Полноватую и в общем симпатичную блондинистую бабу с короткой стрижкой (на вид лет сорока или около того) звали Брит Савнер, молодого горбоносого брюнета с несколько неряшливой причёской – Роберт Норман. А третьего, немолодого, плешивого мужичка с противной физиономией мелкого чиновника, – Хуго Кофоед.

Для себя я отметил, что, судя по ростовым фото, одевались в будущем в целом примерно так же, как и у нас. Женщина на фото была в чём-то типа светло-песочной блузки с короткими рукавами и в узкой юбке до колен того же цвета (насколько я понимаю в женской моде, с тем же успехом это вполне могло быть и какое-нибудь летнее платье) и тёмных туфлях на низком каблуке. Молодой брюнет был одет в нечто вроде серо-зелёного комбеза (или это были облегающие штаны с короткой курткой?) с большим количеством карманов, а плешивый – во вполне обычном, тёмно-сером с синевой костюме и при галстуке. Единственной очень характерной деталью «из будущего» были какие-то уж очень замысловатые браслеты на левом запястье всех троих, если это, конечно, не был какой-нибудь хитрый монтаж.

Кстати, имена у этой троицы были какие-то ни рыба ни мясо – мне они показались похожими на скандинавские. Ну и фамилии тоже были довольно несуразные. Во всяком случае, графьёв или князей среди них точно не было. Хотя «Кофоед» – это, конечно, звучит круто, практически «Чаехлёб»…

Понятное дело, что о том, как теперь зовут этих «невозвращенцев» и как они могут выглядеть (пластическая хирургия в начале 1960-х уже вполне себе была), можно было только догадываться.

– Ну и что мне это даёт? – спросил я у Блондинки, внимательно изучив фотографии. – Элементарная логика подсказывает мне, что они наверняка давным-давно перекроили физиономии и зарылись как можно глубже, да так, что я их даже с собакой и миноискателем не отыщу. Или вы там у себя всерьёз считаете, что мне сразу по прибытии надо, к примеру, пойти вот с этими фото в тамошнюю полицию, а затем ждать каких-то результатов?

– Опять ты всё упрощаешь, – ответила голограмма Блондинки, почему-то обворожительно улыбаясь (я подозреваю что это был какой-то дефект их хитрой голографической техники, вживую моя собеседница никогда не улыбалась столь много и беспричинно). – Все их приметы и прочее давно сообщены кому надо. И не только полиции и прочим силовым структурам. Более того, за их головы уже назначена вполне конкретная, весомая цена.

– То есть ваша пресловутая «работа за счёт внутренних резервов» состоит в основном в тривиальном найме «охотников за головами»?

– И не только. Нельзя же полагаться на одни только официальные каналы. В данный момент большая предварительная работа уже проведена нашей тамошней агентурой, которая даже не догадывается, что она наша агентура. «Удочки» были закинуты в том числе и в их преступный мир…

– Ну да, куда же вы без бандюков и мафии? Ведь мусора всегда в доле…

– Это верно, никуда. Чья бы корова мычала, как у вас говорят, – как будто это не в ваши времена честные полицейские, судьи и прокуроры существуют только в детективных сериалах, но даже там выглядят как-то не очень убедительно! Зачастую преступные элементы действительно способны найти искомое быстрее полиции или даже контрразведки. В общем, по нашим каналам наконец получена информация о том, что один из этих троих известных тебе лиц наконец-то засветился. Зовут его, естественно, по-другому, но вот внешность он, что характерно, не изменил. Все подробности тебе сообщат при встрече…

– Это, конечно, огромное и недопустимое упущение с его стороны. Ну а что потом? Меня выведут прямо на него, и я должен буду его тупо грохнуть, предварительно выведав всю возможную информацию насчёт остальных двух?

– Нет, тут всё несколько сложнее, чем ты думаешь. Безусловно, его надо будет допросить с пристрастием, чтобы потом вычислить, а затем захватить или ликвидировать на месте всю троицу. Но для нас важнее другое. Эти трое имеют некий набор знаний и информации, поскольку в будущем у них был почти неограниченный доступ к различным базам данных…

– И что с того?

– Они не первые и не последние, кто пытается уйти в прошлое с целью его изменения. И нам надо узнать, что именно им известно и за счёт какой именно информации они собирались облегчить себе жизнь в прошлом? Они имели доступ к слишком обширным массивам данных, но что именно из этого они выбрали?

– Ага, то есть ваша «контора» хочет выяснить, какая именно информация из будущего представляет наибольший интерес для «прошлоходцев» и может служить им некоей гарантией безбедного существования? Иными словами, что такого знаете вы из того, чего не знали в середине XX века? А потом вы либо засекретите эти данные, либо начнёте их усиленно контролировать. Сделал некто соответствующий запрос в ваш «главный информаторий» (или как он там у вас по-настоящему называется?), а его тут же – раз, за цугундер и на кичу или как минимум под постоянное наблюдение службы безопасности…

– Да, основные моменты ты понял правильно. Вот только представления о нашей работе у тебя, как обычно, предельно вульгарные. Так или иначе, запомни – перед тем как ликвидировать эти «объекты», их нужно непременно допросить, пусть даже предельно жёстко и с пристрастием, и постараться ответить на эти вопросы. Это очень нужная информация. Во всех отношениях.

