– Вот ты и сдал себя с потрохами, – обрадовался он. – А ведь клялся, что между вами ничего не было. От прелестей этой девицы, даже импотент не сможет отказаться, слюни пустит.

– Не меряй всех на один аршин, – ответил я. – Не все мужики похотливые самцы. Человек тем и отличается от животного, что способен чувства, желания и другие инстинкты сдерживать разумом.

– Поговори мне еще, отправлю не только дрова грузить, но и лес валить туда, где Макар телят не пас, – пригрозил капитан. – Спесь, как ветром, сдует.

– Для путевки на лесоповал нет оснований, – усмехнулся я его самоуверенности. Капитан насупился, осознав зыбкость своих аргументов.

В сопровождении Савелия и старшины мы с Ларцевой вошли в фойе, разделенное перегородкой, за которой разместилась дежурная часть. Сквозь не занавешенное шторами стекло был виден пульт оперативной связи с сигнальными лампочками и разноцветными кнопками. В гнездах покоились телефонные трубки.

За пультом сидел седоватый майор, а рядом помощник – сержант. При виде нас он поднял голову и через переговорное устройство спросил у Михно:

– Управился, капитан? Успел застукать на горячем?

– Да, порядок. Тепленьких взяли. Коньячком забавлялись и кое-чем другим, – с намеком, куражась, доложил капитан. – Все плачут, что жизнь плохая. Мы с тобой, майор, можем себе позволить коньяк, довольствуемся спиртом и дешевой водкой или самогоном?

– Нет, не можем, – вздохнул тот. – Разве, что по большим праздникам или в День работника внутренних дел.

Окинул пристально-похотливым взглядом Ларцеву и заметил:

– Видать, начинающая «бабочка», еще свеженькая, незатасканная. Раньше в поле зрения не попадала.

– Майор, вы, прежде чем вешать ярлыки, оскорблять женщину, разберитесь в этой провокации, – прервал я их развлекательный диалог. – Полагаю, что вам не надо напоминать о презумпции невиновности. Не присваивайте себе функции суда.

– Продвинутый клиент, нынче все грамотеи, норовят командовать парадом. Юристов и экономистов расплодилось, хоть всех святых выноси, – недовольно пробурчал оперативный дежурный. – Не успеем прижучить, сразу за презумпцию невиновности хватаются, как за соломинку. А то, что притон в квартире устроил, так это детские шалости. Между прочим, в УК есть статья об ответственности за содержание притонов и сводничество. За эту шалость полагается до трех лет лишения свободы. Вот те и презумпция… Загремишь в СИЗО, а потом в ИТК на нары под фанфары…

Майор был явно доволен собой, полагая; что сразил меня наповал своей эрудицией.

– Статью 241 за содержание притона, хотите присобачить, – съязвил я. – И тогда мне крышка, лет на пять отправите за «колючку». А вам звания, ордена и медали за задержание особо опасного преступника, сексуального маньяка.

–Не исключено, поэтому, гражданин Смоляков, молите Бога, чтобы судмедэкспертиза не подтвердила факт изнасилования, да партнерша не раскололась, – посчитав диалог исчерпанным, майор отключил переговорное устройство.

Вот и обменялись любезностями. Все-таки что им от меня надо? Ведь оснований для задержания никаких, по сути, я сам напросился. Опасался, что они заставят Ларцеву подписать компрометирующие меня бумаги. Такая перспектива меня угнетала. Особенно после того, как обнаружил пропажу диктофона. Запись при определенных обстоятельствах может быть использована и против меня.

–Ма-йор-р!, – из недр дежурной части послышались ослабленный перегородкой истеричный крик и глухие настойчивые удары в металлическую дверь. Наверное, предположил я, кто-то беснуется в комнате для задержанных граждан, бомжей, называемой для краткости обезьянником. В таких комнатах при дежурных частях содержатся до выяснения обстоятельств и оформления документов, протоколов доставляемые экипажами патрульно-постовой службы правонарушители. Нередко они фотографируют и снимают отпечатки пальцев для картотеки, пополняя банк данных дактилоскопии.

