– Ну что так нервничать? Что ты мне тут стены разбиваешь? Я тебе давно говорила, если устал от музыкалки ― бросай. Научился играть на гитаре ― и ладно. Ты же не собираешься свою жизнь связывать с ней.

– Не собираюсь. Но и бросить не могу. Начал ― надо закончить. Сама так учила.

– Я тебя не учила зло на стенах вымещать. Держи себя в руках. Шуруй в зал, я у тебя полы помою и пыль вытру. Сам же на это не способен.

– Ой, только не начинай! ― Влад схватил гитару, ноты и ушёл в зал.

Это был не просто конкурс, а конкурс-концерт. На него были приглашены все учащиеся отделения «Гитара», все преподаватели музыкальной школы.

Когда объявили выступление Влада, он не спеша вышел на сцену, украшенную праздничным баннером «Фестиваль-конкурс „Гитарные струны”». Держа перед собой вертикально гитару, поклонился, аккуратно поставил подножку, установил нужную высоту. Положил на левое колено специальную салфетку, уменьшающую скольжение инструмента о брюки. Замер на несколько секунд и из-под его пальцев заструился Бах. Произведение было сложное, с многочисленными репризами, с крещендо и диминуэндо, которыми цветисто была украшена «Прелюдия». Разучивая её дома, Влад всё время ругался на Баха, считая его придурком, придумавшим такую чушь собачью. Но сейчас юноша преобразился, весь сосредоточился на извлечении звуков.

Публика с удовольствием аплодировала, еле дождавшись конца такого длинного произведения. Мальчик с лягушечьим ртом хлопал громче всех. Он за полгода учёбы в музыкальной школе разучил один небольшой этюд Сагрераса и три аккорда, на которых играл двадцать частушек. Повернувшись к соседу, который был годом старше, прошептал:

– Разве можно такую хрень выучить? Я бы ни за что.

Сосед согласился и сказал:

– Я поучусь три года, научусь разным аккордам и уйду. А чтоб вот так, ― и мотнул головой в сторону Влада, ― нафиг надо.

Затем была «Соната № 26» Николы Паганини. Когда-то Влад с мамой ходил на концерт виртуоза гитары Артёма Дервоеда и от него узнал, что в своё время Паганини хотел стать гитаристом, но, услышав игру своего современника Фердинанда Карулли, передумал, сказав, что лучше быть первым скрипачом, чем вторым гитаристом.

«Соната» была не сложной, более мелодичной, но тоже огромной. Малыши заёрзали на стульях, на них начали цыкать. Зал с удовольствием аплодировал Владу, когда он получил заслуженную грамоту первой степени.

По дороге домой, около школьных турников, парень увидел своих друзей: Костю ― шустрого, улыбчивого, хулиганистого на уроках мальчика, пытавшегося сделать «стульчик» на перекладине, Лизу ― девушку, с которой он с первого класса соперничал за лидерство, а потом борьба как-то незаметно сама собой переросла в дружбу, Валеру ― невысокого роста паренька, стоявшего на ноябрьском ветру без шапки, нахохлившегося от холода.

Все они были одноклассниками Влада. Ребята хорошие, проверенные.

Заметив Влада, закричали ему, замахали руками. Решив лезть через высокий забор – обходить было лень, он вначале передал гитару в толстом надёжном чехле через решётку забора, а затем и сам, ловко подтянувшись, перепрыгнул через него. Тут же, расстегнув куртку, обмотав шарф вокруг шеи, схватился за турник, сделал пять выходов силой, «Офицерский», «Принца», спрыгнул и почувствовал в мышцах приятное тепло и растяжение.

– Мы тебе звонили. Ты в музыкалке был?

– Да, у меня сегодня конкурс. Короче, победу надо отметить. Го ко мне? Пиццу закажем.

– А Анна Сергеевна не будет против? ― спросил Валера, обладавший природной деликатность.

– Во-первых, она на работе, а, во-вторых, почему она должна быть против? Идёмте.

После пандемии двадцатого-двадцать первого годов вся страна от мала до велика научилась мыть руки. С порога ребята прямиком отправились в ванную, а затем перетекли в зал. Валера с Лизой удобно расположились на диване, Костя подвинул к ним кресло-качалку с накидкой-массажёром, тут же нажал «Пуск». Шарики массажёра приятно побежали по спине. Влад, прихватив гитару, другой рукой вёз перед собой стул на колёсиках. Сев на него перед ребятами, сказал:

– Пиццу заказал, сказали, что в течение часа доставят. А пока давайте я вам что-нибудь забацаю.

– Что-нибудь из новенького? ― заказала Лиза.

– Есть Бах и Моргенштерн, ― со смехом объявил Влад.

– Первый для меня слишком прост, давай Моргена, ― попросил Костя, всё время волной ходивший в кресле.

– Ок.

Сыграв небольшое лирическое вступление, войдя в образ своего кумира, не столько запел, сколько заречитативил Влад:

Меня ругает мама за то, что я дебил.

