Я не сразу узнал ее. Черный костюм, черная блузка. Я припомнил всего пару раз, когда видел ее в таком одеянии – это было на экзаменах в институте, да и то лишь потому, что в карманы пиджака было удобно прятать шпаргалки. Тогда ее улыбка и светлые волосы забавно контрастировали с черным цветом, смотревшимся чудаковато на ней, такой яркой и жизнерадостной. Но теперь Кэт была словно в плену этого черного цвета. Ее лицо выглядело уставшим, а волосы были решительно убраны со лба и собраны в тугой узел на затылке. Только походка – стремительная и уверенная – напоминала мне о той Кэт, которую я знал и надеялся снова увидеть.

Заметив меня, она тут же опустила глаза, но затем, будто одернув себя, вскинула голову и посмотрела на меня в упор.

– Привет, Вик, – обронила она, садясь на скамейку рядом со мной.

Она старалась, чтобы это прозвучало легко, но голос ее дрогнул. Или мне только показалось?

– Здравствуй, Кэт. Рад тебя видеть, – улыбнувшись, произнес я как можно более небрежно.

Фальшивка. Волнение, которое трудно скрыть за кривой усмешкой.

Молчание. Она деловито осматривалась. Я, не отрываясь, смотрел на нее.

– Как ты поживаешь? Что нового? – спросил я, продолжая глупо улыбаться.

– Все в порядке, – сказала она, не глядя на меня.

Снова пауза. Лишь шелест ветра в молодой траве и возгласы играющих детей откуда-то из глубины парка.

– Мне захотелось встретиться с тобой, – вдруг проговорила Кэт и, подумав, добавила: – Мне нужно было увидеть тебя именно здесь, на нашем месте. Мне нужно было пройти через это.

Тут она, словно опомнившись, бросила взгляд на меня и усмехнулась:

– Ты не понимаешь, о чем это я, верно?

Да, я не понимал. Просто смотрел на нее и ждал, что произойдет дальше. И чувствовал напряжение. Она сказала всего несколько слов, но мне становилось тревожно. И ее усмешка не разряжала ситуацию, она не казалась мне искренней и дружелюбной.

– Я хотела бы извиниться за то, что прогнала тебя. Ты ведь пришел по моей просьбе и пытался понять, что мне было от тебя нужно, – негромко заговорила Кэт, глядя куда-то вдаль. – А я и сама не знаю, для чего тебе позвонила. Просто ты был единственным, с кем я могла бы поговорить о том, что произошло. Но понять меня никто не мог бы. Поэтому глупо было с моей стороны обижаться на тебя. Прости.

Она склонила голову, подняла веточку и стала выводить на земле какой-то причудливый узор. Несколько секунд мы оба смотрели на него, пытаясь собраться с мыслями.

– А еще я хотела сказать, что тот пострадавший мужчина не имел ко мне никакого отношения, – произнесла она. – Просто прохожий. Незнакомец. Мы оба двинулись на желтый, и это единственное, что нас связало. Встретились и расстались.

Я ждал. Мне казалось, это лишь прелюдия к чему-то важному.

Но Кэт взглянула на часы и взялась за сумочку.

– Мне пора, – сказала она задумчиво. – Знаешь, я хотела поблагодарить тебя. Эти годы были замечательными, такими светлыми, радостными. Во многом из-за тебя. Ты был со мной тогда, когда мне это было действительно нужно, помогал мне чувствовать себя живой, необходимой.

Она снова посмотрела на меня, но тут же отвела взгляд.

– Теперь многое изменится. Мы вряд ли сможем видеться часто. Наверное, я вообще уеду из этого города, – закончила Кэт едва слышно. Помедлив, она потянулась ко мне и поцеловала в щеку. – Спасибо тебе, Вик.

Затем она подхватила сумочку и попыталась встать. Но чуть раньше, чем это случилось, я положил свою ладонь на ее запястье.

– Что с тобой, Катя? – спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Ведь ты не была такой. Посмотри вокруг. Весна. Помнишь, как мы ждали ее? Как мечтали о том, что снова станет тепло. О солнце, о птицах, о цветах. Смотри, ведь это время наступает. Наше время. Но в нем нет тебя. Почему?

