Глава третья. Пробуждение

Веселье оборвалось так же внезапно, как и началось. Гера, которому было поручено следить за коридором, запоздало воскликнул сдавленным голосом:

– Атас! Грымза!

Вовчик быстро захлопнул ноутбук, но спрятать его не успел – дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая, прямая как жердь, строго одетая женщина в очках без оправы. Она вошла в комнату, и все вокруг притихли, как будто увидели привидение. Женщина обвела присутствующих ровным взглядом и сказала безжизненным голосом:

– Почему в мужской комнате – девочки?

– Просто в гости зашли, – тихо сказала Настя. – Мне мама гостинцы передала. Может, с нами чаю попьете?

Женщина даже не поглядела в ее сторону. Она четко выхватил взглядом Вовчика, пытавшегося спрятать ноутбук под столом. Подошла к нему, протянула руку:

– Отдай компьютер!

– Это не мой! – протянул Вовчик. – Это моего дяди. Мне вернуть его надо.

– Вот пусть придет хозяин, с ним и поговорим, – холодно сказала женщина.

– Но пожалуйста…

– Повторяю, отдай по-хорошему. Или позвать других воспитателей?

– Зачем?

– Чтобы забрать силой.

– Лучше отдай, – глухо сказала Настя.

Вовчик подчинился. Женщина взяла компьютер под мышку, развернулась к двери. Повернула голову в сторону Насти:

– Девочкам – вернуться в свои комнаты. Пока это просто предупреждение.

Толкнув дверь, она вышла.

Какое-то время в воздухе висела тягостная тишина. Потом Настя произнесла сдавленным голосом:

– Видели?

– Ага… – отозвался Гера. – Что-то с ней не так.

– Я еще неделю назад заметил – с ними со всеми что-то не так, – сказал Пашка. – Как будто подменили воспитателей.

– Может, они на наркоте сидят? – предположил Валентин. – А чего вы на меня смотрите? Есть всякие препараты, от них и не так таращит.

– Не похоже это на наркотики, – сказал Ромзес. – У нас сосед наркоман был – так то совсем другое.

– А я думаю – их на самом деле подменили, – страшным голосом произнесла Шанель.

– В смысле? – Вовчик нервно поправил на носу очки.

– Ну… Инопланетяне, к примеру. Помнишь, мы какой-то фильм смотрели? Или не подменили – просто кто-то вселился в их мозг и управляет ими…

– Глупости… – неуверенно возразил Вовчик. – Никто не может никому в мозг вселиться.

– А как же ты сам только что управлял геймерами через ноутбук? – настойчиво сказала Шанель.

– То совсем другое… – Вовчик снял очки, принялся протирать их краем футболки. – Погоди… Хочешь сказать, ими кто-то через нейрофоны управляет?

– Про нейрофоны я не подумала, – удивленно произнесла Шанель. – А что, так тоже можно?

Подростки переглянулись.

– Что у нас вообще происходит? – недоуменно спросил Ромзес.

– Не нравится мне все это, – заявил Пашка. – Валить надо из интерната.

– А куда валить? – мрачно сказал Ромзес. – В прошлый раз в самоволку домой сгонял – родители пригрозили в военное училище отдать. А тут вроде как перспективы, МГУ, все дела…

– Надо на воспитателей «телегу» накатать, – любуясь на себя в зеркальце, сказала Шанель. – Пусть их сменят.

– Не люблю доносы, – проворчал Ромзес.

– А жесткий прессинг любишь? – парировал Пашка.

– Его я тоже не люблю, – согласился Ромзес. – Непонятно только, кому жаловаться.

– Давайте группу в соцсети создадим – и зафрендим туда начальство из Министерства образования, – предложил Вовчик.

– Это мысль! – оживился Пашка.

