Глава 2

Версальский парк озарился лучами заката. Прибывающая луна приближалась к зениту. Почуяв стойла, упряжные лошади резвее побежали сквозь лес по накатанной грунтовой дороге.

Мари-Жозеф прислонилась головой к стенке экипажа. Как жаль, что она не смогла поехать с мадам в переполненной карете месье. Мадам бы непрерывно отпускала шутки по поводу сегодняшнего путешествия. Месье и Лоррен занимали бы ее любезной и остроумной болтовней. Шартр скакал бы рядом с каретой и рассказывал ей о своих последних химических экспериментах, ведь она была единственной женщиной, а то и вовсе единственным человеком при дворе, способным понять, о чем он говорит. Его супруга, разумеется, не понимала, да и не разделяла его интересов. Герцогиня Шартрская всегда поступала, как считала нужным. Сегодня, например, она не сочла нужным покинуть парижский Пале-Рояль вместе со свитой его величества, своего отца.

Если бы с Мари-Жозеф заговорил Шартр, то к ним вполне мог бы присоединиться и герцог дю Мэн. А потом и внук короля герцог Бургундский, и его маленькие братья потребовали бы, чтобы им разрешили поучаствовать в беседе.

Мэн, как и Шартр, был женат; герцог Бургундский был еще отроком, а его братья – детьми. Кроме того, по своему положению они неизмеримо превосходили Мари-Жозеф. Знаки их внимания не могли вылиться во что-то более серьезное.

Тем не менее Мари-Жозеф наслаждалась их обществом.

Соскучившись в одиночестве, устав от езды в тесном экипаже, Мари-Жозеф выглянула из окна. Здесь, вдалеке от резиденции его величества, никто не следил за привольными, широко раскинувшимися лесами. Подлесок усеяли упавшие ветки. Хрупкие побеги папоротника склонились над самой дорогой. Закат окрасил все вокруг приглушенным золотисто-алым цветом. Если бы она ехала верхом, одна, то остановилась бы послушать шум леса, птичьи песни в сумерках, понаблюдать за плавным полетом летучих мышей, трепещущих крыльями. Но экипаж все катился навстречу сгущающейся тьме, а кучер, слуги и даже ее брат не слышали таинственной музыки.

Подлесок исчез, деревья сделались реже, ветви уже не усеивали землю. По такому укрощенному, не таящему опасностей лесу охотники могли нестись, не разбирая дороги. Мари-Жозеф вообразила, как скачет по узенькой петляющей тропке за королевской свитой, преследующей оленя.

И тут вечерний лес пронзил неистовый, бешеный крик. Мари-Жозеф невольно схватилась за дверцу и край сиденья. Лошади испуганно шарахнулись, фыркнули и бросились вперед. Экипаж накренился. Измученная упряжка кинулась прочь от невыносимого звука. Кучер закричал и натянул вожжи, сдерживая лошадей.

Тигриный рык в зверинце его величества разбудил и взволновал всех остальных экзотических животных. Затрубил слон, заурчал и зарычал лев, заревели дикие быки.

Дерзко и яростно запела морская тварь.

При звуках этой завораживающей, мрачной мелодии у Мари-Жозеф учащенно забилось сердце. Щебет и трели, чередующиеся вскриками, показались ей столь же чувственными, страстными, первозданными, как орлиный клекот. Ухоженные версальские леса скрывали те же загадочные тени, что непроходимые тропические заросли Мартиники.

Морская тварь снова вскрикнула. Зверинец умолк. Морская тварь оборвала песню, прошептала что-то и затихла.

Экипаж с грохотом обогнул поперечный рукав Большого канала. Над водой его клубился призрачный туман; невысокие волны с плеском набегали на борта многочисленных маломерных судов его величества, стоявших на причале. Под колесами захрустел гравий Королевской аллеи; повозки свернули с Королевского проезда к фонтану Аполлона. Экипаж Мари-Жозеф двинулся прямо, к Версалю и окружавшим его регулярным паркам.

– Кучер!

– Тпру!

Мари-Жозеф выглянула из окна. В ночном воздухе ощущалось густое, жаркое дыхание усталых лошадей. В опустевших садах царила непривычная тишина, фонтаны не журчали.

– Пожалуйста, поезжайте следом за моим братом!

– Но, мамзель…

– А потом будете свободны целый вечер…

– Да, мамзель!..

Он развернул лошадей.

Ив перебегал от одной повозки к другой, пытаясь руководить двумя группами рабочих одновременно.

– Так, вы, – возьмите ванну! Она тяжелая. Осторожно! Эй, вы! Не трогайте лед!

