Результатом этих дебатов в Думе и издания материалов М.Е. Бакая стала публикация статьи «Охранка и черные кабинеты» в партийном журнале социалистов-революционеров «Революционная мысль», выходившем в Лондоне. Автор статьи А. Аринов писал: «В нашем распоряжении имеется обширный материал об этом “мифе” [так назвал утверждение о существовании “черных кабинетов” М.П. Севастьянов]», но пока он готов сообщить только часть сведений. В сжатой форме было приведено немало важных фактов. Говорилось, что в Варшаве, Петербурге, Москве, Одессе перлюстрацией занимаются чиновники цензуры иностранных газет и журналов при почтамтах, что в их распоряжение еще до сортировки поступает «абсолютно вся корреспонденция». Просмотру, сообщал автор, «подвергаются как подозрительные по внешности письма, так и те, которые внесены в алфавит по предписаниям Департамента полиции, губернаторов, охранных отделений и пр. [очих] должностных лиц и официальных учреждений. С писем, заслуживающих особого внимания, снимаются копии и отсылаются в те учреждения, которых это касается и обязательно в Департамент полиции». Отмечалось, что проводится перлюстрация писем «представителей иностранных держав, государственных деятелей, любовниц высокопоставленных лиц». Наиболее успешными автор считал «черные кабинеты» в Петербурге и Варшаве и указывал, что «руководителями в первом является цензор П.К. Бронников [что было ошибкой], а во втором – [Ф.Г.] фон-Кребс».

Далее рассказывалось о работе по перлюстрации в стенах Департамента полиции, где «специалистом подделок всевозможных почерков… является чиновник… [В.Н.] Зверев», «специалистом по разбору шифров… чиновник [И.А.] Зыбин», а «общее… заведывание перлюстрацией» (в ДП) лежит «на чиновнике для поручений… [В.Д.] Зайцеве». Отмечалось, что из ДП «копии подозрительных писем рассылаются по жандармским управлениям и охранным отделениям для выяснения авторов и адресатов… и установления за ними надзора и ареста».

Наконец, приводился образец так называемого открытого листа от 14 июня 1903 года за подписью начальника Главного управления почт и телеграфов. Такой лист выдавался начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений на право выемки писем и телеграмм подозрительных лиц. Надо отметить, что, несмотря на вполне понятную неполноту и отдельные неточности (утверждения, что в распоряжение «черных кабинетов» при почтамтах «еще до сортировки поступает абсолютно вся корреспонденция», что «черные кабинеты» «существуют в большинстве русских городов»), материал в целом обладал высокой степенью достоверности. Журнал публиковал обещание продолжить эту тему⁶⁰.

В последующих номерах «Революционной мысли», в так называемой «Черной книге русского освободительного движения», где приводились фамилии осведомителей и провокаторов, были названы имена В.Н. Зверева, И.А. Зыбина, П.К. Бронникова и В.И. Кривоша с указанием рода их деятельности. Например, о последнем говорилось следующее: «Кривош Владимир Иванов, цензор иностранных газет и журналов при государственной типографии в Санкт-Петербурге; – состоит постоянным переводчиком при Департаменте полиции документов, отбираемых у революционеров по обыскам»⁶¹.

В Государственной думе к этому вопросу вернулись, как обычно, при обсуждении бюджета Главного управления почт и телеграфов – на второй сессии второго созыва, 26 февраля 1909 года. Депутат М.В. Захаров 2‐й, социал-демократ, цитировал свидетельства М.Е. Бакая. Его поддержали кадет К.К. Черносвитов и трудовик К.М. Петров 3‐й. М.П. Севастьянов опять все отрицал⁶². История повторилась на пятой сессии Думы третьего созыва, когда 9 апреля 1912 года кадет Черносвитов обвинил почтовое ведомство в ведении перлюстрации в интересах охранки⁶³. Этому предшествовала заметка «Черный кабинет» в газете «Утро России». Здесь был описан скандал в городе Онеге Архангельской губернии. Ссыльный студент Политехнического института Давидянц обвинил в присутствии свидетелей начальника почтово-телеграфной конторы Павлова в том, что тот вскрывает и читает чужие письма. Павлов обвинил студента в клевете. Дело слушалось у мирового судьи 29 февраля 1912 года. Свидетельница Худатова рассказала, что получила закрытое письмо из‐за границы на двух художественных открытках без начала. На следующий день почтальон доставил ей начало письма еще на двух открытках без штемпеля и адреса. В суде говорили, что все письма, адресованные ссыльным, собирались отдельно и передавались Павлову. Судья оправдал Давидянца⁶⁴. 24 сентября того же года газета «Новости дня» (Владивосток) перепечатала информацию из газеты «Голос Москвы»:

