Моя пятая точка, на предмет предупреждения, еще никогда не подводила, вот и теперь просто вопит об опасности. Колонна тем временем прошла, и дорога опять стала пустынной. Старлей решил прикурить и, вытащив зажигалку, начал ею щелкать. Огонька не появлялось. Тогда он ею потряс и, неловко двинув рукой, выронил зажигалку так, что она улетела мне за спину. Чертыхнувшись, сделал три шага и, обойдя меня, начал взглядом искать ее на каменистой земле. Смотря за действиями командира, я отвернулся от остальных. Но был готов. Поэтому, почуяв движение сзади, резко присел и с поворотом вогнал кулак в пах прыгнувшему на меня сержанту. Со страху влепил так, что он перелетел через голову и врезался в старлея, который тоже начинал движение в мою сторону. Зачерпнул горсть щебня, ободрав при этом пальцы, и метнул камешки в голову рядового, который уже скидывал винтовку. И следом рыбкой прыгнул сам. Тот машинально прикрыл глаза от летящего в него мусора и не заметил меня. Врезавшись в бойца и прямым ударом свернув ему челюсть, добавил по ушам. Потом, даже не выпрямляясь и не оглядываясь, метнулся за небольшой придорожный валун. Вовремя! Пуля взметнула фонтанчик щебенки в том месте, где я только что был. Вот блин! Так и ухлопать могут! Валун был – только одно название. За этим камушком только голову спрятать. А жопа и все остальное наружу. Оберегая свою сверхчувствительную пятую точку от возможных повреждений, метнулся перекатом в сторону, на ходу доставая пистолет. Еще раз успел. Фриц, а теперь никаких сомнений не было, что это немцы, не думал, что я свалю пусть из-за ненадежного, но укрытия, и среагировал неправильно. Он выстрелил, пытаясь попасть за камень, а я практически в упор всадил ему в плечо две пули. Тут же подсек под ноги уронившего пистолет старшого и, слегка добавив ему по башке, огляделся. Так, рядовой лежит смирненько, прям как живой, только из уха кровь течет, да немигающие глаза уставились в небо. Звиздец котенку… Сержант, ухватив себя за мотню обеими руками, скрючился в позе эмбриона и тихонько поскуливал. Старлей тоже был в порядке, хотя и без сознания. Хм… Три – ноль в мою пользу. Отряхнувшись, связал живых противников их же ремнями. Потом оттащил тушки на середину дороги и, присев на неразгибаемого сержанта, закурил.

Интересно, чего они на меня набросились вообще? Судя по знанию языка, группа эта – вовсе не из простых будет. Таким полковника, а то и генерала взять – раз плюнуть. А я сейчас – обычный пехотный капитан. Хотя все логично – дорога пустынная, людей нет и одиночный командир, который сам напрашивается быть языком. Может даже, я и не первый был, кого они взять хотели, расколоть, а потом грохнуть. Даже, скорее всего, именно так – уж больно свободно себя чувствовали. Выкинул бычок и встал, прислушиваясь к дальнему шуму мотора. Через пару минут показалась машина – бодро катящая полуторка, в кузове которой сидело человек семь морпехов. Увидев неуставной натюрморт на дороге, гидросолдаты попрыгали из кузова, не доезжая до нас метров двадцать, и вскинули винтовки. Я помахал им рукой и спросил:

– Мужики, до штаба не подкинете? А то вон – ореликов в особый отдел сдать надо.

Мореманский каплей, подойдя ближе и удивленно оглядев пейзаж, поинтересовался, что случилось. В двух словах рассказал ему историю неудавшегося нападения. Он удивился еще больше:

– Ты хочешь сказать, что в одиночку троих диверсантов завалил?

– Одного. Двое тепленькие.

В подтверждение своих слов слегка попинал сержанта, и тот опять заскулил.

– Ну, пехота, ты могёшь…

Вспомнив любимый фильм, поправил его:

– Не могёшь, а могешь.

Каплей только хохотнул, хлопнул меня по плечу, и мы, закинув в кузов всех троих фрицев, поехали к особистам.

* * *

– Ну ладно, коммунистов всех переловили да в лагеря запихнули, это понятно – от конкурентов надо избавляться. Но евреи вам чем помешали? Их-то за что пачками стреляете?