Мой голос звучал серьезно, проникновенно, но где-то глубоко в нем затаилась безысходность, и я явственно слышал ее нотки. А если они были слышны мне, то, наверное, и Кате тоже.

Некоторое время она действительно смотрела по сторонам, не давая мне возможности увидеть ее лицо. Когда же Катя снова повернула голову ко мне, я увидел в ее глазах слезы.

Мне вдруг показалось, что это самое невыносимое зрелище из всего, что мне доводилось видеть в своей жизни. Захотелось обнять Катю и прижать к собственному запнувшемуся сердцу, сделать что-то невероятное, что сможет избавить нас обоих от страданий.

Но в этот момент она сделала над собой усилие и заговорила. Слова давались ей с трудом, она делала большие паузы перед каждым предложением. Но продолжала говорить, преодолевая, переламывая себя.

– Знаешь, это неправда, что со мной все в порядке. Как неправда и то, что я не пострадала в той аварии. Да, я изменилась. И, возможно, не в лучшую сторону. Когда я заметила приближавшуюся машину и услышала визг тормозов, я вдруг ясно увидела свою жизнь в каком-то ином свете. Другими глазами. Успела оценить свои 25 лет и подвести итог. Если бы я переходила дорогу не с левой, а с правой стороны от того мужчины, то меня бы не стало. А что осталось бы за моими плечами? Что осталось бы от меня в этом мире? Мечты? Розовые сопли? Ожидание? «Весна, лето, осень, зима и снова весна»? Но зачем? Ради чего? Я жду. Жду волшебства. А его не будет, если я не смогу изменить что-то в себе, сделать что-то своими руками. Я хочу измениться. Мне пора измениться. Если я не могу сделать этого в этом городе, где столько воспоминаний о детстве, то мне нужно уехать отсюда. Сейчас я похожа на повзрослевшего ребенка, прощающегося со своей любимой игрушкой. Мне тяжело, мне больно, мне страшно. Видеть эти каштаны, эту траву, этих резвящихся детей. Видеть тебя, Вик. И понимать, что я не могу больше быть частью этой идиллии. Кэт больше не существует. Она погибла в аварии, забрав с собой все, что было тебе так дорого. А я… мне пора заняться делом.

С этими словами Катя поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка, на ходу утирая слезы. Отойдя на несколько шагов от скамейки, она оглянулась. Единственный раз. Взмахнула рукой. «Прости меня», – прочел я по ее губам. Затем она развернулась и торопливо пошла по дорожке, глядя себе под ноги. Встречавшиеся люди проходили мимо нее, бросая недоуменные и сочувствующие взгляды.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в воротах парка.

Точка была поставлена. Я получил ответ. Лишился последней надежды.

А вокруг все было как будто по-прежнему. Солнце продолжало шествовать по небу. Теплый ветерок продолжал играть с юной листвой. Дети на лужайке были увлечены игрой в мяч. Влюбленные парочки прогуливались по дорожке или, обнимаясь, ворковали на соседних скамейках. Люди торопились домой или по магазинам после трудового дня.

Все были заняты своими привычными делами. Только я больше ничего не понимал. Фрагменты, мелькавшие перед моими глазами, больше не складывались в единую картину. Я лихорадочно искал хотя бы что-то родное в окружавшем меня пейзаже. Какую-нибудь деталь, которая помогла бы мне прийти в себя. Но тщетно. Все предметы были словно кем-то повернуты другими гранями ко мне, казались незнакомыми, пугающими, мертвыми. Даже каштаны. Даже солнце. Даже птицы. Все превратилось в пустыню, по которой я брел в полном одиночестве. Брел в неизвестном направлении. Брел, пошатываясь и теряя надежду найти хотя бы одно живое лицо. Еще одно живое лицо помимо того, которое я только что потерял.

