Я не думаю, что моя книга станет любимой в твоей коллекции книг, и будет стоять в красивой обёртке на большой полке рядом с другими книгами, приобретенными тобой в шикарном книжном магазине. Но всё же я надеюсь, что твоя рука время от времени будет тянуться именно к ней, и ты будешь перечитывать любимые тобой строчки, задумываться и вспоминать прошлое, и трезво, рационально размышлять о будущем. Ведь это наша с тобою жизнь, и нам её нужно прожить, не мучаясь за совершённые ошибки, и не кривить душой, оставаясь самими собой. Вот истина истин.

Я хотел открыть тебе все двери будущего, но в этих дверях нет замков. Я чувствую дыхание нового времени, оно захлестывает, как волна морская! Я чувствую дыхание смерти! Кто он – Герой сегодняшнего дня, взошедший на пьедестал ожидания с присвоенным ему титулом под названием «талант»!? Возможно, этого героя очень долго ждали и взращивали как особый вымирающий вид, или как специальный продукт, приготовленный нам на показ. Но я, в таланты, не верю! «Талант» – всего лишь слово, хотя за ним кроется, глубокий смысл. На самом деле всё очень просто – дело лишь только в работоспособности, в упорстве, в трудомотии, но и, конечно же, в собственном здоровье и генетике.

Но ты живёшь в обществе инвертированных. Что движет этими людьми? Что!?

Хитрые кровососы, энергетические вампиры, педофилы, воры, геи, и гейши, лесбиянки. Кто, все эти люди!? А вернее – приматы под названием общество. И ты живешь в этом обществе, и ты дышишь с ними одним кислородом. Ими тоже правит победа, ведущая их к тем самым вершинам, к которым стремишься и ты, и я, и он. А сил всё меньше и радость всё скучнее, и воздуха не хватает и темперамент всё невзрачнее. А всё же, хочется жить – и тебе, и мне, и ему. Но кто-то взял и решил, что всем не ужиться, что всем мало места, да тесно. Так кто же он – этот кто-то!? Может быть – он, может быть – ты, а может быть и, – Я!? Кто-то нечист на руку, а кто-то врёт, красиво подставляя каждый раз подножку; кто-то глупо болтлив, кто-то умно вытянет из тебя всё, что ты знаешь, воспользовавшись твоим умом, сделает себе карьеру и сколотит капитал, при этом ни разу не поблагодарит тебя и будет считать, что это лишь только его заслуга. Иной ужасно боязлив до паранойи, кто– то молча, не говоря ни слова, просто сожрёт тебя своими тупыми наглыми широко открытыми глазами, он не скажет ничего, будет смотреть на тебя, неизвестно о чём-то думая. Ведь вы знаете о том, как всё происходит в отношениях между людьми. Эти звериные инстинкты порой доводят так далеко за приделы человеческих понятий, туда, где рушиться всё, и человек становится нечто, что можно только сравнить со зверем. Мы часто смотрим передачи про животных, читаем книги и удивляемся. Да, мы удивляемся, но человек остается всё тем же самым существом, живущим почти по тем же самым звериным законам. Человек – это зверь! Наверное, Вы захотите оспорить это утверждение, а может и нет, но его суть именно та же, что и у зверя, пытавшегося достичь цели, цели своей звериной победы. Его стремительный дух победы такой же, как и у тигра, загоняющего в пропасть маленького беззащитного оленёнка. «С чего начинается Родина?

– С картинки в моем букваре! А может, она начинается…» А может, а может, да впрочем, всё может быть! И Родина может везде начинаться, не только с картинки в моём букваре, и не со шлагбаумов с красными полосами, или с проносящихся мимо поездов, пыльных дорог.