– Евреев стреляем? – переспросил Гельмут, удивленно вытаращил глаза и через пару секунд ответил: – Евреев мы не стреляем. По существующей доктрине они отнесены к унтерменшам, то есть расово неполноценным, и собраны в гетто. Для них существует ограничение на различные виды работ, список я не помню, помню, что начальниками производств они быть не могут. Но стрелять… зачем?

– Это я спрашиваю, зачем? Ваш придурошный фюрер, – при этих словах Гельмут поморщился, – объявил, что изничтожит евреев как класс. Они ему что, любимую мозоль отдавили?

– Ничего ему не отдавливали. И такого он не объявлял. То есть объявлял, но насчет цыган, а не евреев. У вас, в России, всегда все перепутают. Цыгане – полностью асоциальная народность, их невозможно адаптировать ни к какому обществу, они всегда живут своей группой. Причем эта группа не признает никаких государственных законов и постоянно нарушает их. Гитлер дал три месяца сроку, чтобы их таборы ушли с территории Германии. Те, кто этого не сделал, в целях профилактики правонарушений были ликвидированы.

Интересно получается. Я даже растерялся. Об изничтоженных в профилактических целях цыганах слышу в первый раз. Про холокост, Бабий яр, Майданек и прочие страшилки по телику и в газетах безостановочно болтали. Мол, массовый геноцид евреев во время войны был. А про цыган я вообще не в курсах, как будто и не было ничего… Гельмут, видя мое удивление, добавил:

– Ты, наверное, уже заметил, что мы, немцы – пунктуальный народ. Была поставлена задача, чтобы ни одного цыгана на территории рейха не оставалось. Она была выполнена точно и в срок. Про немецких евреев такой задачи не стояло. Была бы – выполнили так же, как и с цыганами, но никому в голову не пришло ее ставить. Это же глупость – уничтожать собственных граждан, пусть даже и унтерменшей. Русские, белорусы, вообще все восточные славяне, да еще и целая куча других народов тоже считаются расово неполноценными, так что же их теперь – уничтожать? Тут никаких ресурсов не хватит, даже просто перестрелять такую массу людей.

– Так вы их не стреляете. Вы их «Циклоном-Б» травите, в концлагерях, в Польше.

– Хм…

Гельмут почесал кончик носа и задумался. Потом, видно что-то вспомнив, сказал:

– Ты, наверное, опять путаешь. «Циклон -Б» изобрел наш немецкий ученый, кстати, еврей – Фриц Габер. Давно, еще в начале века. Так его используют в качестве инсектицида – насекомых травят.

– Угу… насекомых, а заодно и людей в Освенциме.

– Освенцим – это вроде городок в Польше? А, вспомнил! Франц, – он кивнул в сторону кустов, где валялся дохлый эсэсман, – говорил, что там есть концентрационный лагерь. И в нем действительно очень много польских евреев. Которых, кстати, сами поляки активно выдают нашим командам. Так они просто работают, правда, на тяжелых, неквалифицированных работах. А что поделать, если по специальности они рейху не нужны? Зачем нам музыкальные и художественные критики? Журналистов у нас своих хватает. Писателей, поэтов и клерков тоже. Если человек умеет делать что-то руками – то он работает по своей профессии. Только очень мало есть евреев – слесарей или токарей. Я только двух таких за свою жизнь видел.

– Заткнись, мурло длиннохвостое.

Гельмут замолк на полуслове и, нахохлившись, глядел на меня. Вообще-то на мурло он походил мало. Весь такой, как их любил называть малахольный Адольф, – белокурая бестия. Только компактный. Ну да понятно – танкист все-таки. И вдобавок голубых кровей. В смысле не просто Гельмут фон Браун, а еще и какая-то ветвь ихнего королевского рода. Черт его занес аж из Африки в крымские степи. Он там у Роммеля служил и англичан гонял. А сюда приехал в отпуск, навестить своего брата-летчика. Вот и доездился…