Знание некоторых полицейских секретов позволяло мне сохранять уверенность. Снежана выглядела несколько подавленно и растерянно. Она стояла у зарешеченного окна, полагаясь на судьбу и на милость суровых блюстителей. Молодая и красивая. Черт ее дернул связаться с насильниками. Чужая душа – потемки. Может, ее кто– то в юности совратил, надругался, ведь с этого все и начинается. Каждый зарабатывает, как может. Я ей не судья.

Чтобы как-то подбодрить, улыбнулся, и она ответила доверчивой улыбкой. Расслабилась, словно стряхнула с себя оцепенение. Важно, чтобы она быстрее адаптировалась в этой казенной обстановке и не ведала страха. Ведь самое большее, что ей угрожает, так это штраф и постановка на учет по подозрению в проституции. А вот факт торговли телом, чтобы были основания для возбуждения уголовного дела по статье 241 УК, требует доказательства. Одного эпизода мало. По глупости ни за что, ни про что влипла, да и мне не просто будет выпутаться.

Капитан Михно, оставив нас на попечение старшины, исчез где-то в недрах здания. Может, консультируется. Намеренно не торопится, доводит нас до кондиции, до панического состояния. Только напрасны старания, Ларцева, похоже, освоилась.

– Вра-ча-а, доктора! – опять донесся визгливый голос и дребезжащий стук. Майор направил помощника разобраться, в чем дело. Вскоре сержант, рыжеусый парень, в щегольски надвинутой на лоб фуражке с красным околышем и кокардой возвратился и доложил майору. Переговорное устройство оказалось включенным, и я услышал разговор.

–Этот хмырь, токсикоман, которого привезли с дискотеки, вскрыл себе вены лезвием, – сообщил сержант. – Под каблуком туфли, зараза, прятал. Все стены кровью вымазал.

– Ничего, завтра заставим забелить, – спокойно произнес майор. Наверное, в его практике это был не первый случай.

– Просит вызвать "скорую",– продолжил рыжеусый.

– Как он? Много крови вышло?

– Ничего, балдеет.

– Ну, давай, вызывай, а то дуба даст, – велел майор сержанту. Наконец послышались шаги на лестнице, и появился Савелий.

– Более трех часов без официального предъявления обвинения не имеете права задерживать граждан, – напомнил я ему.

–Вас никто не задерживает, гражданин Смоляков,– возразил оперуполномоченный. – Свободны. Можете идти на все четыре стороны.

– Я имею в виду Снежану Ларцеву.

– Вы, что, муж, брат или ее адвокат? Какая трогательная забота о «ночной бабочке», – капитан изобразил на лице удивление.

– Я – заинтересованное в ситуации лицо.

Мое упорство передалось блондинке. Она плотно сжала капризные губы, а прежние зеленовато-голубые глаза приобрели серо-стальной оттенок. Я удивился своему неожиданному открытию. Глаза меняли свой цвет в зависимости от настроения их обладательницы: от зеленовато-голубых и бирюзовых до серых. Феноменально. У моей Валентины был неизменно златокарий цвет зрачков, в каком бы расположении духа она ни пребывала. Блондинка собралась, как пружина, готовая к самым каверзным вопросам блюстителя.

– Гражданин Смоляков, – выразил он крайнюю степень осуждения. – Вы свободны, не мешайте вести дознание. Ваше присутствие неуместно. Если потребуется, вызову вас повесткой. Упрямство может выйти боком.

–Начнем с досмотра личных вещей и документов, гражданка… – капитан запнулся, надеясь из ее уст услышать фамилию.

Выдержав паузу под строгим взглядом офицера, она произнесла:

– Ларцева Снежана Павловна.

– Документы, живо на стол!?

– Нет. С собой не ношу.