Да и вообще, где это самое чувство Родины? То самое, болящее внутри чувство, живущее глубоко с малых лет, именно с того самого букваря, в котором было выведено крупным шрифтом МАМА МЫЛА РАМУ. Быть может, ту самую раму, через которую был виден двор. Именно тот самый твой двор, тот пресловутый двор с песочницей и лавочками, в котором ты бегал. А может, даже и не двор, а просто вид на речку или даже на дорогу, может, это даже была чаща густого леса, в который ты бегал с друзьями, за ягодами и грибами. Но всё равно это тот самый вид из окна через ту самую раму, которую мыла мама, через которую ты видел именно ту самую Родину, где ты живешь. Но в сотый или, быть может, в тысячный раз ты задаешь себе один и тот же вопрос, смотря из этого окна – это ли она, твоя Родина, или же нет? И можешь ли ты ею гордиться, и может ли она гордиться тобой?! Несломленное чувство гордости подсказывает две совершенно разные вещи, а сломленное самолюбие трепещет и радуется, и тут же стонет, заливается горькими слезами вперемешку со спиртом. Но спирт теперь пьют всё реже, и поэтому горечь стала горькой вперемешку с пивом, сделанным в Баварии.

Радость побед и горечь поражений видна на твоем морщинистом лице, но это лицо мужественно и седина, совсем легкая седина, пробивается сквозь гущу уже немолодых волос, ни тех юных и пшенично мягких, а теперь уже черных и жестких. И пальцы чуд чудь стали дрожать, касаясь блестящих клавиш рояля. И нервы стали совсем не крепче, нервы разладились, как струны на твоей любимой гитаре, о которой ты позабыл, повесив на стенку в квартире любимой женщины много лет назад. Всё это были годы уходящего столетия – тысячелетия, где прекрасный запах цветов смешивался с запахом крови на сапогах. Где дорожная пыль была перемешана с человеческим мясом, где музыка великих композиторов была оглушена грохотом снарядов, где был запах пороха, а не утренний опьяняющий запах свежести, ну и, конечно же, запах денег, сидящий в подсознании, в глубине, давно отравленного мозга людей. Это перспективно отравляющая организм зелень, эта зелень въелась в мозг, в кровь, в кости!

И природа зачахла, впитывая разливающиеся по земле черные пятна нефти. Природа, умерла от ужаса происходящего, перестала слепить нас своей красотой, потому что прелесть денег ослепляла и дурманила умы на протяжении всего существования человечества. Звон монет был самой прекрасной музыкой и шелест, хрустящий шелест купюр, был вроде лечебной терапии, но никто не может устоять перед временем. И жизнь уноситься безвозмездной памятью! А склепы, набитые золотом, стоят, покосившись набок. Ничто не может устоять перед временем! Всё боится времени, а время боится пирамид.

Хеопс, строивший свою гробницу тридцать лет, хотел красивой и спокойной жизни даже на том свете. Но, не тут-то было. Да, видно люди познавшие большее, что-то совсем обезумели и перестали верить в жизнь загробную. Они решили вдоволь пожить и насладиться всей красотой жизни. «Да и зачем нам рай», – сказали они. «Ведь рай можно построить на земле», – думали безумцы. «Рай можно купить», – говорили они, перебирая монеты. Нельзя построить то, что уже было построено, то, что было создано не руками человека. Вот и начали люди строить рай на земле, а в результате получился ад, кровавый и огненный ад, и тирания опутала землю. Сладкий дух победы. Развивающиеся флаги и крик ребенка в ночной пустоте. Спартаковское мужество и жажда свободы, лаконичное изречение матерей лаконских бойцов. Что труднее всего, monange?( фр.) – Познать самого себя! Победа над самим собой. Сладкая победа, которой так часто нам всем не хватает. «Что легче всего, monange?(фр.) – Дать совет другим! «Те, кто смеются над философами, никогда не упадут в яму», – сказал Фалес. Ведь они уже лежат на самом её дне! Isisonfacon, moncherange.( фр.) Твой ангел парит над твоей буйной головой, он всегда рядом и ты ощущаешь легкое дуновение его крыльев, его необычайную воздушность. Что мудрее всего, monange? – Это время! Что сильнее всего, monange? – Необходимость! Придет и наше время на повседневную, необъятную необходимость, moncherange!

Сладкий дух победы, парящий в воздухе, живущий в каждом организме, подчеркивает зависимое чувства свободы над самим собой, «Где же, где же этот сладкий вкус победы?» – спросите вы самого себя, взбираясь на десятиметровую вышку в бассейне. Вот ещё один шаг и сладкий вкус победы над самим собой. Даже под маленьким зонтиком вы ощутите радость победы над дождём. Даже совсем маленькая бутылочка холодного минерального напитка подарит вкус победы, победы над жаждой палящего солнца.