– Только если в это начальство в само никто не вселился, – мрачно возразил Ромзес. – Ну чего вы на меня уставились? Я разве против? Давайте попробуем. Вот, прямо со смартфона сейчас и создам «группу протеста»…

Он принялся возиться со смартфоном, и вскоре на его лице возникло недоумение:

– Народ, только у меня интернета нет?

Услышав такое неприятное предположение, все остальные вытащили свои девайсы. Опасения подтвердились. Выхода в интернет не было.

– Можете считать меня психом, но кажется, это воспитатели устроили, – заявила Настя.

– Да ну, – не поверил Ромзес. – Они разве могут?

– Глушилку поставить? – спокойно сказал Вовчик. – Легко. Непонятно только, чего они добиваются. Изолировать, что ли?

– Как же, пусть только попробуют! – мрачно заявил Пашка. – Я просто свалю. И даже спрашивать никого не стану!

Он решительно подошел к двери, толкнул ее. Дверь не поддалась.

– Заперто… – Пашка растерянно обернулся. – Это когда она успела?

Не поверив, к двери бросился Гера. Подергал за ручку:

– Точно – заперто! И что делать будем?

Шанель резко поднялась со стула, заметалась по комнате, заговорила, чуть не плача:

– Они не имеют права! Это просто незаконно!

– Чую, что-то хреновое замышляется. Если воспитатели совсем страх потеряли, то могут и на преступление пойти, – подлил масла в огонь Валентин.

– Какое, к черту, преступление? – Ромзес недоуменно пожал плечами. – Что ты несешь?

– А вот, хотя бы, на органы нас продадут, – смакуя каждое слово, сказал Валентин. – Знаешь, сколько стоит твоя юная печень? А сердце? А у Шанель такая кожа – так и просится на пересадку. И глаза! А ну – кому прекрасные голубые глаза?

– Да пошел ты знаешь куда?! – взвизгнула Шанель. – Мне и так страшно, зачем ты…

Она не закончила фразы и разрыдалась. Утешать ее подался было Гера, но его отпихнула Настя. Обняла подругу, усевшись с ней на аккуратно застеленную кровать Ромзеса.

– Да я не понимаю, чего вы переживаете, – легкомысленно сказал Вовчик. – В случае чего я через окно уйду.

– С третьего этажа? – выглядывая в окно, мрачно поинтересовался Пашка.

– Спрыгну! Не веришь?

– Паркурщик херов! А девочки?

– Все, стопэ! – Ромзес решительно поднял руки. – Никто никуда прыгать не будет. Один поломается – остальных в подсобке запрут.

– И что делать? – спросила Настя, продолжая гладить по голове заплаканную Шанель.

– Звонить надо. Своим, в полицию…

– Уже, – с трубкой у уха сказал Вовчик. – Сети нет. Вообще.

– Вот влипли… – заскулил Гера.

– И что, ничего нельзя сделать? – всхлипнула Шанель.

– Попробовать можно, – сказал Вовчик. – Не зря же нас в спецшколу приняли. Значит, мозги у нас есть… – он задумался. – Можно попробовать усилить сигнал. Антенну сделать или что-то вроде этого.

– Давай попробуем, – мрачно кивнул Ромзес. – Только сначала забаррикадируем дверь.

– Зачем? – удивился Валентин.

– Я нашим воспитателям больше не доверяю. С этого момента мы в осажденной крепости.

Когда нахлынула тьма, первое, что он сделал, – попытался выйти на «рабочий стол» нейрофона. Для этого предполагалось трижды мысленно, но отчетливо произнести команду «домой». Система проигнорировала команду. Следующей возможностью была перезагрузка нейрофона. Для этого необходимо было с усилием зажмуриться на несколько секунд и так же отчетливо мысленно сказать: «Перезагрузка».

Проблема пришла с неожиданной стороны: жмуриться было нечем. Он не ощущал глаз. Более того – вообще не ощущал собственного тела. После этого сама собой отпала возможность сброса системы. Стало вообще не до этого.