– Придется проверять вашу личность через паспортный отдел, – строго произнес он и приказал старшине. – Запиши ее анкетные данные и адрес. Срочно проверь по ИЦ УВД.

Старшина записал исходные данные Ларцевой и ушел в дежурную часть. Вскоре там заработал телетайп.

– Покажите содержимое вашей сумочки, – велел Михно.

Она вопрошающе взглянула на меня. Я ободряюще кивнул головой, понимая, что в данном случае упорствовать бесполезно. Ларцева нехотя подала сумочку капитану. Он вытряхнул ее содержимое на стол: косметичка, флакон духов, низка янтарных бус, 650 рублей. Слава Богу, она догадалась спрятать в квартире, наверное, под диваном, разорванную блузку, иначе бы у капитана возникла масса подозрительных вопросов. Я полагал, что до требований раздеться дело не дойдет. Существуют же нормы приличия, мужской порядочности и уважения женского достоинства и неприкосновенности. Хотя, попробуй, узнай, какие у них на сей счет приказы и инструкции. Мне было известно, что в медвытрезвителе женщин заставляют раздеваться до нижнего белья. Но в данном случае, Снежана не дает никакого повода для подобных действий, ведет себя сдержанно и скромно без бурных эмоций. Я вел себя тихо, ничем не напоминая о своем присутствии, но и не желая оказаться отстраненным. Странно было, что он допрашивал Ларцеву в моем присутствии. Опасался только одного: ее могут поместить в обезьянник, где стены перемазаны кровью, и это сломит волю женщины. Поэтому твердо решил быть с ней до конца, если даже остаток ночи придется провести в фойе. Главное, чтобы она не чувствовала себя одинокой, знала, что я рядом, не оставил ее на произвол.

Савелий записал содержимое дамской сумочки в протокол.

– Сколько берешь за услуги?

Ларцева благоразумно промолчала, а он оценивающе, словно на торгах, изучал ее красивое лицо, высокую грудь, обтянутую сиренево–фиолетовым мохеровым свитером. Скользнул взглядом вниз, но стол, заслонял тонкую талию, округлые бедра и стройные ноги.

– Скряга, жмот твой клиент. Пожалел на такую красотку, – осуждающе произнес капитан. – При твоих данных валюту можно грести лопатой. Но учти: попадешься – загремишь на нары.

– Обойдусь без советчиков, – решительно ответила она. Михно снова напустил на себя строгость.

На все его вопросы отвечала однозначно: нет.

Он составил протокол, подал ей лист, ручку и вкрадчиво-льстиво велел:

– Пиши так, «с моих слов записано верно, мною прочитано» и подпишись.

Капитан надеялся, благодаря мягкому тону усыпит бдительность, и женщина охотно выполнит его просьбу и распишется. Но Снежана проявила осторожность и сообразительность. Прежде, чем оставить автограф, решила прочитать содержимое протокола. По мере чтения на ее лице выразилось недоумение.

–Подписывай, подписывай, – поторопил Михно.

–О том, что гражданин Смоляков обманом заманил меня в свою квартиру, напоил коньяком, а затем изнасиловал. Это ложь, клевета, я об этом не говорила,– густо покраснев, возмутилась девушка, возвратила протокол. – Подписывать не буду.

– Не будешь? Пожалела своего клиента. Не за что не поверю, чтобы мужик и баба, будучи наедине, не захотели попробовать друг друга. Смолякову до импотенции еще очень далеко. Не сомневаюсь, что ваша встреча не обошлась бы без секса. Если не поставишь подпись, то придется составить протокол о занятии проституцией и сообщить об этом на работу для разбора на товарищеском суде, – пригрозил он.

– Капитан, вы злоупотребляете своим служебным положением, фальсифицируете факты и грубо шантажируете, – подал я голос.

– Молчи, не вмешивайся! – огрызнулся он. – Или хочешь схлопотать пятнадцать суток за нарушение общественного порядка? Так за этим дело не станет.