Я каждый день катаюсь, на школу х*й забил.

Не ругайте, мама, позвольте мне сказать:

Всё, что нужно в жизни мне – пить пиво и катать.

На припеве все запели вместе.

О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

О-о-о-о! Пиво и скейтборд!

О-о-о-о! Два пива и скейтборд!

К Моргеншерну Влад относился нежно. Ему нравился этот презираемый большинством взрослых музыкант. Ему нравились его видосики, которые были сделаны очень круто, с привлечением кучи бабла, и очень профессионально. Ему нравились маты, которые нескончаемым матопадом обрушивались на слушателей, как бы говоря: «И что вы со мной сделаете? Да ничего. Кишка тонка!» За всей грубостью, наглостью, дерзостью Влад чувствовал ранимую, романтическую душу. Он воспринимал Моргена как героя своего времени, каким некогда был Пушкин, который «милость к падшим призывал», а этот перед всем российским народом выставил огромное чистейшее зеркало и сказал: «Смотрите, суки, вот ваша жизни! Вот ваши продажные рожи! Вот до какого скотского состояния вы в своей алчности дошли! Не нравится? Пососите!»

Мать, интересующаяся всеми увлечениями сына, услышав песни Моргенштерна, ужаснулась, но поняла: возраст сына таков, что идти напролом, жёстко что-либо запрещать бесполезно. Она попыталась с ним поговорить. Обычно для серьёзных разговоров выбирала время перед сном, когда сын её слышал и сам был не против поговорить по душам.

– Наша голова так устроена, что вся информация, которая в неё попадает, остаётся внутри, ― как-то перед сном при включённом ночнике сказала мать.

– Тогда почему мы не помним, как родились? Первые годы жизни? Да и вообще, многое?

– Потому что у нас нет навигации по нашей памяти. То есть, информацию наш мозг получил, положил её в определённое место или даже сразу в несколько, а вот путь к этой информации забыл.

– Это похоже на пословицу: «Что с возу упало, то пропало».

– Не совсем. Человек под гипнозом способен вспомнить всё. А особо обученные люди могут такую навигацию по собственной памяти создавать. Им и гипноз не нужен.

– Я-то обычный человек. Зачем мне такие спецвозможности?

– Проблема в том, что мы не только то, что едим, но и то, какой информацией себя питаем. Ведь говорят, со святыми святым будешь.

Сын резко перебил:

– Я всё думал, к чему ты клонишь. Это ты на Моргена дух тянешь? Типа он меня разрушает?

– Ты сказал, ― усмехнулась мать, ― но в твоих словах правда есть. Я понимаю, почему этот человек появился именно сейчас. На него был запрос общества. Люди дошли до скотского состояния. Не знаю, следствие ли это мирового заговора, ― при этих словах Анна улыбнулась, ― или эволюционная природа человека такова, но Моргенштерн никогда не мог бы появиться в Советском Союзе. Его там не нужно было!

– Мам, я не верю, что его творчество действует разрушительно. Есть люди, которые всю жизнь матерятся, их речь без мата даже трудно представить. Нормальные люди. И среди публичных людей куча таких. Актёр Ширвиндт, тот же Розенбаум. Кто ещё? Боярский. Они как сапожники матерятся. И что? Да и уважаемый тобой Дмитрий Быков матюконщик ещё тот. А потом. В ваше время не было что ли групп подобных Моргену? Были. И «Сектор газа», и «Красная плесень».

– Вот удивительно: всё детство я тебя учила, воспитывала на лучших образцах литературы, ходили в театры, музеи. Концерты какие замечательные слушали. И всё напрасно. Пришёл пацан с тремя шестёрками на лбу и объявил: «Если родителям некогда заниматься воспитанием собственных детей, то детьми займусь я». Нормально? И занялся. Например, тобой.

– Он поёт о том, как оно в жизни есть на самом деле.

– Да откуда ты знаешь, как оно на самом деле? У Алишера прекрасная девушка, уже жена, к которой он очень трепетно относится, а в вас сопляках, он своими песнями воспитывает циничное отношение к женщине. Вот одна из его песен. ― И мать по памяти процитировала её:

Поработай в постели, baby.

Я кручу д*рьмо прямо на постели, baby.

Так проходит каждый день недели

В моем доме, как в отеле, с*ка хочет денег.

Поработай в постели, baby.

Эта с*ка хочет денег.

Влад засмеялся:

– Ты у меня прошаренная. Но не парься ты насчёт этого чувака. Главное, что он не пидор. Нормальный мужик. Я его уважаю.

Сейчас, запев очередную песню своего кумира, Влад улыбнулся, вспомнив тот ночной разговор.

Сигнал домофона перекричал поющих подростков. Влад кинулся открывать дверь. Наскоро расписавшись в накладной курьера, взял ещё горячую пиццу. Гомонящие ребята переместились на кухню.