Мари-Жозеф распахнула дверцу экипажа. К тому времени, как усталый лакей соскочил с запяток, чтобы помочь ей, она уже бежала к повозкам.

Над фонтаном Аполлона был раскинут гигантский шатер. Внутри мерцали свечи, освещая шелковые стенки. Шатер сиял, словно огромный фонарь.

Целые ряды свечей, расставленных по краям Зеленого ковра, проливали мягкий рассеянный свет на дорожку, ведущую по холму к Версалю. Этот широкий ровный газон, обрамленный посыпанными гравием дорожками и мраморными статуями богов и героев, словно делил парк пополам, простираясь между фонтаном Аполлона и фонтаном Латоны.

Мари-Жозеф, придерживая юбки, кинулась к повозкам. Ив разрывался между ванной, обителью чудовища, и саваном во льду.

– Мари-Жозеф, не позволяй им трогать образец, пока я не вернусь! – небрежно бросил Ив через плечо, как будто ничего не изменилось, как будто он не вступил в орден иезуитов и они по-прежнему жили на Мартинике, она по-прежнему вела его хозяйство и ассистировала во время опытов.

Ив бросился в шатер. С шелкового полога бесстрастно взирал солнечный лик – эмблема короля. Двое мушкетеров развели полог в стороны, пропуская Ива.

– Осторожно уберите лед, – велела рабочим Мари-Жозеф. – Перенесите тело.

– Но отец де ла Круа приказал…

– А теперь приказываю я.

И все-таки рабочие колебались.

– Вдруг мой брат забудет об этом образце до утра? – предположила Мари-Жозеф. – Тогда вы прождете всю ночь.

Они неохотно, но безропотно повиновались и стали убирать лед с закутанного в саван тела. Осколки льда со звоном посыпались наземь. Мари-Жозеф внимательно следила, чтобы рабочие не повредили образец. Она помогала Иву и прежде, когда была маленькой девочкой, а он – мальчиком-подростком и оба они учили латынь и греческий, читали наивного старца Геродота и Галена, штудировали Ньютона. Разумеется, Ив всегда первым выбирал то, что ему по душе, но никогда не возражал, если она норовила улизнуть, захватив Ньютоновы «Principia»^[3], или спала, держа их под подушкой. Мари-Жозеф очень опечалила пропажа книги господина Ньютона, она мечтала разыскать еще один экземпляр и гадала, не открыл ли он за последние пять лет новые закономерности движения планет, не дал ли новое объяснение природы света или силы тяготения.

Рабочие подняли закутанное в саван тело. Осколки льда посыпались на гравийную дорожку. Мари-Жозеф направилась вслед за рабочими в шатер. Ей не терпелось как следует разглядеть морскую тварь, живую или мертвую.

Фонтан Аполлона и прилегающий участок земли скрывал огромный шатер. Под шатром фонтан окружала стальная клетка. В этом новом узилище из воды вздымался, знаменуя рассвет, Аполлон на золотой колеснице, запряженной четверкой солнечных коней, а дельфины и трубящие в раковины тритоны возвещали о наступлении утра.

«Странно, – подумала Мари-Жозеф, – Аполлон мчится с запада на восток, против солнца».

От края каменного бассейна к деревянному помосту на уровне воды вела лестница из трех низких, широких ступеней. Шатер, клетка, лестница и настил были установлены для удобства Ива, но загораживали вид на колесницу Аполлона.

У самого входа в клетку на настиле из прочных, гладко оструганных досок стояло лабораторное оборудование. Перед этой импровизированной лабораторией были расставлены несколько табуретов, два кресла и целый ряд канапе.

– Можете положить образец на стол, – сказала рабочим Мари-Жозеф.

Они послушно исполнили указание, явно радуясь, что наконец избавятся от смердевшей зловещей ноши.

В черной рясе, высокий и изможденный, у входа в клетку стоял Ив. Рабочие попытались поставить ванну на край бассейна.

– Осторожно, не уроните, ставьте, ставьте!

Морская тварь закричала и забилась. Дно ванны заскрежетало по камню. Один из рабочих громко выругался, другой, бросив испуганный взгляд на Ива, пихнул товарища локтем в бок. Мари-Жозеф хихикнула, прикрываясь ладонью. Хоть Ив и был священнослужителем, брань его не смущала.

– Осторожно спускайте ее по ступенькам, тихо, плавно! А теперь под воду!

Ванна со стуком запрыгала вниз по ступенькам, но в конце концов рабочие установили ее на помосте. Ив опустился рядом с ней на колени и стал аккуратно распутывать скрывавшую ее сеть. Не в силах сдержать любопытство, Мари-Жозеф кинулась к нему. Ее шелковая нижняя юбка зашуршала по гладким доскам лабораторного помоста, словно по мрамору Зеркального зала Версаля.