На следующий день я не вышел на работу. Проснувшись по будильнику, я, посомневавшись, набрал домашний номер Валерии и сообщил ей, что появиться в конторе не смогу. Соврал, что отравился. Валерия была рада моему звонку, пообещала передать информацию шефу и любезно посоветовала не беспокоиться, а сосредоточиться на поправке здоровья. И еще предложила встретиться на выходных, если здоровье мне позволит. Она была мила и настойчива. Любому на моем месте такое внимание польстило бы. Но я поскорее закончил этот разговор, пообещав позвонить.

Да, после договора с вологодцами мой «кредит доверия» возрос, и я знал, что проблем с одним пропущенным днем не возникнет. Но я не знал, что мне делать с этим днем, равно как и с последующими за ним выходными. Мне хотелось только одного – зарыться с головой в подушку, спрятаться ото всего мира, поселиться в каком-нибудь подвале или на чердаке, где никто бы меня не нашел.

Некоторое время поскитавшись по квартире, я снова лег в кровать. Мыслей не было. Только усталость и опустошенность. Выключив свет, я повернулся к стене и вскоре забылся тем же тяжелым сном без сновидений, который истязал меня всю ночь перед пробуждением.

Разбудил меня телефонный звонок. Я взглянул на часы. Был уже вечер, начало шестого. Проспал всю ночь и более восьми часов днем. И не чувствовал себя отдохнувшим, посвежевшим. Время, потраченное впустую. Убитое. И если бы не звонок, восемью часами никак бы не ограничившееся.

В трубке послышался голос Майка, который громко напомнил о том, что все уже собрались у него и ждут только меня. Отнекиваться в разговоре с ним было бесполезно, да и не хотелось. В конце концов, отдых в шумной компании был не самым плохим способом скоротать вечер. Даже несмотря на то, что настроения для веселья у меня не было никакого.

– А вот и тот самый таинственный последний гость! – провозгласил Майк, когда мы с ним зашли, наконец, в гостиную после трогательной приветственной церемонии.

За большим столом сидело около десятка людей и, когда зазвучал зычный бас Майка, все повернули головы в нашу сторону. Знакомых лиц я не увидел, что было даже к лучшему. Мне не хотелось, чтобы кто-то узнавал меня и лез с расспросами. Впрочем, несколько мест за столом пустовало, – видимо, кто-то из гостей вышел покурить.

– Так, кажется, у нас кого-то не достает, – подтвердил мою догадку Майк и заглянул на кухню: – Девчонки! На выход! Новый гость пришел!

Из кухни раздалось «уже идем!» и через несколько секунд в комнату действительно вошли две…

Этого не могло быть.

Жизнь обычно не допускает такого рода случайностей.

Но это произошло.

Следом за улыбавшейся крашеной блондинкой лет тридцати появилась Катя. На ее лице вновь не было улыбки, в ее облике вообще почти ничего не изменилось со времени нашей встречи в парке. Только блузка на ней в этот раз была белая, да губы были подкрашены непривычно яркой помадой. Увидев меня, Катя остановилась. Ее глаза расширились от удивления.

– Милые девушки и остальные дорогие гости! – важно продекламировал Майк. – Представляю и рекомендую! Мой старый школьный друг Витя Ковалев!

Гости приветственно загудели.

– Холостой? – разглядывая меня, с улыбкой спросила блондинка, вошедшая вместе с Катей.

Я молча кивнул.

– Тогда сажай его рядом со мной, – удовлетворенно проговорила она и протянула мне руку. – Людмила.

– Виктор, – услышал я свой голос и снова посмотрел на Катю. Та стояла, не шевелясь, явно сбитая с толку моим внезапным появлением. Ее взгляд перескакивал с одного лица на другое, но на меня она старалась не смотреть.

– Ты все спрашивала, солнце, с кем это я надрался на выпускном, – весело загрохотал Майк, обнимая Людмилу за плечи. – Вот он, голубь. С ним самым.

– Вот как? – вопросительно подняла бровь Людмила, продолжая разглядывать меня. – Что ж, мы будем иметь это в виду и следить за вами обоими. Правда, Катюха?

Она оглянулась на Катю и взяла ее под руку.

– Это моя подруга Катя. Мы с ней тоже сто лет не виделись. Очень рекомендую, – проговорила Людмила.

