Первое ощущение – он просто не мог дышать. Большого труда стоило приноровиться к дыханию через шарф, назначения которого он поначалу просто не понимал. Холод пронизывал насквозь, лишая возможности нормально мыслить. Единственное, что стало ясно с первых секунд пребывания в этом новом мире, – здесь невозможна жизнь.

Это было что-то вроде другой планеты. На Луне или на Марсе условия, возможно, и отличаются, но они столь же убийственны для всего живого, как то, что окружало его теперь. И еще подташнивало от непривычных размеров окружающего. Боязнь открытого пространства – тоже неприятная фобия, особенно после долгих лет, проведенных в тесных, но надежных стенах.

– Дыши через нос и не очень глубоко – иначе обожжешь легкие, – посоветовал Игнат.

– Тебе-то почем знать? – хрипло отозвался Змей, наблюдая, как рассеивается перед его лицом облако пара.

– Спецподготовка предусматривает кратковременный выход на поверхность, – объяснил Игнат. – Хотя это не моя специализация.

Сейчас связной был похож на обледеневший труп, откопанный из промерзшей могилы. Однако держался куда увереннее, как будто не был покрыт толстым слоем инея. Глядя на него, Змей мог представить себе, как выглядит сам, и этот образ ему не очень-то нравился. Привычная уверенность в себе, понимание своего места в мире и ощущение силы растворились в наступившей реальности. Они были двумя едва теплыми песчинками посреди громадной ледяной чаши, прикрытой сверху мрачной свинцовой мглой.

Сравнительно ровный участок местности перед скальным уступом, скрывавшим вход в Карфаген, был усеян вмерзшими в лед остатками машин – грузовиков, автобусов, легковушек, среди которых виднелись танковые башни, коробки бронетранспортеров и остовы транспортных вертолетов. Это были следы давней эвакуации, породившей нынешнее население Карфагена. Сначала шли машины – стремясь успеть, обгоняя друг друга, притираясь бортами и сталкивая друг друга в пропасть. Когда из-за громадной пробки движение встало окончательно, люди продолжали идти – по всей ширине ущелья, падая и вставая, стремясь обогнать ближних, успеть до закрытия створов туннеля.

Успели не все. Точнее, успела ничтожно малая часть. Остальным пришлось встретить неизбежное. Только тогда здесь не было так холодно.

Было горячо. Как на поверхности Солнца.

– Интересно, выжил ли кто-то из них тогда? Из тех, кто остался здесь в момент Катастрофы? – спросил Змей.

Голос прозвучал глухо и слабо. Казалось, с каждым словом силы уходят из мерзнущего тела. Но молчать было еще хуже.

– Кое-кто остался, – так же глухо отозвался Игнат. – Как водится – самые приспособленные. И нам лучше с ними не встречаться.

– Это почему?

– Как бы ты сам относился к тем, кто не пустил тебя в убежище, когда от этого зависела твоя жизнь?

– Да уж, я бы все припомнил при встрече… Но теперь-то можно их пустить? Вряд ли их так уж много.

– А теперь они сами под землю не пойдут.

– Да? Ну, и черт с ними.

– Согласен. Теперь они могут нас самих не пустить.

– Куда?

– На поверхность.

Змей скосился на спутника, пытаясь понять, не шутит ли он. Но на его глазах были такие же, как и у него, круглые, затемненные очки со стеклами, успевшими покрыться изморозью.

– Ну, мы как бы уже на поверхности, – сказал Змей.

– Это потому, что нас всего двое и нас пока не заметили. Но если жители Карфагена решат переселяться наружу – начнется заварушка.

– Это зачем же нам такое понадобится? – пробормотал Змей. – Под землей жизнь не сахар, но там хотя бы жизнь.

– Это пока, – мгновенно откликнулся Игнат. – Но черная вода прибывает… Да мало ли что нас может оттуда вытравить? Тут-то мерзляки и припомнят нам старые обиды.

– Мерзляки? – переспросил Змей. – А, ну понятно, называют их так. И по ходу дела я скоро стану одним из них.

– Не станешь. У них адаптация к холоду через особую подготовку и специальные препараты. На поверхности нам с ними не тягаться.

– Ну, и черт с ними. Я ко всему этому даже привыкать не хочу.

Он двигался вслед за Игнатом, быстро уходившим к краю этого обширного ледяного поля, где они были как на ладони. Интересно, заметили их наблюдатели, охранявшие створ? Если и заметили, то не подали виду. Возможно, им даже дано указание не замечать «беглецов». Вся эта история напоминала фарс, и хотелось побыстрее покончить со своими обязательствами, освободить Ксю и распрощаться с Полковником и его планами. Правда, что-то подсказывало: из капкана Директории так просто не вырваться.

Но все это предстояло в будущем. В настоящем был хрустящий снег под ногами и онемевшее от холода лицо. Они шли среди ржавых остовов машин, с трудом отыскивая среди них проходы – настолько плотно стояли брошенные машины. Игнат уверенно вел Змея, и тот уже уловил направление. На обугленные остовы техники, сжатая горными хребтами, наползала громадная туша ледника. Горы доминировали над местностью, напоминая зубы колоссального чудовища, в пасти которого теперь застыли две человеческие фигурки. Взгляд невольно искал главную вершину – но Запретную гору не увидеть отсюда. И, может быть, к лучшему. Говорят, увидевший ее будет навеки проклят.