Он снова обернулся к Ларцевой и продолжил прессовать:

–Не советую проявлять строптивость. Если не подпишешь протокол, то ночь проведешь в клоповнике, в компании с голодными самцами, – наткнувшись на ее упорство, нервно заявил Михно.

Когда он с мрачным выражением лица вместе с Ларцевой вышел из кабинета я предупредил:

– Капитан, у меня есть основания обратиться в прокуратуру.

– Обращайся, – небрежно бросил он, намекая на влиятельного покровителя. «А ведь этот беспринципный тип не шутит, – подумал я, представить, что Снежана может оказаться в камере сексуально озабоченных мужланов, которые ради удовольствия ее не пощадят. Уже готов был к самому худшему, но развязка произошла совершенно неожиданно.

Послышался сигнал сирены, у здания полиции взвизгнули тормоза. В фойе появились врач, долговязый мужчина в очках и со стетоскопом на груди и стройная, миловидная медсестра.

– Здрасте. Кому нужна помощь? – обратился врач к капитану. Медсестра замерла на месте.

– Снежана, доченька, почему ты здесь, что случилось? Я тебя весь вечер разыскиваю, – подошла она к Ларцевой.

– Мамочка, не спрашивай, – дочь потупила взор. – Дома все подробно объясню. Небольшое приключение. Правда, капитан?

Она кокетливо улыбнулась офицеру, и тот замешкался от неожиданности. У него хватило ума не вдаваться в подробности. Возможно, Ларцева обезоружила его своей обворожительной улыбкой.

– Собирайся, сейчас поедем, – медсестра скользнула взглядом по рассыпанным на столе вещам и последовала за врачом в дежурную часть. Снежана поспешно сгребла вещи в сумку. Озабоченный Савелий молчаливо наблюдал за ее сборами, потом выписал повестку.

– Завтра жду вас в восемь часов. Продолжим беседу тет-а-тет, – и строго добавил. – Не вздумайте уклоняться. Вынужден буду в принудительном порядке прислать наряд полиции.

Потом обернулся и, словно впервые увидел меня, спросил:

– Смоляков, вы еще здесь?

– Да, здесь! – твердо произнес я. – Женщин в беде не оставляют.

–Возомнил себя рыцарем без страха и упрека? – усмехнулся он.

– Ты тоже прозрел, – не остался я в долгу.

– Спокойной ночи, – вежливо пожелал капитан и удалился вглубь полуосвещенного здания.

–Вы магически влияете на людей, – подарил я ей комплимент. – Но вас, кажется, дома ждут неприятности?

– Переживем, – обреченно вздохнула Снежана и призналась. – Если бы вас не было рядом, то, наверное, от страха померла.

– Вы – умница, держались достойно, – с пробившейся в голосе нежностью возразил я. – Полно на себя наговаривать. И бросьте пагубное ремесло. Оно до добра не доведет. Такая очаровательная женщина. Да вам цены нет, чтобы с этого дня никаких панелей.

Она заметно погрустнела, прикусила губу.

– Снежинка, обязательно позвони в любое время суток. Я должен знать, о чем будет говорить с тобой капитан. Будь с ним осторожнее, не вдавайся в подробности, все отрицай.

На клочке бумаги я записал номер своего домашнего телефона, служебный утаил. Улучив момент, вложил клочок в ее теплую маленькую ладонь, искренне прошептал:

– Мне очень приятно будет услышать твой голос.

– Правда? – она повеселела, глаза приобрели зеленовато-голубой цвет. – Мне так больно и одиноко. Верно, говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Ведь красота мимолетна, облетит, как с яблонь цвет.

– Придет еще к тебе счастье, только будь осторожна, – утешил ее. В этот момент из дежурной части вышли врач и медсестра, перевязавшая раны токсикоману. Я едва успел отпустить теплую ладонь Ларцевой.

– Вы тоже сотрудник полиции? – с недоверием спросила меня ее мать, стройная, миловидная, бальзаковского возраста.

– Нет, дружинник, – солгал, густо покраснел.