Деятельность «черного кабинета»

В последнее время деятельность так называемого «черного кабинета» в почтовом ведомстве, занимающегося перлюстрацией писем, достигла небывалой интенсивности. «Г. [олос] М. [осквы]» сообщает, что установлено самое строгое наблюдение за корреспонденцией некоторых лиц даже из числа принадлежащих к составу только что распущенной Г. [осударственной] Думы. Полученные ими письма носят явные следы произведенной над ними перлюстрации; бесцеремонность перлюстраторов доходит до того, что даже письма, запечатанные сургучной печатью, вскрываются, для чего попросту ломается печать⁶⁵.

На первой сессии IV Думы, 21–22 мая 1913 года, этот вопрос вновь встал при обсуждении доклада бюджетной комиссии по смете МВД. Кадет Н.А. Гладыш, в частности, сказал: «Затем является чрезвычайно характерным в нашем почтово-телеграфном ведомстве… большой интерес к тайне частной переписки, на свет не хватает денег, не развивают телеграфа и телефона, а на всевозможные усовершенствования для лучшего просмотра частной переписки – на это есть деньги…». Его поддержал прогрессист М.И. Гродзицкий. На следующий день тему продолжили социал-демократ, большевик М.К. Муранов и трудовик В.И. Дзюбинский. Муранов подчеркнул, что «Главное управление почт и телеграфов обращается, таким образом, в филиальное отделение охранки»⁶⁶. Дебаты в Думе нашли отражение в периодической печати. В частности, газета «Русская молва», сообщив о речи Муранова, тут же взяла интервью у начальника Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьянова, который категорически отрицал «сам факт существования этих кабинетов»⁶⁷.

Любопытно, что полемика в Государственной думе на данную тему следовала в те годы за публикациями оппозиционной печати или даже предшествовала им. Так, через месяц с небольшим после выступления депутатов в Думе в мае 1913 года общественное мнение было взбудоражено огромной статьей в газете «Утро России» под названием «Перлюстрация»⁶⁸. Она состояла из двух частей. Первая – «Перлюстрация» – была подписана псевдонимом «Независимый» с указанием даты и места: 26 июня 1913 года, Нью-Йорк. Вторая – «Перлюстрационный список» – содержала имена более пятидесяти человек, чья переписка подлежала просмотру с 1894 года. Среди них были общественные деятели, титулованные особы и иностранцы: писатели и публицисты Н.Ф. Анненский, В.Г. Короленко, С.Н. Кривенко, С.Н. Южаков, социал-демократ и исследователь сектантского движения В.Д. Бонч-Бруевич, врачи А.А. Герцен (сын А.И. Герцена) и Ф.Ф. Эрисман, врач Л.Н. Толстого Д.П. Маковицкий, известный журналист правой газеты «Новое время» М.И. Меньшиков, историк и лидер кадетской партии П.Н. Милюков, один из бывших руководителей Департамента полиции П.И. Рачковский, известный экономист М.И. Туган-Барановский, активный деятель кадетской партии князь Д.И. Шаховской и др.