Катя растерянно кивнула. Я растерянно кивнул.

Майк довольно хмыкнул.

– Ладно, теперь будем знакомиться с остальным ближним кругом, – сказал он и повел меня к столу.

Я не запомнил ни одного имени. Перед моими глазами пробегали улыбки, блестящие от выпитого до моего прихода глаза, шикарно сервированный стол. Сидевшая рядом Людмила строила гримасы Майку и расспрашивала меня о работе, о личной жизни. Обо всяких пустяках. Слышался смех, шутки в исполнении как Майка, так и его развеселившихся гостей.

Все это превратилось в фон с того момента, как я увидел Катю. Мое сердце учащенно билось. Я понимал, что мне ни к чему заговаривать с ней, даже смотреть на нее. Что мое внимание доставляет ей неудобство. Что мне самому становится только больнее каждый раз, когда я вглядываюсь в ее лицо. Но я не мог не ловить ее взгляд, не стараться запомнить каждую черточку, каждую эмоцию. Замечала Катя это или нет, но за столом она держалась подчеркнуто отстраненно, лишь изредка вежливо улыбаясь в ответ на реплики гостей.

Вдруг я услышал свое имя.

– Витек! – еще раз окликнул меня Майк. – Ты еще не проснулся, я смотрю? Придется тебя встряхнуть! Ну-ка разродись-ка тостиком! Все ж таки ты, как никак, штрафник-опазданец у нас!

Он усмехнулся и самодовольно посмотрел на гостей. За столом раздался дружный смех.

– Давай-ка, Виктор, – поддержала Майка Людмила. – Только скажи что-нибудь оригинальное, а то за хозяина дома и за гостей выпили уже раз по шесть, не меньше.

Она с иронией посмотрела на Майка, и гости снова рассмеялись.

– Давай, старик, не подкачай, – отсмеявшись, прокряхтел Майк и разлил вино по бокалам.

Я нерешительно посмотрел по сторонам, и глаза мои в очередной раз нашли Катю. Она взяла поданный бокал и взглянула на меня. Просто взгляд, наверное. Но мне он показался призывом.

– Оригинальное, значит? – проговорил я. – Ну что ж, попробую.

Поднявшись, я оглядел гостей. Сытые улыбки на лицах. Развязные позы. Бокалы в руках. Замерли в ожидании новой «убойной шутки».

– Я хотел бы поднять этот бокал за жизнь. За ту ее сторону, о которой многие из нас не имеют представления и за ту, которая нам хорошо знакома. За то, что в жизни уживается все. Правда и вымысел. Горе и радость. Фальшь и искренность. Предательство и жертвенность. Настоящая любовь и пародия на нее. Иногда нелегко отличить одно от другого. А обознавшись, легко сбиться с ритма, запутаться, потерять уверенность в своих силах. В такие минуты трудно оставаться одному. В такие минуты хочется видеть рядом хотя бы одного человека, который мог бы постараться услышать тебя. Жизнь хороша тем, что она дает каждому шанс встретить этого нужного человека. И если удается удержать его рядом; если ты ценишь то, что имеешь; если не требуешь больше, чем можешь получить, то ты можешь быть непобедимым. Можешь быть готов к любым сложностям, на которые эта жизнь способна. Именно ты можешь быть хозяином собственной жизни. Понять ее истинный смысл и свое истинное предназначение.

Еще секунду я разглядывал вино в своем бокале, затем молча опустошил его и снова посмотрел на гостей. Никто из них не смотрел мне в глаза. Даже Майк с озадаченной ухмылкой изучал этикетку на бутылке, постукивал пальцами по краешку стола и молчал. Людмила искоса поглядывала на него.

Мне было страшно смотреть в сторону Кати. Я боялся снова увидеть пустоту в ее взгляде. Но, преодолев этот страх, я повернул голову в ее сторону.

Она, не мигая, смотрела мне прямо в глаза.

Ее взгляд стал другим. Я не мог понять, что именно изменилось. Но увидел что-то родное в ее глазах. И почувствовал облегчение.

Она робко улыбнулась мне.

Кэт.

Или Катя?

Да какая разница.

Июнь 2005