– Дружинники, полиция, а хулиганье прохода не дает, – посетовала женщина. – Время убили на перевязку, а в этот момент у кого-нибудь может случиться, инфаркт, инсульт или сердечный приступ. Невозможно успеть повсюду: ни машин, ни бензина, да и лекарства – дефицит…

Она безнадежно махнула рукой и обернулась к дочери:

– Пошли, уже поздно. Носит тебя нелегкая. Что это у тебя с губами?

– Обветрились.

Проводил их до самой машины. Снежана украдкой подарила мне свою очаровательную улыбку и "скорая помощь" умчалась в ночь. Не все так плохо в этом мире, если не считать похищенного диктофона с ценными записями. Дай Бог, чтобы это были первые и единственные потери в борьбе за правду и справедливость.

Вышел на улицу, поймал одинокое такси и далеко за полночь добрался до своего дома с редко светящимися окнами.

9. Вызов на "ковер"

—Зайди, есть разговор, – на следующее утро по селектору вызвал меня Лазарь Яковлевич. В его голосе прозвучали жесткие повелительные нотки. Опять будет тянуть волынку со статьей, подумал я, поднимаясь к нему в кабинет.

– Дождались, на тебя поступила негативная информация, – сообщил он, едва я переступил порог. Обычная улыбка была стерта с его лица, но под суровой личиной, угадывалось внутреннее ликование. Он словно говорил: "Вот и достал я тебя, не отвертишься, придется отвечать, как на духу".

– Десять минут назад позвонил начальник полиции господин полковник Ребров, – чуть помедлив, внимательно рассматривая меня, словно увидел впервые, продолжал Лубок. – Тебя застали в собственной квартире в весьма пикантной ситуации с чужой женщиной. У нее обнаружены признаки насилия. Чем ты объяснишь этот факт?

– Обойдусь без объяснений.

– Чего-чего, а этого я от тебя не ожидал. Ты слыл прекрасным семьянином и вдруг такое? Как руководитель (он подчеркнул это слово) обязан оперативно отреагировать. Поверь, мне это не доставляет удовольствия, но таков мой служебный долг. Только бабника не хватает в нашем творческом коллективе. На всех совещания, заседаниях будут в хвост и гриву костерить. Зачем мне публичная порка, неприятности за чужие грехи?

– Отношения с женщиной мое сугубо личное дело, – четко произнес я. – Это никого не касается.

– Мне, конечно, безразлично, с кем ты, кроме супруги, спишь, – смягчил он тон. – Но пойми, что дело дошло до полиции. По городу поползут слухи. Авторитет газеты окажется под угрозой. Зачем нам такие проблемы? С такой политикой снисходительности и попустительства к аморалке мы потеряем читателей, скатимся до заурядной многотиражки.

– О своей чести как-нибудь сам позабочусь, – остановил я нравоучительную тираду. – Авторитет газеты, давайте не будем лукавить, зависит от бойцовских качеств редактора и сотрудников, обостренного чувства справедливости и принципиальности. Главное, чтобы острые материалы не прятались под сукно.

– Ты явно преувеличиваешь, – посетовал Лубок. – С женщинами будь аккуратнее, чтобы без скандалов и истерик. Гулящие бабы многим мужикам, знаменитостям, не чета тебе, карьеру испортили. Поверь, у меня нет желания делать решительные оргвыводы, но я буду вынужден принимать меры.

В этот момент в кабинет заглянул заведующий отделом промышленности с пухлыми, как у хомяка, щеками и глазами навыкате, известный своими лакейскими манерами и доносительством на строптивых сотрудников. Заметив меня, быстро ретировался. Очередную "новость" нес, да я помешал.

Стоически выдержал намек насчет оргвыводов, зная о недавней сценке, в которой Лазарь Яковлевич предстал в амплуа сутенера. Однажды в редакцию, будучи навеселе, забрели двое партийные бонз. Он завел их в один из просторных кабинетов, где находились молодые сотрудницы.