– И на каком именно языке прикажете их допрашивать?

– Расслабься, они все прекрасно понимают по-русски. И если будут утверждать обратное – не верь…

– Допустим. Паяльники в заднице и электроутюги на филейные части при допросах применять разрешается?

– Если не захотят говорить – вообще любые доступные средства для развязывания языка. Можешь их хоть в кислоте растворять. Медленно и по частям…

– А с трупами мне что делать? Ждать вашу «похоронную команду»?

– Слишком много чести для них. Трупы этой троицы следует ликвидировать на месте, причём методом, максимально затрудняющим последующую идентификацию останков.

– То есть?

– В идеале если не кремировать, то хотя бы сжечь…

– Ни хрена же себе заданьице… А не слишком ли много вы хотите от моей ничтожной персоны, господа товарищи? Пойти туда, не знаю куда, с предельно неубедительной легендой, фальшивой ксивой и без малейшего прикрытия, да ещё и для того, чтобы устраивать там наглые «тёрки» с местными преступными элементами? Думаете, я бессмертный и яйца у меня титановые? Я, конечно, в 1990-е ещё студентом, было дело, подрабатывал в криминальной хронике и кое-что видел, но я же тогда был начинающим журналистом, а не блатным и не киллером, и как именно вести себя с разными тамошними «Борсалино и компанией», я, честно говоря, не представляю.

– Да, задача не из простых, а что делать? Можно подумать, в прошлый раз тебя останавливали какие-то трудности?

– Так я в прошлый раз просто не понимал, чего делаю! Местами просто плыл по течению, как те три доски по Волге-речке! Психу или тому, кто ничего не ведает, всегда легче…

– Увы, но сейчас у нас не тот случай, чтобы действовать без подготовки и понимать смысл происходящего «по ходу пьесы». И я уже говорила тебе, что наша, как ты её называешь, «контора» и служба безопасности при ней существуют менее двадцати лет. Дел у нас до чёрта, и многое, если не почти всё, приходится делать впервые. Ведь для нас всё только начинается. Ещё совсем недавно у нас в руководстве были в большинстве пацифисты и миролюбцы, искренне полагавшие, что никакая служба безопасности в этой конкретной сфере вообще не будет нужна. Но после нескольких нападений на соответствующие объекты с большими человеческими жертвами они осознали, что, как водится, ошиблись. А эта альтернативная реальность вообще толком не изучена, поскольку эта «тупиковая ветвь истории» у нас вообще никому не интересна. И поэтому могу обрадовать – именно ты будешь нашими глазами там.

– Вы чего – решили из меня ходячую телекамеру сделать? Как обычно, не спросив, согласен ли я? Ну-ну…

– Да расслабься ты, бога ради. На твоё здоровье и прочее эта функция никак не повлияет. И потом, я же тебя про это предупреждаю заранее…

– Доверяете, значит?

– Не без этого.

Описывать дальнейшее в подробностях смысла нет. Если в двух словах – мне было велено на всякий случай подучить чешский и словацкий языки, а непосредственно при переброске не тащить с собой ничего тяжелее смены белья, бритвенных принадлежностей и минимального запаса харчей, ну и одеться как-нибудь попроще. То есть так, чтобы эту одежду не жалко было выбросить (если вспомнить прошлый раз, обратно мне, судя по всему, предстояло вернуться вовсе не в том, в чём я уходил) и она не выделялась в 1962 году.

Здесь, по мнению Блондинки, могла подойти даже, к примеру, старая советская военная форма без знаков различия. Я посчитал этот вариант сомнительным, но ничего не сказал.

Документы и прочие необходимые мне «аксессуары» я должен был забрать в тайнике уже после переброски, после чего идти стрелковым шагом в ближайший городок Кайзерштейн на встречу с теми, кто, по задумке работодателей, должен будет помогать мне в выполнении порученной миссии.

Решили, что уходить на новое задание я буду из парка Победы в родном Краснобельске 23 февраля.

Действительно, это было очень удобно. Во-первых, практически рядом с моим домом, во-вторых, в этот день у слегка полоумной реконструкторской братии там была назначена очередная «баталия» (хотя и куда более скромного масштаба, чем прошлым летом, во Вторпятово, – без техники и при втрое меньшем числе участников), в которой я собирался поучаствовать, как обычно, в качестве фотографа.

К дополнительным удобствам относилось и место проведения данной «реконструкции», каковым была назначена расположенная ниже Музея Победы (кстати, этот музей замечателен ещё и тем, что вплотную граничит с построенной на месте, где когда-то, очень давно, было «чёртово колесо» обозрения, мечетью, оформленной чуть ли не в стиле модерн), ведущая к реке Белой лыжная трасса.

Когда-то давно здесь был виляющий среди кустов и холмиков естественный спуск, на котором мы катались в младшем школьном возрасте, потом в 1990-е какие-то «новаторы» спрямили склон бульдозером, поставив здесь же подъёмник и халупу «лыжной базы», попытавшись по-лёгкому срубить денег с катающихся с горки зимой, – типичный вариант «бизнеса по-русски».