«Тише, тише, по-моему, она приходит в себя», – откуда-то издалека доносились стоны, и я стал потихоньку приходить в ясное сознание и опять проваливаться в поток мыслей, уносящих меня куда-то за пределы существующего мира. Нет, нет, это был не сон, да и боже упаси, уж тем более не провал из-за наркотических вмешательств. «Тише, тише», – повторили снова. Мимо меня прошла медсестра с медицинским саквояжем в руках. Она задела меня за плечо и устремилась к Галине, лежавшей на полу. Она лежала с бледным лицом, раскинув руки. Вокруг собралась толпа зевак, тихо бормотавших, что-то самим себе под нос. Возле Галины на коленях сидела женщина и плакала. Подошедшая медсестра протиснулась сквозь толпу и села на корточки, стала рыться в своём медицинском саквояже. Зеваки расступились и встали позади. «Конечно, не мудрено – жара тридцать градусов, а я сегодня даже из дома не хотел выходить». «Что Вы! Разве можно в такую жару делать экзамен, да и разве перенесёшь его на другой день, жара теперь на всё лето», – разговаривали двое мужчин в возрасте примерно сорока лет.

Галина открыла глаза и попыталась встать. Её ослабевшее тело плавно стало подниматься, красивые руки медсестры потащили её под руки вверх. Галина с жаждой стала глотать воздух, впитывая его и пережевывая всем организмом. Женщина, сидевшая возле неё, махала носовым платком, приговаривая: « Победа, победа, вот она тебе, Галочка, твоя победа до чего довела. Что ты с собой сделала, разве так можно. Посмотри, что с тобой стало?»

Медсестра, гладя Галину по руке, усадила её на стул. «Ничего, ничего оклемается, всё хорошо. Это бывает», – успокаивая, говорила она, продолжая гладить Галю по руке. «Я всё прекрасно понимаю», – отвечала ей женщина. Слёзы катились у неё по щекам, она вытирала глаза, приподнимая на лоб очки с округлой оправой. Капельки слез смешивались с тушью и скользили по её лицу черными каплями. «Да, да, конечно я всё прекрасно понимаю, но нельзя же так себя доводить», – продолжала она говорить, не переставая плакать. Вы только посмотрите, какая ужасная жара, а её организм совсем истощён. Нужно экономить свои силы, не тратить их, а она голодовкой себя довела, дурёха. – Следующий!»

Встревожил меня резкий и громкий голос: «Господа абитуриенты! Попрошу Вас, потише». Гул, который стоял у меня в ушах стал потихоньку затихать.

Оглянувшись, я увидел растерянные лица. Молодой человек с выразительными глазами прошёл в аудиторию, и большая скрипучая дверь захлопнулась за ним. На мгновение воцарилась ужасная пугающая тишина, и только бегающие глаза скользили взглядом друг по другу. Обеспокоенные родители ходили из стороны в сторону. После минутной паузы тишины опять возобновились диалоги.

«Ну, что ж, не видать, так уж не видать», – сказал парень с длинными светлыми волосами. Внезапно, всех испугав, распахнулась дверь, и оттуда вышел тот самый юноша, что мгновение назад зашёл в аудиторию. На его лице, сияла улыбка. Все бросились к нему, с вопросами: «Ну, как!? Ну как!? Ну, как там!? Рассказывай!» «По-моему, я их победил», – сказал он с радостным восторгам. «По-моему, это победа!» – сказал он ещё раз. «Молодец!» – поцеловав его в щёку, ответила девушка с кудрявыми рыжими волосами. «Духи были на твоей стороне, духи тебе помогли», – прошептала она ему. «Духи?» Он посмотрел на неё, и улыбка на его лице плавно стала перерастать в удивление. «Какие духи?» – переспросил он у девушки. «Как какие!?» Она засмеялась и стала копаться в своей сумочке.

Парень стоял удивленный, с розовыми щеками, ничего не понимая, что говорила ему эта рыжеволосая красавица. Она достала из сумки губную помаду, подвила штрихи на своих выразительных губах, потом резко бросила губную помаду в сумку, чмокнула губами и произнесла опять, изящно разводя руки: «Как какие. Это дух победы, дурачок». Она нежно взяла его за руку и, похлопав его по плечу, как бы давая понять, что он должен прийти в себя. Он смотрел на неё влюблено, по-детски мило. Она захлопнула сумочку и выпрямилась, облокотившись на подоконник.