Не успела она добежать до клетки, как полог шатра снова раздвинулся. Вошел рабочий с ведром свежей рыбы и водорослей, поставил его на пол у самой двери клетки и поспешно ретировался. Другие рабочие втащили лед и бочку опилок.

Не удовлетворив любопытства, Мари-Жозеф вернулась к образцу для вскрытия. Она хотела было развернуть саван, но передумала, пожалев усталых, испуганных рабочих.

– Вы, двое, обложите тело льдом, а лед присыпьте опилками. Остальные принесите из повозок оборудование отца де ла Круа.

Они повиновались, стараясь как можно реже прикасаться к морской твари: от нее исходил резкий запах противогнилостного раствора и смрад разложения.

«Иву придется поспешить со вскрытием, – сказала себе Мари-Жозеф. – Иначе будет препарировать скелет с остатками сгнившей плоти».

Мари-Жозеф привыкла к таким запахам за годы, что она ассистировала брату в экспериментах и исследованиях. И словно бы не ощущала зловония. А вот рабочие старались не дышать глубоко и время от времени с несчастным видом бросали испуганные взгляды на Ива и ванну, в которой стонала морская тварь.

Рабочие рассыпали на лабораторном столе поглощающие запах опилки.

– Лед нужно приносить каждый день, – напомнила Мари-Жозеф. – Не забывайте, это очень важно!

Один из рабочих поклонился:

– Да, мамзель. Месье де Кретьен уже об этом распорядился.

– Можете идти.

Они наперегонки бросились прочь из шатра, не в силах выносить смрад мертвой морской твари и стоны живой. Мари-Жозеф придвинулась ближе, привлеченная печальной песней русалки. Рабочие Ива наклонили ванну к краю помоста, зачерпнув воду. Мари-Жозеф кинулась к фонтану:

– Ив, дай посмотреть…

Когда Ив распустил тугие узлы на парусине, ночь огласил скрежет и скрип водяных насосов. В трубах фонтана что-то забурлило, заворчало, а потом из него хлынула вода. Прозрачные струи взметнулись над фонтаном Аполлона, словно в воздухе выросли королевские лилии. Средняя струя поднялась на такую высоту, что обрызгала потолок шатра. Брызги звенящим дождем упали на колесницу Аполлона, зарябили по поверхности бассейна, залили морскую тварь. Пронзительно закричав, она забилась, колотя Ива раздвоенным хвостом. Ив отшатнулся:

– Выключите фонтан!

Тварь с рычанием пыталась выбраться из ванны. Ив отпрянул, увертываясь от зубов, когтей и хвоста. Рабочие кинулись выполнять его приказание.

Тварь тяжело соскользнула в воду, совершив побег и оказавшись в новой тюрьме – в фонтане Аполлона.

Мари-Жозеф схватила Ива за руку. Набежавшая волна растеклась вокруг подошв сапог Ива, словно он шел по воде. Полы его рясы намокли.

«Мой брат шествует по водам, – с улыбкой подумала Мари-Жозеф, – пора бы ему научиться не мочить при этом одежду!»

Струи фонтанов взмыли чуть ли не под самый потолок шатра, потом забили вполовину первоначальной высоты, потом забурлили в соплах. Королевская лилия увяла. Скрип насосов внезапно умолк. Ни рябь, ни даже пузырьки не нарушали теперь глади бассейна.

Ив отер лицо рукавом. Мари-Жозеф стояла на две ступеньки выше и почти сравнялась с ним ростом. Она положила руку ему на плечо.

– Ты осуществил свою мечту, – сказала она.

– Надеюсь, что да.

Мари-Жозеф, наклонившись, стала вглядываться в поверхность бассейна. На дне его затаилась какая-то смутная тень, скрываемая отражением свечей в воде.

– Пока она жива, – произнес Ив, – но сколько проживет…

Он обеспокоенно замолчал.

– Даже если совсем недолго – ничего страшного, – успокоила его Мари-Жозеф. – Я хочу ее увидеть! Позови ее!

– Она не откликнется. Это же неразумная тварь, она меня не поймет.

– Мой кот меня понимает, – похвасталась Мари-Жозеф. – Неужели ты не мог научить ее, за столько-то недель, в море все равно делать нечего!

