил жрец?

– Да нет, не жрец, – Верховный коснулся статуэтки, стоявшей тут же, на столе. Похоже, ею пользовались как прессом для бумаг.

Статуя была выполнена в характерном заморском стиле: небольшая, в пол-локтя высотой, свободная естественная поза, небрежно смявшиеся складки ткани. В Царстве никогда такого не умели, маг знал вельмож, что отдали бы за нее баснословные деньги.

– Видишь, это не дева, не юноша-охотник, не воин… это вообще не искусство, а колдовской инструмент, – пояснил Самер, – просто нага́ди даже их ваяют так, что нам и не снилось.

– Так что это?

– Малый наставник. Это подобие мага, в котором все силы уравновешены, на них натаскивают детей с Даром.

– И он оставил такую улику? – с сомнением протянул воин.

– А почему нет? Во-первых, Зевах Адрата редкостный глупец. А во-вторых, я ничего не чувствую.

Судя по выражению лица, Ндафа ничего не понял, и Верховный пояснил:

– Ну вот смотри: я едва разбираю, что там наплел наш неуч, но хотя бы слышу его чары. А это делал настоящий маг, в Нагаде, и я не слышу ничего. Вообще ничего. Как будто это кусок камня. Они иначе овладевают Даром, понимаешь? Не знай я, что изображения магов – это малые наставники, решил бы, что держу дорогую игрушку. Как те вазы, – Верховный кивнул на дверь.

Воин пожевал губами, и Самер продолжил:

– По легендам, магия пришла из Закатных царств, из земель на краю мира мертвых, куда уходит умирать солнце. Не знаю, есть ли там царство мертвых, но магия и впрямь пришла с заката. Там есть очень старое знание, очень древнее… должно быть, и новое знание они открыли раньше нас. На таком-то основании! Теперь я не удивлен, что твой некто запер пленников в беспамятстве, хотя нам кажется, что в Алиде это невозможно.

Они помолчали, думая каждый о своем.

– Что мы отсюда заберем? – спросил Ндафа.

– Возьмем листы, статую и пару книг. И поищи личные вещи Зеваха. Ты прав, сегодня нужно многое успеть.

Когда они покинули дом, сад погружался в сумерки. Хлыст не терял времени даром: слуги уже мели давно не убиравшийся двор. За тенистыми деревьями виднелся купол храма Солнечного Владыки, последние лучи солнца позолотили самую его верхушку.

– Ну, что теперь? – спросил островитянин.

Чародей обернулся к нему. Темнокожий воин казался спокойным, но Самер достаточно его знал, чтобы заметить скрытое напряжение.

– Теперь нужно перевернуть вверх дном обитель и взять под стражу пару богачей, – ожидая, пока к дверям подадут паланкин, маг сел на каменную скамью под деревом и опустил голову на руки. – У меня такое чувство, Ндафа… чувство, что мы сейчас разгоним большую волну, и я не знаю, куда она понесет и что сметет на своем пути.

Капитан лишь хмыкнул. Носилки были совсем близко, когда Самер добавил:

– И еще я впервые думаю, что после сегодняшнего меня захотят убить.

5

Столица, квартал иноземцев, 11-е месяца Пауни

Кобылка Зе́но Я^́ннис не желала мириться со спокойным шагом процессии и недовольно гарцевала, когда Зено ее одергивала. Стук лошадиных копыт мешался с треском барабанов. Посол бросал на помощницу сердитые взгляды, но так ничего и не сказал. Пусть его. Посол Ксад относится к тем людям, которые недовольны всегда.

У них за спиной, на вершине холма, весь вечер шли гуляния. Попрошайки клянчили медовые сласти, танцовщики в цветочных венках облюбовали площади, а жрецы один за другим распевали гимны Теме́расу. Десятки костров горели по всему кварталу иноземцев, но остальной город, такой шумный в любую другую ночь, притих. Недоброй тишиной: казалось, столица сцепила зубы, пока нагади славят своего бога.

Это тревожило Зено. Никогда еще недружелюбие города не чувствовалось так остро. Сама ночь, душная и влажная ночь Царства, так непохожая на воздух родины, дышала враждебностью.

– Когда Черный Азас взошел на трон, – вдруг заговорил посол, и его голос вырвал Зено из раздумий, – квартал иноземцев сожгли до основания.

Теперь настал черед посланницы бросить на спутника быстрый взгляд. Тот застыл в седле и слегка повернул голову, прислушиваясь.