«Это был сладкий дух победы», – подумал он, поддавшись обаянию рыжеволосой красавицы. Очередной гул нарастал от волнения окружающих. Тяжёлая дверь распахнулась и грубый мужской голос сказал: «Следующий!» Следующих было много, и все хотели только победы. И духи кружили, они были повсюду, они смеялись над ними, над нами, над всем. Им было смешно, они выбирали своих избранников, своих жертв. Я чувствовал их горячее победоносное пламя. Это было приятное и в тоже время больное чувство внутри, и ноющее, и жгучее, и радостное. Его вселял дух – дух победы!

Разбросанные книги, не вытертая пыль… всё смешивается, и создает серую картину. Да и картины, твои любимые картины, весят кое-как, а на некоторые и вовсе не хватает времени, чтобы повесить их, ведь ты их давно уже забыл, не правда– ли!? Но, зато вымыта посуда и тарелки расставлены так, что не приходится их путать. Вот она рапсодия, жалкая еврейская рапсодия. Но это лишь начало, начало всех начал. Сладкая песнь матери, качающей колыбель, не подозревающей всего того ужаса, который предстоит испытать её малышу. Пой, пой! Пой, свою сладкую песню. Быть может, именно эта песня будет его согревать в те самые минуты горечи. «Я ЕСЕМЬ, – сказал человек. Это был тот самый, который среди прочих сказанных вещей говорил нечто такое, что заставило бы считать любого другого человека либо самовлюбленным эгоистом, либо безумцем.

Я бросился к окну, посмотреть на первый и, быть может, уже последний в моей жизни восходящий луч солнца. Но было уже слишком поздно, и меня охватил страшный ужас. Боже, боже, боже, что это, что это!? Это был страшный водоворот проносящихся мимо комет. В моём горле вдруг пересохло, а глаза заслезились, и я, ничего не видя перед собой, бросился к крану с водой. Я открыл кран в надежде глотнуть холодной и прозрачной воды, но оттуда текла жёлтая отравленная жидкость. Сердце моё стонало от ужаса, я стал задыхаться, подбежав к окну, я распахнул его, чтобы вдохнуть воздух. Но и воздух был не чист, серая копоть была вперемешку с чёрно-синим небом. Да воздух стал дорогой, слишком дорогой, чтобы хватать его и, пережёвывая, выплевывать как ненужный мусор. По пять долларов за каждый глоток воздуха – вот цена жизни. Мою грудь давило тяжёлое чувство. И тогда, не выдержав, я заорал во всё горло! Но небо, уже давно, не реагировало. И, кажется, земля задрожала, а посуда стала дзынькать своим хрустальным звоном. Нет, это было не землетрясение. «АРМАГЕДДОН», – прошептал я. Это раздавалось повсюду. «АРМАГЕДДОН», – повторил я. И страшный фундаментальный бас раздавался повсюду. Он шёл откуда-то из преисподней. Этот ужасный смех был жутко страшен. Он был везде, в каждой клетке живого организма. Он оглушал и разрывал сознание на куски.

Вот оно начало всех начал. Я Есемь! Вот он, я чувствую его, он уже рядом – это дух победы, дух разрушения и самовластия. Я слышу тебя свирепый отец, отец страстей. Я слышу твои шаги. От них содрогается грешная земля. Конечно же, она не грешнее своего народа, который подверг её выбиться из колеи планетного круговорота. Я слышу всё то, что происходит в аду: эти ужасные крики, этот ужасный истерический смех и стон, и плач, и твоё ликование, страшный дух победы, торжествующий надо всем. «Это парадокс», – усмешливо скажет старый и мудрый Фауст. Нет, к несчастью, это не парадокс. Конечно, можно стать добрым, кротким, благословенным, или же наконец просто святым для всех, но для величия, для торжества нужны – успех, власть, кровь и больше ничего. Я вижу, как опять упала маленькая и яркая звезда. У каждого человека есть своя звезда, сияющая в планетном лабиринте. Хотя люди и звёзды совсем-совсем не параллельны.