А вообще все начиналось как обычно. Ну, не совсем как обычно – в этот раз мы наступали. Причем ходко наступали. Немцы не успевали подтянуть резервы, и наши войска, вырвавшиеся на оперативный простор, гоняли фрицев с румынами в хвост и в гриву. Сорок шестую дивизию немцев, которая выделывалась между Керчью и Феодосией, погнали в глубь полуострова и в районе Старого Крыма, неожиданно для всех – окружили. Правда, неожиданностью это было для фрицев, а для наших это был точный расчет командования. Наступление вели и свежеприбывшие дивизии и те, кто стоял в обороне раньше. Правда, часть войск пришлось оставить в тылу, для выполнения надзорных функций. Это чтобы нейтрализовать поднявших голову крымских пособников фашистов, представляющих достаточную угрозу тыловому снабжению. На это дело в основном бросили личный состав так называемых национальных полков. То есть подразделений, собранных по национальному признаку. В основном-то формирование частей РККА шло по региональному признаку. И они присутствовали везде. Например, под Москвой, где воевали ребята «панфиловцы», призванные из Казахстана и Киргизии. Там были и русские, и казахи, и киргизы, и украинцы, да и вообще все те, кто жил в районе Семиречья. Дрались они, как черти, выше всяких похвал и одними из первых получили гвардейский статус. Да и остальные дивизии и бригады, сформированные в разных республиках СССР, ничем не отличались в этом смысле друг от друга.

Но здесь, в Крыму, существовали подразделения, к комплектованию которых проявили «особый подход». И если оно было грузинским, то состояло исключительно из грузин. Армянским – из армян. Ну и азербайджанским – соответственно. В итоге вышло как в той присказке, где: «хотели как лучше, а получилось как всегда». Думали – столь эксклюзивно набранные бойцы воевать станут лучше. Ага, щас! Стоило армянскому и азербайджанскому полку встать рядом, как тут же дело дошло до массовых драк. Пришлось в темпе собранному трибуналу расстрелять несколько десятков буянов перед строем. Потом быстренько развели подальше армян с азербайджанцами, сунув между ними, на всякий случай, грузин, и видно, чтобы потом не заморачиваться подобными проблемами, оставили всю эту катавасию в тылу. Уж колонны с грузами они сопровождать всяко-разно смогут. Да аэродромы готовить к весенней распутице. Пусть ВПП лучше обкапывают, чтоб не размыло, чем между собой отношения выясняют.

И вот ведь что странно – из истории я знаю, что буквально через год эти же подразделения отлично себя проявят в бою. Почему здесь, в Крыму, они ведут себя настолько хреново, непонятно совершенно… Может, потому что к сорок третьему году их сильно разбавили другими народностями и от национальных названий остались только названия?

В общем, пока «нац. полки» наводили порядок, в прифронтовой зоне, остальные войска шустро продвигались вперед. До Манштейна быстро дошло, что это жу-жу неспроста и может выйти боком. Он где-то выкопал несколько танковых батальонов и в лучших своих традициях попытался нанести фланговые удары, но получил жестокий облом.

Подвижные артиллерийские группы – это такая военная новинка, которая оказалась ему не по зубам. А ведь все просто, если подумать. Противотанковые орудия не растягиваются по всему фронту, а кучкуются на танкоопасных направлениях группами, с перекрытием секторов обстрела. То есть прорывающимся танкам противостояли не несколько ПТО, а несколько десятков противотанковых стволов. Тут хоть и степь, но вот оврагов, солончаков и промоин хватает. Так что, сопоставив данные разведки и рельеф местности, командование в кои-то веки сумело эти опасные направления перекрыть.

Потеряв большую часть техники, немцы ошарашенно откатились и больше не пробовали так баловаться. Решили сыграть на авиации. Тут у них более или менее получилось, но и наши летуны не ударили в грязь лицом. Почти пять дней в воздухе шла страшная рубка. Наши летчики сидели на наркоте – импортных тонизирующих таблетках фенамина, выдаваемых полковыми врачами для поддержания сил, но сумели отбиться. Потери у них были бешеные, зато в воздухе более или менее стало чисто.