– Узурпатор заявил, что погромщиков наняла ложа торговцев, – продолжил он. – Мой предшественник бил себя в грудь, твердил, что торговцы ни при чем… лучезарный бросил дюжину купцов в застенки и отобрал имущество у многих других по всей стране.

Несколько шагов они проехали в молчании.

– Вы тоже чувствуете? – спросила Зено.

Посол едва заметно пожал плечами.

– Я не слепой и не глупец, Зено. Слишком тихо… Эта тишина беременна, рано или поздно она разродится кровью. Не сегодня, конечно. Но скоро.

– Я с утра была в торговом доме Шуба́т. Мне намекали, что Нагаду представляет очаровательная госпожа! А Высокий город выгадает, если… – она процитировала: – «…если наследник станет относиться к нашим интересам не как к вложению, а как к своим, семейным интересам».

Зено невольно улыбнулась, вспомнив велеречивого секретаря. Тот говорил и поглаживал пальцами вышивку на животе, словно предвкушая прибыли, однако посол лишь покачал головой.

– Ты торговый представитель, Зено, – сказал он. – Купцы первые заинтересованы в хорошей сделке. В остальном же… дела у советников не очень. Хуже даже, чем у Азаса. Слишком много нищих и обездоленных, – он вновь покачал головой. – Людям нечего есть, Зено. А когда нечего есть, толпа всегда жаждет крови.

Что это, один из приступов фатализма, которыми прославился посол? Молчание столицы и впрямь казалось недобрым. Зено повела плечами, прогоняя пробежавший по спине холодок.

– Вы так говорите, будто ждете беспорядков.

– Слишком много нищих и обездоленных, – повторил Ксад. – Беспорядки будут. Или, думаешь, нас обойдут стороной? Советники обернут недовольство против старого врага или толпа захочет нашей крови. Высокий город и Царство слишком долго воевали.

– Вы… вы уже думали об этом?

– Кое-что думал, – неохотно протянул посол. – Да, после церемонии нужно поговорить. Но сперва храм. Позаботимся о небесном, а потом уже о земном.

В старом лисе было столько же набожности, сколько в базарном гадальщике, но большего из него не вытянешь, а потому оставалось ждать. Они миновали мост над каналом, в котором тихо плескалась черная вода. Недалеко отсюда их соотечественники пускали по течению маленькие фонарики, и теперь огни скользили прочь. «Как неприкаянные души», – отчего-то подумалось Зено.

Храм Темераса в квартале иноземцев прятался в улочке столь тесной, что здесь едва могли разъехаться два конника, а со стороны он походил на доходный дом. Лишь дверные косяки в виде фигур с бесстрастными лицами говорили, что это не вполне обычное здание.

И все же они не готовили к тому, что ждало внутри.

Воздух здесь пах пряностями, и кедром, и еще тем неведомым снадобьем, тем домашним запахом, которым благоухает дом Господина Сил. Бледные звезды и полумесяц, небесные змеи и фигуры созвездий мерцали в свете лампад, выложенные стеклом на потолке. Зено прибыла в столицу прошлым летом, чуть меньше года назад, и не застала главный праздник Нагады на чужбине, а потому задрала голову, с любопытством разглядывая потолок. И потому же обратила внимание на жреца лишь когда тот заговорил.

– Посол Ксад И^́мнес, – священник поклонился. – Представитель Яннис. Представитель Эвно́м.

Он кланялся и кланялся, каждому в отдельности. Головной убор жреца украшали шипы из красного дерева, с которых свисали серебряные колокольчики, так что каждый поклон сопровождался мелодичным звоном.

– Прошу вас. Для церемонии все готово.

Жрец повел их за собой, подметая темные гранитные плиты подолом рясы. В Нагаде, где почти все в правящем Светлом собрании маги, к богам всегда относились проще: скорее с пониманием, чем с почитанием. Нагади приходят в храмы, приносят небольшие дары и разговаривают, советуются со священниками – вместо пышных церемоний и простираний ниц. Зено не сомневалась, что в другой день здесь бы толклись люди, а перед статуями лежали груды цветов, самого простого подношения.

Но не сегодня. Ночь Темераса – время единственного обряда, прошедшего через века, из темной суеверной древности.

Когда священник раздвинул шелковые занавеси, Зено ахнула. Ей не доводилось бывать во внутреннем чертоге храма – в Нагаде ее считали птицей не того полета, но в квартале иноземцев она не ожидала увидеть подобное. Круглый зал был облицован красным мрамором, камнем редким и безумно дорогим. На постаменте в середине высился символ Господина Сил, языки пламени – из мягкого и чистого розового золота. Вокруг горел и настоящий огонь, сполохи плясали по стенам, так что казалось, что драгоценное пламя и впрямь зажило собственной жизнью.