Но целью была не гора. Они шли к леднику.

– На открытой местности долго оставаться нельзя, – нарушил молчание Игнат, подняв на лоб очки и внимательно осматриваясь через прищуренные веки. Снег слепил, даже несмотря на отсутствие солнца, и Змей почти уже потерял направление. Они остановились, чтобы перевести дух, – очень быстро наступала усталость – то ли от ледяного воздуха, то ли от тяжести многослойной одежды и снаряжения. – Мерзляки следят за створами, у них тут регулярные рейды. Хреново, если следы заметят, так что надо побыстрее на чистый лед выбираться.

Побыстрее не получилось. Шагов через двести они снова выдохлись. К тому же стал нарастать ветер, поднялась пурга. Змей слышал, что такое бывает, но имел смутное представление о снежных вихрях, в которых полностью теряешь ориентацию. А ведь был день – что же будет, когда стемнеет? Это был хороший вопрос для человека, привыкшего к круглосуточному освещению в подземных секторах. И фонари, которые они несли с собой, в новых обстоятельствах мало что решали.

– Черт… – Змей закашлялся, хрипя и отплевываясь. – Мы здесь сдохнем на хрен!

– Сюда! – позвал связной.

Сейчас был виден лишь его смутный силуэт. Голос почти потонул в свисте ветра. Скользя и падая на покрытом слоем снега льду, Змей добрался до спутника. Тот похлопал по какой-то кособокой снежной стене. Змей не сразу понял, что это борт вмерзшего в поверхность бронетранспортера. Боковой люк у него был распахнут, вход внутрь почти засыпан, оставив лишь тесный лаз.

– Давай внутрь! – почти приказал Игнат.

На этот раз Змей не стал привередничать с распределением ролей в маленькой группе. Приказал и приказал, черт с ним. Пригнувшись и упав на четвереньки, отчаянно скользя, он влез-таки в эту снежно-железную нору. Бесцеремонно подталкивая его, Игнат полез следом.

– От радиации не сдохнем? – Голос Змея звучал глухо и как-то ватно в тесной железной коробке.

– Фонит немного, но в пределах нормы, – бросив взгляд на экранчик радиометра, отозвался Игнат.

Внутри было люто морозно, снежно и темно. Единственным плюсом было отсутствие ветра, продолжавшего завывать снаружи. Тут Змей отдал должное опыту спутника: тот быстро организовал пригодную для отдыха стоянку. Распаковал рюкзак, бросил Змею плотный резиновый квадрат – специальный «поджопник», он же теплоизолирующая «пенка», на которой можно было сидеть прямо на снегу, не рискуя окончательно отморозить «носимое имущество». Вскрыл армейский паек, полученный Змеем от Шайтана в счет организации экспедиции. Шайтан, разумеется, не знал, что Змей отправляется не один, и пайков получил всего пару штук – «туда» и «назад». И без того эти древние контейнеры с давно мумифицировавшейся снедью были на вес золота. Во всяком случае, Игнат лишь языком прищелкнул:

– Кучеряво живете, бандиты. Вот, значит, куда армейское имущество со складов исчезло.

– А вам такие разве не выдают? – равнодушно спросил Змей, наблюдая за действиями связного.

Тот как раз сооружал крохотную горелку из таблеток «сухого спирта».

– Откуда, – проворчал Игнат. – Склады разворовали еще при Первом голоде. Кое-кто из начальства неплохо тогда поднялся. Правда, многих и к стенке поставили.

– Коррупция, – с удовольствием произнес Змей. – Любимое развлечение власти. Да и неприкасаемых – тоже. Правда, в последнее время с вашими стало сложнее договариваться. Но это не мое дело – посредник в эти сферы уже не вхож. Другое дело – ты. Как ты только можешь служить Директории, зная, что у власти такие подонки?

Игнат ответил таким взглядом, что Змей пожалел о затронутой теме. Однако парень не промолчал, заметив:

– Я не начальству служу. Людям. Если бы не армейский спецназ, да и блюстители тоже, Карфаген давно утонул бы в собственной крови. Вы, неприкасаемые, сначала терзали бы умирающих от голода людей, а потом разъяренные люди разорвали бы вас на части. В результате сдохли бы все, и мерзляки на поверхности станцевали бы на наших замерзших костях свой победный танец.

– Это теория, – усмехнулся Змей. – А практика в том, что у меня свобода и полные карманы фрамов. А тебе даже полагающийся паек зажали.

Игнат сжал зубы, собираясь что-то ответить, но лицо его вдруг смягчилось, он усмехнулся, глядя в глаза Змея:

– Да я тебя уже раскусил, приятель. Это же твой метод: вывести из себя собеседника, поймать на слабине и дальше уже манипулировать им как тебе вздумается. Может, это работает при разборках неприкасаемых, но у меня не прокатит.