А еще через неделю наступления пришла и моя очередь поработать. Зальмутовские наработки закончились, и Горбатову были нужны новые данные о телодвижениях немцев. Гусев еще был в госпитале, Пучков же, за день до выхода, внешним видом напоминал покемона – у него флюсом ночью так раздуло щеку, что он аж кренился влево при ходьбе. Я его забраковал и отправил в санчасть – лечиться. Леха чуть не плакал, говоря, что успеет починить до завтра зубы, но тут и Колычев был непреклонен, так что наш младший научный сотрудник был отправлен к зубодерам. А мне дали группу разведчиков из 132-го полка. Это как раз те ребята, что пузырь коньяка подогнали. Старший, что шел с группой, – старшина Бакулин, повадками похожий на неторопливого медведя, официально представился, и мы засели за карту. На этот раз поиск предстоял глубокий. Аж километров на пятьдесят в глубь оккупированной территории, поэтому заброска должна была быть с самолета. Из шестерых подчиненных мне разведчиков хотя бы с парашютной вышки прыгали почти все. Бакулин сказал, что он не прыгал, но видел, как это делают другие, и, мол, все будет тип-топ. Главное, чтобы на него парашют правильно надели, а дальше он не подведет. Скептически хмыкнув, решил поверить ему на слово… Потом прикинули, с каким оружием пойдем. У меня был верный ППС. У Бакулина и Кубенко ППД. Боец, удивительно соответствующий своей фамилии, – Стриж, таскался с трофейным MP-40. Я уважительно покосился на этого шустрого паренька. У немцев просто был такой бзик – при попадании к ним в плен нашего человека, если у него было трофейное оружие, такого расстреливали на месте и вне очереди. Наши, впрочем, в аналогичной ситуации, поступали так же. Так что Юрка, по всем параметрам – смелый пацан и живым в плен попадать не собирается. Еще в группе была одна снайперка – у немногословного Генки Петелина, а у остальных – винтовки. Ну и соответственно пистолеты, гранаты, ножи – были у каждого.

Высаживались ночью. Слева, сплошным черным пятном был лесной массив. Это хорошо, будет куда юркнуть, если прижмут. Ветра почти не было, поэтому раскидало всех недалеко. Через двадцать минут к основной группе присоединился последний прыгун, и мы двинули в сторону леса. Отсидеться, осмотреться, да и вообще уйти подальше от места приземления. А еще через час, услышали далекое гавканье. Ёпрст! Неужели засекли? Ночью немцы обычно спят, но тут лают не просто деревенские собаки. Так гавкают немецкие овчарки, вставшие на след. Я уже этого бреха наслушался… Блин! И кто же здесь такой шустрый появился? Не дай бог егеря. Это такие волчары, что своего не упустят. От них хрен без потерь оторвешься. Мы наддали ходу, но лай не отдалялся. Точно, егеря… Только они могут ночью по лесам бегать. Да и леса здесь с гулькин нос. Сейчас выяснят направление нашего движения и вторую группу в засаду впереди кинут. А прут-то как резво. Похоже, какую-то из наших нычек с куполами нашли, вот и рвут жопу.

– Стой!

Я увидел впереди здоровенный муравейник и дал команду остановиться. Подойдя ближе, убедился, что это действительно не просто куча валежника, а именно муравьиный дом.

– Так, мужики, делай как я. Берете мурашей, выковыриваете их из муравейника и натираете ими обувь, особенно в рантах. Ну и по одежде пройдитесь.

Разведчики, может, и удивились, но вида не подали, тем более я сам первый начал горстями ухватывать из муравейника мусор вместе с насекомыми и, морщась от укусов, стал натирать ими сапоги. Через пять минут, разметав муравейник в прах, мы рванули дальше, но уже почти под прямым углом к прежнему маршруту. Бакулин, пыхтя сзади, все-таки задал вопрос:

– Командир… а зачем мы это делали?

– Собакам… след… сбивали… Муравьи, они… по всему лесу ползают… попробуй теперь нас… по запаху найти…

– Может, лучше… табачком?

– Не-е… не поможет.