Небесные владыки! Зено представила, как смотрелось бы это золото на ее груди. Да, секретарь торгового дома задохнулся бы от зависти. Посол со спутниками уже рассаживались на низкие скамьи. Ксад недвусмысленно похлопал по подушке справа от себя.

– Как тебе? – Стоило Зено занять место, посол склонился к ее уху. – Храм понемногу украшали десять лет. На пожертвования богатых земляков.

– Впечатляет… нет, захватывает дух, – честно призналась посланница. Мгновение поколебавшись, она спросила: – А вы не боитесь? Такая роскошь и в такое время…

– Не сейчас, Зено! – резко оборвал ее посол.

Жрец и вправду был слишком близко, а служки уже несли кратер с изящными ручками и бронзовый поднос с волнистым, как язык пламени, клинком.

– Господин Сил, душа, что ты вложил сюда, чиста! – нараспев начал священник. – Ты создал ее, ты дал ей форму, вдохнул в немые до поры уста. Прими частицу той души, позволь нам созерцать прекрасный лик…

Посол протянул руку, один из юношей провел клинком посередине ладони, а другой подставил кратер, позволив крови стечь в вино.

– Господин Сил, душа, что ты вложил сюда, чиста…

Короткий порез – и капли крови упали вслед за посольской. Чудны дела ваши, Небесные владыки! Дома, в Высоком городе, старший жрец собирал родовитых чародеев, чья кровь была бы кровью самой Нагады. Испив смешанное с ней вино, он делал предсказание и нарекал следующий год согласно тому, что напророчил. Верней, так было, пока Нагада оставалась городом-государством. Зено прежде не задумывалась, как проводят церемонию в маленьких гаванях и анклавах вдоль побережья Внутреннего моря. Но дома делали так, и посланница не могла помыслить, что ее кровь станет кровью города, слишком коротка ее родословная. Однако здесь… Зено пробежалась взглядом по лицам. Пе́лий из купеческой семьи, Эвном военный. Да, кроме посла, она и впрямь была здесь самой благородной.

Ну хорошо, а дальше? Жрец будет делать предсказание, даст году имя? Ведь в эти же часы в Высоком городе уже нарекают грядущий год. И как быть с тем, что все они лишены Дара? В обряде ей чудилось что-то от древней магии крови, еще тех лет, когда на Благодатных берегах не слышали о Царстве. Очень похоже на то… но узурпатор не разорвал сношения с Нагадой только с условием, что иноземные маги больше не ступят на земли Царства. Все в посольстве простые смертные. Жрец не может этого не знать.

Она думала так, а священник меж тем закончил обход и опустился на подушки у огня. Колокольцы на головном уборе звякнули, когда он коснулся пола лбом.

– Воля Господина Сил – закон для праведных…

Пелий, полный краснолицый человек, ведавший переписью земляков, закашлялся. Тот, что сидел подле него, поднес ладонь к лицу и лизнул ранку, в его глазах читалась скука.

– Он есть податель благ и счастье верных…

Зено недовольно поджала губы. Да, ритуал стал церемонией, для многих обыденной, но она все видела впервые. Скрип скамеек и шепотки раздражали. Пелий поднял руку, видно собираясь опять закашляться, когда священник выгнулся дугой, запрокинув к потолку лицо.

– Вестник! – захрипел он, дыхание его клокотало в горле, словно жрец подавился кровавым вином. – Вестник-вестник-вестник-вестник…

Он повторял снова и снова, на все лады. Но разве не должно пророчество… О владыки! Вот и Пелий перестал кашлять, а посол подался вперед, и в этот миг жрец вновь согнулся пополам, ударившись лбом о мраморные плиты.

– Темно и пустынно в утробе небес, – голос звучал глухо, а колокольцы всхлипывали, когда плечи жреца сотрясались в сухих рыданиях. – Вестник ночной, ты отзываешься свистом смертельным. Сонм окружает тебя и бежит по безлюдным просторам…

Посол вскочил, но один из служек встал у него на пути. Всего лишь юноша, Зено думала, что аристократ, не глядя, отбросит мальчишку прочь. Однако посол остановился, словно перед ним был не молодой послушник, а воин.

– Вы что, не видите, что ему плохо? – воскликнул Ксад.