Змей молча пожал плечами, Игнат же продолжил: – Я же вижу, как тебе страшно. Не спорь – ты крутой мужик, спору нет. Но ты выпал из привычной среды и теперь пытаешься самоутвердиться. В учебке нам объясняли, как поступать в такой ситуации: смотри на самого приспособленного и делай, как он. Вот и ты делай, как я. А как дойдет до переговоров с бандюками – тут уж я отойду в сторону.

Змей хотел ответить, что он думает про эту самую учебку, отцов-командиров и прочее солдафонское дерьмо, но решил: это ниже его достоинства. Если паренек хочет поиграть в супермена – флаг ему в руки и первую встречную пулю. Пока же хотелось лишь одного: согреться. Он протягивал руки к крохотному огоньку, на котором разогревалась плоская банка тушенки из комплекта пайка. По съедобности она теперь вряд ли отличалась от размороженного из вечной мерзлоты мяса мамонта, но выбирать не приходилось.

Игнат тем временем покопался в собственном вещмешке, откуда достал грубый пластиковый сверток. На немой вопрос Змея ответил:

– А это наш сухпаек. Производство вооруженных сил Директории.

Внутри оказалась приличная пачка сушеных лепешек, сушеное же мясо неизвестного происхождения и мешочек с плотными черными брикетами, которые и были целью Игната. Брикеты оказались какой-то разновидностью топлива и, зажженные от огня спиртовки, образовали крохотный, но куда более эффективный источник тепла.

– Другое дело, – констатировал Игнат, протягивая руки к трепещущему дымному пламени.

– Жить можно, – усмехнулся Змей.

Немного согревшись, принялись есть, прикидывая дальнейшие действия.

– Хрустальный город, – протянул посредник. – Я думал – это легенда.

– Как же, легенда, – грея руки о жестяную кружку с кипятком, отозвался Игнат. В кружке плавали чаинки суррогатного чая. На вкус – мало похоже, однако бодрило. – Ты же видишь: жизнь на открытом пространстве невозможна. Нам еще повезло, что такая оттепель. А если «дыхание смерти придет»?

– Что еще за дрянь? – поморщился Змей

– Нисходящие потоки воздуха, с гор, – Игнат с наслаждением хлебнул горячего варева. – Говорят, человек, попавший в такой поток, застывает как ледяная статуя.

– Да, слышал. Вот срань…

– Так точно, срань редкостная. Сам я не видел, но знал ребят, которые пошли в рейд и не успели вернуться. Поток идет быстро, засечь приближение можно, но потом три минуты, чтобы найти укрытие. А не каждая нора спасет от «дыхания смерти». Наш БТР, к примеру, замерзнет мгновенно.

– Чую, пора валить отсюда.

– Вот именно. Потому на открытом пространстве не живут. Когда говорят про мерзляков с поверхности, имеют в виду именно Хрустальный город.

– И что про него известно?

– Практически ничего. Разведка несколько раз брала пленных, но ни один не дожил до допроса.

– Небось пытали их, сволочи?

– Даже не приступали. Они умеют «выключаться». Просто останавливают дыхание – и умирают. Совершенно непреклонный и бескомпромиссный народ. И самое неприятное – население там растет. Есть мнение, что через какое-то время они нападут первыми.

– Кто? Эти мерзавцы?

– Мерзляки.

– Ну да, мерзляки. А что у них есть против Карфагена? У нас – мощно укрепленная крепость в толще скалы, у них – один сплошной лед.

– У нас – только то, что мы сохранили под землей с момента Катастрофы, да еще что клепаем на поземных заводах с горем пополам.

– А у них?

– А у них – все. В смысле вообще все, что осталось на поверхности. А осталось тут много чего, поверь мне.

Змей с треском оторвал зубами кусок сушеного мяса от задеревеневшего бруска из запасов Игната, задумчиво пожевал. Произнес:

– Чего-то я расхотел лезть в этот Хрустальный город. А другого пути нет?

* * *

Вопрос был риторический. Другого пути на схеме Шайтана не было. И сейчас они крались по скользкому склону в сторону ледника. Вблизи ледяная махина казалась еще грандиознее и стало видно, как оголившийся лед под обвалившимися серыми кусками отливает густой синевой. Это было бы потрясающе красиво, если бы не было так жутко.

Ледник был сравнительно молодой, поглотивший собой реку Баксан, когда-то протекавшую по дну ущелья. По словам Игната, этот ледяной «язык» обладал особой, не свойственной другим ледяным рекам, прочностью. Непонятно, с чем это было связано – возможно, с измененными свойствами воды после ядерных ударов и регулярными волнами космического холода. Так или иначе, твердость, сравнимая с бетоном, позволила мерзлякам бурить в нем туннели, не боясь, что все начнет смещаться и рушиться. Это было идеальное укрытие, сравнимое разве что с шахтами в горных массивах, из которых вырос сам Карфаген. Получалось, что при всей своей ненависти к счастливчикам, занявшим лучшие места в подземелье, эти ребята стали делать то же самое, только на поверхности. Если можно считать поверхностью запутанные лабиринты в кристально чистом и прочном льду.