– У меня не было времени ее дрессировать, – нахмурился Ив. – Она отказывалась есть, мне пришлось кормить ее насильно! – Он сложил руки на груди, гневно воззрившись на прозрачную воду. Морская тварь покачивалась в воде, безмолвная, притихшая. – Однако я исполнил желание его величества. Сделал то, что не удавалось никому за последние четыреста лет. Я поймал русалку и живой доставил ее на сушу.

Мари-Жозеф склонилась ближе к воде, пытаясь разглядеть морскую тварь. Тело у нее оказалось длинное, куда длиннее и стройнее, чем у дельфинов, резвившихся у берегов Мартиники. Вокруг ее головы клубились под водой спутанные волосы.

– Слыханное ли дело – рыба с волосами! – воскликнула она.

– Она не рыба, – возразил Ив. – Она дышит воздухом. Если она не вынырнет подышать…

Он отошел по настилу от края бассейна и спустился на землю. Мари-Жозеф осталась, не сводя глаз с пленницы.

Морская тварь в ответ уставилась на нее горящими, жутковатыми глазами, в которых отражался свет, и развела руками, показав снабженные плавательными перепонками кисти.

На нее упала тень Ива. Она отплыла на дно бассейна, прикрыв золотистые глаза. Ив стиснул стрекало.

– Пусть только попробует у меня утонуть.

Он уколол русалку, надеясь, что она зашевелится, чтобы избежать боли.

– А ну, плыви! Проклятье, давай всплывай!

Ее волосы в воде напоминали раскрытый веер. Плавники раздвоенного хвоста дрогнули. Тварь поежилась.

– Хватит, ты же ее пугаешь, ей больно!

Мари-Жозеф стала на колени на краю помоста и опустила руки в воду:

– Иди сюда, не бойся!

И тут перепончатые пальцы морской твари сомкнулись вокруг ее запястий, она кожей ощутила их жар. Острые, точно лезвия ножей, когти прикоснулись к ее рукам, но не вонзились.

Морская тварь увлекла ее на дно бассейна.

Ив закричал и стал колоть русалку стрекалом. Тварь чуть-чуть отплыла, чтобы он не мог до нее дотянуться. Мари-Жозеф, промокшая до нитки, попыталась подняться на ноги, задыхаясь и кашляя. В холодной воде ее юбки всплыли, как лепестки водяной лилии. Она тщетно их одергивала. Нижняя юбка, потерявшая форму, прилипла к ногам, ткань, сделавшаяся жесткой, царапала кожу.

– Скорее, держись за руку…

– Нет, постой…

Морская тварь проскользнула мимо нее, спасаясь бегством, но потом повернула назад, и Мари-Жозеф ощутила под водой прикосновение ее голоса.

– Не пугай ее больше…

Она протянула руку по направлению к русалке:

– Ну плыви ко мне, ну пожалуйста…

– Осторожно, это злобное, свирепое животное…

– Да ты же напугал ее до смерти…

Морская тварь словно дотронулась голосом до кончиков ее пальцев и запела. Трели русалки сплетались над поверхностью воды, словно сгущающиеся клубы тумана. Медленно-медленно, почти не шевеля раздвоенным хвостом, точно неживая, морская тварь подплыла к Мари-Жозеф.

– Русалочка, хорошенькая русалочка, вот и умница…

– Его величество будет здесь с минуты на минуту, – раздался голос графа Люсьена.

Мари-Жозеф ошеломленно оглянулась. Граф Люсьен стоял у края бассейна. Он незаметно и бесшумно вступил в шатер, пересек лабораторный помост и вошел в клетку. Ив остался внизу, на помосте, вровень с водой, а граф Люсьен наверху, на краю фонтана; так они стояли лицом к лицу.

Напротив мушкетеры развели полог. По Зеленому ковру к Аполлону двигалось факельное шествие.

– Я еще не готов предстать перед его величеством, – возразил Ив.

Мари-Жозеф снова поискала глазами морскую тварь. Та замерла; совсем близко, еще чуть-чуть, и девушка могла бы до нее дотянуться, но тогда она метнулась бы в сторону – ни дать ни взять пугливый жеребенок, только зеленый.

– Если его величество готов выслушать вас, – промолвил граф Люсьен, – то вы тем более должны быть готовы предстать перед его величеством.

– Да, – сник Ив, – конечно.

Морская тварь вытянула руки, дотронувшись когтями до кончиков пальцев Мари-Жозеф.

– Мадемуазель де ла Круа, – провозгласил граф Люсьен, – в таком виде вы не вправе показываться на глаза его величеству.

Мари-Жозеф ахнула при мысли, что ее облик мог оскорбить взор короля. Придерживая отяжелевшие, намокшие юбки, она неловко двинулась к помосту по неровному дну бассейна, спотыкаясь на высоких каблуках.