В первой части статьи давался краткий исторический обзор практики перлюстрации в России начиная с эпохи Екатерины II. Затем автор переходил к состоянию дел в этой области в начале XX века. Он констатировал, что перед ним «лежат сотни бумаг», имеющих стереотипный заголовок: например, «копия письма за подписью В.А. Маклакова Л.Н. Толстому от 15 сентября 1898 г.». Здесь же подробно рассказывалось о забавных казусах: о том, как А.А. Лопухин, будучи директором Департамента полиции, приводил в порядок бумаги убитого в 1904 году В.К. Плеве и наткнулся на копии адресованных ему же, Лопухину, писем; о факте слежки за перепиской знаменитого организатора филерской службы Е.П. Медникова – эту слежку установили по распоряжению Плеве, который желал обезопасить себя таким образом от происков уволенного С.В. Зубатова, и т. п.⁶⁹

Статья получила широкий резонанс. На нее отозвались многие крупные российские газеты: «Биржевые ведомости», «Гражданин», «День», «Дым Отечества», «Речь», «Руль», «Русская молва», «Русское слово», «Современное слово», «Сын Отечества» и др. Они сообщали о содержании статьи, давали свои комментарии, приводили дополнительные сведения на эту тему. Например, князь В.П. Мещерский с обычной для него экспрессией утверждал, что «г. Независимый понятия не имеет о предмете, который он трактует», подчеркивал, что удивляться этому не надо, а «перлюстрация стара, как политическая жизнь», и в Петербургском почтамте «целый департамент этим делом занят». Он же вспоминал, что якобы его дядя, сенатор В.Н. Карамзин, в письме князю Д.А. Оболенскому допустил колкости в адрес императрицы Марии Александровны, жены Александра II. Императрица заметила Оболенскому: «Скажите Вашему другу Карамзину, чтобы он лучше говорил колкости обо мне, чем писал». В «Современном слове» напоминали о заметке от 1904 года об устройстве «черного кабинета» в Варшавском почтамте и делали общий вывод, что «без всеобщего коренного правового обновления наши письма и телеграммы будут всегда служить объектом махинаций перлюстрационного учреждения»⁷⁰. В переводе на литовский язык статья «Перлюстрация», получив название «Черные кабинеты», была опубликована в газете «Литовские известия», выходившей в Вильно⁷¹.

Начальник Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьянов в новом интервью газете «Русское слово» в очередной раз пытался отрицать наличие «черных кабинетов и перлюстрационных отделений при Главном Управлении»⁷². Газета «Речь» так прокомментировала его ответ: «Опровержение это своей наивностью вызвало всеобщую веселость»⁷³. А газета «Утро России» опубликовала новую статью – «Еще о перлюстрации» – за подписью того же «Независимого»⁷⁴. Неустановленный автор ссылался, без упоминания источника, на публикацию в журнале «Освобождение» и рассказ М.Е. Бакая, приводил новые фамилии лиц, чья переписка перлюстрировалась. Список этот был весьма обширен: отслеживались письма Л.Н. Толстого жене, С.А. Толстой, режиссера В.Э. Мейерхольда – А.П. Чехову, священника и общественного деятеля Г.С. Петрова – редактору газеты «Русское слово» Ф.И. Благову, профессора С.А. Котляревского – историку В.И. Герье и т. д.

Из содержания статьи видно, что автор имел в своем распоряжении подлинники или копии секретной переписки, связанной с перлюстрацией. Например, приводился текст телеграммы начальнику Иркутского губернского жандармского управления: «Девятого отправлено в Иркутск. По адресу: дом Кузнецова, доверенному фирмы Кузнец – Рогальскому, серьезное конспиративное письмо. Примите меры к осторожному, совершенно негласному выяснению действительного получателя для учреждения неотступного наблюдения за ним». Тут же отмечалось, что в тексте слова «Иркутск» и «Рогальскому» подчеркнуты волнистой линией. Наконец, автор ссылался на дополнительные публикации в газетах «День» и «Биржевые ведомости»⁷⁵. Поиски автора, предпринятые по указанию министра внутренних дел Н.А. Маклакова, результата не дали. Подозревали В.И. Кривоша, который вынужден был после скандала, связанного с присвоением денежных сумм, подать в отставку с 1 декабря 1911 года⁷⁶. По косвенным данным можно предположить, что автором опять же был Л.П. Меньщиков. (Он, кстати, с 1911 года жил в Нью-Йорке и уехал в Париж в июне 1913‐го.) Эта версия тогда же появилась в печати⁷⁷. Начальник Московского охранного отделения А.П. Мартынов докладывал в Особый отдел ДП 29 июля 1913 года, что, по агентурным сведениям, статья «Перлюстрация» была предложена Меньщиковым газете через А.В. Руманова (с 1907 года заведующего петербургским отделом московской газеты «Русское слово»)⁷⁸.