Эта «зимняя коммерция» не продержалась на плаву и пары лет (с тех самых пор подъёмник не работает и всё больше ржавеет), зато справа от этого лыжного спуска в последующие годы возник ресторан со странным названием «Бугель» (если это заведение названо в честь одноимённого горнолыжного подъёмника, то всё как раз логично, но в развешанной по окрестным столбам рекламе означенного кабака почему-то преобладала морская символика с разными там якорями и парусами – неужели его хозяева настолько тупы, что назвали ресторан в честь «металлического кольца на мачте корабля для крепления чего-либо»?), который в летнее время прованивает весь парк уксусным духом непрожаренных шашлыков и глушит слух гуляющих обывателей напевами «русского шансона».

А вообще зимой там самое то – вокруг бывшей лыжной трассы и ресторана кусты и достаточно густой лес, где никто ни за что не обратит внимания на исчезновение человека, а уж тем более на странно выглядящих придурочных субъектов с бутафорскими волынами, которые будут в этот день шляться по парку и вокруг Музея Победы (а это немаловажный момент для моего возвращения, помня прошлый раз, когда «погрешность» на местности составила не менее нескольких сотен метров, а по времени – несколько часов). В общем, в этот раз 23 февраля всё было как всегда в этот день, когда «баталия» проходит в этом месте.

Под оглушительное баханье пиротехники и редкие выстрелы холостыми немногочисленные и тяжело дышащие «наши» с развевающимся красным флагом поднялись вверх по заснеженному склону. Столь же немногочисленные «немцы» очень аккуратно (чтобы, не дай бог, не запачкать дорогостоящую амуницию и маскхалаты!) изобразили убитых, после чего обе стороны исполнили традиционный шаманский танец с размахиванием охолощённым оружием и неразборчивыми радостными воплями, к неудовольствию зрителей-дошколят, которые привычно и разочарованно заныли басом на тему того, что «опять всё понарошку и никто никого не застрелил и не заколол»…

В общем, «реконструкция» прошла так, как и задумывалась. Я поснимал сие действо, а потом, пока вывалянные в снегу «наши» в валенках и вымазанных белилами касках и элегантные «фашисты» с эдельвейсами на егермютце и «электромолниями» Ваффен-СС на петлицах строились в одну общую шеренгу и торжественно вручали друг другу почётные грамоты (проявления патриотизма у нас, как обычно, поддерживаются исключительно подобного рода макулатурой – на этом и сгорим, если что-то опять пойдёт не так, концепция в очередной раз изменится, и виноватой вновь окажется судьба, а не система), незаметно для всех сбегал до дома, сгрузил дорогостоящую фототехнику, вместо которой засунул в мешок тот самый «малый аварийный набор путешественника во времени», и быстро вернулся в парк, где построение как раз заканчивалось, сделав вид, что я никуда и не уходил.

Ну а затем, когда частично разоблачившиеся реконструкторы уже рассаживались в музейной подсобке за «стихийно накрытым» банкетом и, откупоривая водяру, медленно теряли человеческий облик (как подметили ещё некоторые классики, с мороза наш человек практически мгновенно хмелеет и удивительно легко и быстро надирается в дюпель, он же сосиска, он же драбодан, он же говно), я немного повертелся среди общего веселья, а потом, сказав что-то насчёт «пардон, кажется, я кое-что забыл, я сейчас» (на вешалке в подсобке остались висеть старый чёрный пуховик, в котором я туда пришёл, и пустая большая сумка – эта «заначка» была оставлена мной на случай «непредвиденных вариаций» при возвращении), тихо вышел из музея и вернулся на место баталии, где к этому времени уже разошлись не только участники, но и зрители с полицейским оцеплением и было совершенно безлюдно.

Только в соседней ресторации активно кушали беляши или чебуреки (судя по очень характерным ароматам) под безграмотные, но донельзя брутальные напевы Стаса Михайлова или ещё какого-то мужчинки из той же категории самозваных «королей вокала» и роковых бабских любимцев.

А далее всё было проще простого. Немного спустившись по бывшему лыжному спуску, я взял влево и, углубившись в лес, зашёл подальше за деревья. Там остановился и огляделся, убедившись, что меня никто не видит.

– Готов? – спросил в этот момент знакомый насмешливый голос у меня в голове.

– Так точно! – ответил я. – Практически как юный пионер!

– Ну, тогда вперёд, – сказал голос.

Эх, несчастный я человек, губит меня любопытство, как ту кошку. Вот опять меня посылают, и я иду. И всё исключительно из желания посмотреть живьём на нечто невиданное…

Причём сейчас я иду туда, где мне, возможно, придётся заниматься тем, чего я по жизни совершенно не умею, например кого-то пытать и мучить…

Я сделал шаг в неглубоком снегу и, снова не уловив сам момент перехода, понял, что переместился-таки, поскольку и пейзаж, и температура вокруг меня в один момент стали совершенно другими. Уж точно не февральскими…