«Что-то с нейрофоном», – проплыло в сознании. Это было лишь защитной реакцией разума, так как ничего не объясняло, нейрофон нейрофоном, но что случилось с его телом? Последнее, что он помнил, – замершую перед ним цель.

Точнее – глаза цели. Слишком умные. Слишком живые, чтобы быть лишь плодом иллюзии.

Что же было дальше? Он выстрелил… Или не успел?

Проклятье – воспоминания как ножом отрезало. С этого момента в памяти начиналась тщательно записанная пустота.

Он не знал, сколько времени находился во тьме. Единственное, что он осознавал, – он не спит. Это было странное состояние между сном и явью, в котором не было места никаким ощущениям. Хотя можно было предположить, что он умер и душа перешла в какое-то новое состояние. В таком случае впереди его ждала вечность такой вот тишины и неподвижности.

Черт возьми… Это больше всего напоминало самый настоящий Ад. То самое место, где ничего нельзя изменить, где безраздельно царит страх и боль, куда более сильная, чем физическая, где кошмар растягивается в вечность.

Хотелось завыть от страха и безысходности – но даже этой возможности не было у его запертого в черную клетку Я.

В мрачные размышления о вечном ворвался щелчок. Как он мог слышать, не имея ушей? Но он слышал!

Сами собой дрогнули веки. Надо же – он снова стал что-то чувствовать!

Еще щелчок – и он открыл глаза.

Странная картина: к щеке прилипла стена, на которой невероятным образом, под прямым углом к ней, подошвами прилип человек. За спиной этой темной фигуры багровело закатное солнце.

Где-то он видел этого парня…

Рассудочное мышление возвращалось неохотно. Но все же до Прохора дошло: это не человек прилип ногами к вертикальной стене, это он сам наблюдает за происходящим, неподвижно лежа лицом на плоской крыше.

А человек этот – та самая цель, которую он так и не успел ликвидировать.

– Я проиграл… – прохрипел Прохор. – Проиграл…

Человек приблизился к нему – и снова раздался щелчок. Теперь стало ясно: так щелкает пальцами незнакомец. Щелчок удивительным образом привел его в чувство – во всяком случае, к Прохору медленно возвращались ощущения. Незнакомец подошел ближе, присел на корточки и положил ему на висок сухую ладонь.

Тело содрогнулось и изогнулось – как будто от руки побежали электрические разряды. Руки и ноги быстро обрели чувствительность, но вместе с ней во все тело пришла боль. Прохор зарычал. Незнакомец снова щелкнул пальцами – и боль ослабла. Не прошла окончательно, но отступила куда-то на второй план.

– Что происходит? – сипло спросил Прохор.

Незнакомец не ответил.

– Кто ты?

Человек проигнорировал и этот вопрос. Он продолжал держать ладонь на щеке Прохора, как будто сильнее вдавливая его в плоскую поверхность крыши.

– Тебя же не существует! – бормотал Прохор. Говорить – единственное, что он все еще мог делать по своей воле. – Ты же просто цель! Ты просто персонаж из компьютерной игры!

– Если я – персонаж игры, то кто ты? – твердым глуховатым голосом поинтересовался незнакомец.

– А ты все же можешь говорить! – оскалился Прохор. – Я стрелял в тебя… Значит, я промазал?

– Стрелял? Нет. Выстрелить ты не успел. Но дело не в тебе. Ты – отличный игрок, если тебя это успокоит. Как бы там ни было, ты один добрался до меня живым.

– Значит, игра продолжается?

– Только не для тебя.

– В смысле?

– Как ты собираешься играть без нейрофона? Насколько я понимаю, это нейрофонная игра.

– Я не понимаю…

– Твой гаджет вышел из строя. Сгорел.

– Как это – сгорел? Хотя – плевать. Черт с ним, куплю новый… Но погоди… Как же я с тобой разговариваю?

– Так же, как это делали миллионы людей до тебя. Ртом. Языком. Гортанью. Словами, наконец.