Публикация «Еще о перлюстрации» породила новые отклики. «Русское слово» цитировало заявление В.Л. Бурцева из Парижа, что он посылал номера журнала «Былое», издававшегося в то время за рубежом, многим высокопоставленным лицам заказными письмами, но они были возвращены ему обратно с официальной надписью о невручении как «содержащие запрещенные издания». Естественно, поставить такой штамп без вскрытия конверта было невозможно⁷⁹.

В результате на заседании бюджетной комиссии при рассмотрении сметы Главного управления почт и телеграфов на 1914 год вопрос о перлюстрации затронули три либеральных депутата: октябрист И.В. Годнев, прогрессист М.И. Гродзицкий и кадет князь С.П. Мансырев, которые ссылались на осведомленных лиц. Князь Мансырев вспомнил, что в 1910 году, когда он выступал защитником по уголовному делу, к нему обратился некий сенатор, гофмаршал двора, с просьбой информировать его о ходе процесса. Для этого сенатор сообщил Мансыреву условный адрес и шифр. Адвокат выразил удивление этой предосторожностью и услышал признание сановника: «Когда был ревизующим сенатором, то вся переписка, отправлявшаяся ко мне, подвергалась дешифровке». Еще более сенсационное заявление сделал Годнев: «Я от некоторых лиц, близко знакомых с почтовым ведомством, слышал уверения, что существует даже особый аппаратик, при помощи которого отпаривают письма и получается возможность их прочитать… Я бы желал знать, насколько заявления таких лиц, которые будто сами принимали в этом участие… верны и продолжается ли это до сих пор». Новый (с октября 1913 года) начальник Главного управления почт и телеграфов В.Б. Похвиснев в отличие от своего предшественника, М.П. Севастьянова, не стал голословно отрицать наличие перлюстрации, а относительно «аппаратика» заметил: «Я не сумею сказать, я его в руках не держал». От прямого ответа на повторный вопрос Годнева: «Есть [“аппаратик”] или нет?» – Похвиснев уклонился: «Не знаю. Первый раз слышу о таком аппарате»⁸⁰. Последний раз в Думе этот вопрос поднял прогрессист Гродзицкий 5 мая 1914 года при очередном обсуждении бюджета МВД по Главному управлению почт и телеграфов. Он сослался на заметку князя В.П. Мещерского, что «письма вскрываются сотнями тысяч», и сам утверждал, что перлюстрации подвергается корреспонденция, адресованная членам Государственной думы. Похвиснев в своем выступлении ничего не сказал по данному поводу, тем самым косвенно подтверждая справедливость заявления депутата⁸¹.