Я отвечал, стараясь не сбить дыхание, и добрым словом вспоминал Капина. Это он своим браконьерским штучкам меня научил. Муравьиная кислота очень сильно запахи перебивает. Даже медведь, с его отменным нюхом, в этом случае человека не сможет учуять. Думает, наверное, своей лобастой башкой – мол, насекомые что-то развонялись – расползались… Ну, теперь остается только уповать, что Игорь не преувеличивал волшебные свойства мурашей… В крайнем случае применим испытанное средство – кайенскую смесь. Обычная смесь табака и перца, на собак действует убойно. Но если проводники не дураки – а среди егерей дураков не встречается, то как только первая псина заскулит, словив носом адский запашок, то остальных моментально уберут со следа и пустят метров через двести веером. Какая-нибудь гадина опять нас учует и двинет дальше. А у нас этой смеси не мешки. Всю дорогу не засыплешь. Так что для начала попробуем народное нетравматическое средство. Можно было бы, конечно, удариться в экзотику, и ноги волчьей шкурой обернуть, благо волки тут водятся, но все мы крепки задним умом. Не сейчас же охотой на серого заниматься? Блин! Опять споткнулся и чуть не упал. Ночью да по лесу бежать очень тяжело. Подсветка луны только ухудшала дело. Тени были ломаные, как от осветительной ракеты, и непонятно было, где ветка, лежащая на земле, а где просто тень. Гавканье, когда мы свернули, сначала приблизилось, а потом стало отдаляться. Еще минут через двадцать резвого галопа стало понятно – оторвались.

– Привал, нах! – прохрипел я и рухнул под дерево. Моя команда попадала рядышком, запаленно дыша. Блин! Каждый раз во время таких передряг зарекаюсь бросить курить, но все как-то не получается.

Через десять минут наша гоп-компания отдышалась, отплевалась, и, поднявшись, мы быстрым шагом двинули дальше. Мне все не давали покоя эти загонщики. То, что нас ждать не могли, – это однозначно. Значит, слухачи засекли самолет и находившиеся рядышком егеря рванули на всякий случай посмотреть, не сыплется ли там что с неба. А какого хрена здесь делают эти ягдкоманды? Партизаны тут не водятся, местное население на немцев не дергается, лагерей для военнопленных, чтоб они беглецов ловили, – тоже нет. Зачем тогда егеря?

Один вариант упрямо лез в голову. При наступлении нам очень сильно досаждали фрицевские бомбардировщики. Частично их, конечно, наши летуны повыбили, но где-то у гитлеровцев есть замаскированный аэродром, с которого они и работают. Причем не стационарный, на стационарных пусто было. Наши истребители в поисках этих зловредных бомберов уже четыре звена потеряли, но ничего так и не нашли. Вообще – авиаразведку той части Крыма сделать не получается. Истребители фрицев, базирующиеся тоже неизвестно где, валят всех, кто пробует пролететь в район Бахчисарая. Немцы что-то тут скрывают со страшной силой. Может, этот тайный аэродром и прячут. С воздуха он наверняка замаскирован, и на земле, помимо роты охраны, вполне может быть и взвод егерей, который будет отлавливать непрошеных гостей. Ну, значит, осторожно будем ползать по округе, авось чего и увидим. Всяко-разно нам надо хорошего языка брать. Глядишь, заодно и тайную ВПП нароем…

И тут лес кончился. Вот так вот резко, без всяких переходов р-раз, и нет деревьев. Я даже растерялся. Куда теперь? В свете луны была видна обширная степь с далекими холмами. Не скажу, что голая, но вот мы почувствовали себя голыми. Тут уж хоть муравейник на голову надень, хоть весь в волчью шкуру влезь – не поможет.

– А вот теперь – ходу, мужики! Стриж, возьми рацию у Вовки, а то он уже запарился.

Юрка взял передатчик у нашего здоровяка-радиста, и мы опять перешли на галоп. Бежали гуськом, длинной растянутой цепочкой. Теперь, когда мы знали о присутствии в этом районе ягдкоманды, оставался один шанс от них оторваться – попробовать выскочить за зону их ответственности. Тоже, конечно, не гарантия, что они отстанут, но больше ничего в голову не приходило. Через три часа, таща по очереди тяжеленный ящик, по недоразумению названный рацией, упали в кустах, под холмами. Скоро рассвет начнется, а мы так умотались, что сил на дальнейшую беготню уже не осталось. Даже егеря уже были не так страшны из-за тупой усталости, поэтому, выставив наблюдателей, завалились отдыхать.