– Не пытайся сбить меня с толку! Тебя же не существует… – Прохор осекся. – Ты хочешь сказать… Ты реальный?

– Смотря что считать реальностью.

– Ты мне этой философией мозг не рви… – Прохор сплюнул густой, тянущейся слюной, тут же повисшей на краю рта. Он все еще не мог поднять голову. – Я сейчас не настроен на диспуты.

– Да. Я реален. Не более и не менее, чем ты… Так… А теперь попробуй подняться.

Прохор ощутил вдруг забытую легкость в районе шеи. Попробовал сесть. Получилось не очень – потребовалась помощь незнакомца. Тот привалил его спиной к надстройке напротив себя. Устало выдохнув, Прохор уставился в собеседника еще не вполне осмысленным взглядом.

– Погоди… – слабо сказал Прохор. – Если ты реален… За кем же мы тогда охотились?

– Я полагаю – за мной, – спокойно ответил темноволосый парень.

– Черт… – Прохор помотал головой. – Так ты, выходит, как бы тоже играл?

– Нет. Я не играю собственной жизнью.

Уже начиная о чем-то догадываться, Прохор ощутил нарастающий где-то в глубине души ужас. Впереди него бежала растерянность и буквально сбивающее с ног чувство нереальности происходящего.

Нет… Не может быть.

– Но оружие… – в этом вопросе Прохор собрал в кулак всю оставшуюся надежду. – Оно ведь ненастоящее. Виртуальные игрушки, да?

– Ты про это?

В руках незнакомца теперь были два знакомых ТТ. Прохор напрягся, но собеседник и не думал обращать оружие против его хозяина.

– Но как это возможно… – Прохор принялся судорожно массировать виски.

Нащупал и вытащил из уха «таблетку» нейрофона. Некогда белоснежный кругляш стал черным, и даже завлекающий «смайлик» на нем стал похож на оскал мертвого черепа. Из «таблетки» свисали какие-то темные лохмотья, напоминавшие пыльную паутину. Сжав в потном кулаке сдохший нейрофон, Прохор уставился на оружие в руках незнакомца. Пробормотал:

– Ты хочешь сказать…

– Да. Ты собирался убить меня. По-настоящему.

– И все остальные?..

– Все. Все убивали взаправду.

Это «взаправду», полузабытое, почти детское, заставило Прохора покрыться испариной.

– Но как же это… Реальные убийства заметили бы окружающие.

– Конечно, заметили бы, – кивнул незнакомец. – Если бы у каждого из них не было в ухе точно такой же штуки.

С этим трудно было спорить: если нейросети способны обманывать мировосприятие игроков, что мешает им запудрить мозги случайным прохожим? Прохор судорожно вытер ладонью лоб, замер. Парень протягивал ему оружие.

– Это твое.

– З-зачем?

– Ты же понял, что происходит? Значит, мне тебя незачем опасаться. Или ты все еще хочешь меня убить?

Прохор молча забрал пистолеты. Поставил на предохранительный взвод, сунул в карманы. Вздрогнул, вспомнив:

– Погоди… А где остальные игроки? Они же должны сюда…

– Для них игра кончилась. Кто уцелел – просто разошлись по домам.

– Так что же произошло? Что спалило мой нейрофон?

– Я.

– Ты? – Прохор с сомнением уставился на незнакомца. – А ты, вообще, кто?

Своевременный вопрос, ничего не скажешь.

Незнакомец ответил не сразу. Он отвернулся от Прохора, сделал несколько шагов в сторону заката. Остановился, постоял, заложив руки за спину. Можно было подумать, он сам не знает ответа на этот естественный вопрос. Но, наконец, сказал:

– Меня зовут Бука.

Замолчал снова. Прохор нарушил молчание первым:

– Бука? Это такое прозвище? Каким детишек пугают?

Назвавшийся Букой пожал плечами:

– Я детей не пугаю. Зачем?