Не оставляли этот сюжет и российские газеты. 31 марта 1914 года газета «День» напечатала заметку «Тайны “черного кабинета”». В ней наряду с «клюквой» (якобы в комнате для просмотра писем сидят несколько агентов охранного отделения, несколько жандармских ротмистров и представители почтового ведомства) содержалось точное указание местонахождения «черного кабинета» в столице: «секретная комната» в отделении иностранной цензуры почтамта. В мае в этом же издании появилась «подвальная» статья «Швейцары, или “Черные кабинеты”» за подписью «Некто», в которой был приведен абсолютно конкретный материал о ведении перлюстрации. Здесь цитировался циркуляр директора ДП от 1 февраля 1903 года, содержавший требование к начальникам охранных отделений уделять больше внимания поступавшей к ним из Петербурга перлюстрированной переписке. Указывалось, что вскрываются письма, внесенные в особый список («алфавит»), а также вызывающие подозрение. В качестве перлюстрированных упоминались письма к княгине С.Н. Голицыной, графине Е.А. Уваровой, от профессора В.А. Вагнера к Н.Л. Гондатти (генерал-губернатор Приамурской области с 1911 года), от жандармского офицера Лявданского к бывшему московскому градоначальнику А.А. Рейнботу. Отмечалось, что копии писем на имя фельдшерицы Е. Павловой (Сетунская лечебница Московской губернии) соседствуют с копией почерка их автора⁸². Поскольку в качестве примеров в основном фигурировали акты перлюстрации писем, проходивших через Московский почтамт в конце XIX – начале XX века, то источником информации мог быть Л.П. Меньщиков. Дополнительным аргументом в пользу его авторства является обнаруженное мной текстологическое совпадение по существу между данной статьей и книгой Меньщикова, опубликованной в 1925 году. В статье как пример перлюстрации упоминается передача Департаментом полиции 10 марта 1897 года Московскому охранному отделению копии письма учителя Шапошникова в слободу Велико-Михайловку Курской губернии. В книге речь идет о перлюстрации письма библиотекаря Румянцевского музея Г.Н. Шапошникова – жениха курсистки М.Ф. Ветровой, покончившей с собой в Петропавловской крепости 12 февраля 1897 года. Письмо это он послал 4 марта 1897 года родным в Курскую губернию⁸³.

В мае 1914 года газета «Речь» напечатала письмо корреспондента ряда периодических изданий Г. Семешко из Баку. В данном случае говорилось о сообщении содержания телеграмм местным властям. Журналист писал, что 9 мая был срочно вызван к помощнику градоначальника Е.И. Уманцеву. Чиновник интересовался, не является ли журналист автором корреспонденции, накануне отправленной по телеграфу за подписью «Камский» в редакцию «Биржевых ведомостей» и искажающей, по словам Уманцева, реальное положение дел. Когда Семешко отказался от авторства, его попросили не разглашать эту историю. Журналист обратился к начальнику почтово-телеграфной конторы Закржевскому за разъяснением того, как телеграмма попала в градоначальство, но никакого вразумительного ответа не получил⁸⁴.

«Наша рабочая газета» в том же месяце сообщила об обнаружении в редакции под клапаном одного из конвертов тончайшей проволоки для вскрытия. Через три недели эта же газета информировала о том, что из приходящих в редакцию конвертов стала исчезать подписная плата, вложенная марками, а иногда оторвана часть корреспонденции. На последнюю публикацию откликнулась газета «Современное слово», в ней выразили надежду на запрос в Государственной думе⁸⁵. Замечу сразу, что последние публикации на деле относились, конечно, не к профессионалам перлюстрации, а к нечистым на руку почтовым чиновникам. Замечу также, что копии большинства публикаций на эту тему собирались и хранились в делах Департамента полиции⁸⁶. В июле 1914 года газета «Русское слово» напечатала заметку «Почтовые загадки», автор которой писал не только о плохой работе почты, но и о получении им заграничной бандероли со штемпелем «Позволено», хотя запечатанная обертка предполагала, что отправление не вскрывалось⁸⁷.

В русской художественной литературе тема перлюстрации нашла свое отражение в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» (1836); в очерке М.Е. Салтыкова-Щедрина «Мнения знатных иностранцев о помпадурах», опубликованном в 1873 году в журнале «Отечественные записки» и вошедшем затем в сатирический цикл «Помпадуры и помпадурши»; в уже упоминавшихся повести Н.С. Лескова «Смех и горе» (1871) и его газетной заметке «Нескладица о Гоголе и Костомарове (историческая поправка)»; в рассказе А.И. Куприна «Гога Веселов» (1916)⁸⁸.

Новый всплеск общественного интереса к теме перлюстрации последовал после свержения монархии в феврале 1917 года. Центральные и местные газеты писали о «черных кабинетах», рассказывали о деталях их устройства, приводили списки лиц, чья корреспонденция регулярно вскрывалась⁸⁹