Цитаты из книг автора «Владимир Войнович»

В демократии ничего хорошего нет. Если случается пожар, тогда все демократы и все плюралисты ищут того одного, который их выведет. Эти хваленые демократии уже давно разлагаются, гибнут, погрязли в роскошной жизни и порнографии.

что с западными людьми спорить совершенно неинтересно. Западный человек, видя, что собственная точка зрения собеседника очень ему дорога, готов тут же с ней согласиться, чего совершенно не бывает у нас.

(Впоследствии оказалось – бойцов ударного взвода забыли предупредить, что бутылки с горючей жидкостью надо сперва поджигать, и они швыряли их просто так.)

– Какой же ты русский, так твою мать, когда ты слова по-русски сказать не можешь. – Я могу, – приложив руку к груди, стал горячо уверять Миляга. – Я могу. Я очень даже могу. – Для того чтобы убедить генерала, он выкрикнул: – Да здравствует товарищ Гитлер! Конечно, он хотел назвать другую фамилию. Это была просто ошибка. Трагическая ошибка.

Сколько раз представлял он себе картину, как его будут пытать, загонять иголки под ногти, жечь огнем, вырезать на спине пятиконечную звезду, а он ничего не скажет, он только будет выкрикивать: «Да здравствует Сталин!» Но он не всегда был уверен, что найдет в себе для этого достаточно мужества, и мечтал погибнуть с тем же возгласом на поле боя.

Сырых расстрелять! – Но ударил Филюков, товарищ генерал. – Расстрелять Филюкова. – Товарищ генерал, – попытался заступиться за своего разведчика полковник. – У Филюкова двое детей. Генерал выпрямился. Глаза его гневно сверкнули. – А я, товарищ полковник, по-моему, приказываю расстрелять Филюкова, а не его детей.

Я тебе про здоровую бабу толкую, а здоровых баб в деревне не бывает. Эта беременная, другая кормящая мать, третья, хоть дождь, хоть вёдро – за поясницу держится: ломит, говорит, на погоду. А вышестоящее руководство в положение не входит. Требуют – все для фронта, все для победы. Приедут – матом кроют. По телефону звонят – матом. И Борисов матом, и Ревкин матом. А из обкома позвонят, тоже слова без мата сказать не могут. Вот я и спрашиваю тебя, Ваня, как дальше жить? Почему я и прошу отправить меня хоть на фронт, хоть в тюрьму, хоть к черту в зубы, только б освободиться от этого колхоза, пусть им занимается кто другой, а с меня хватит.

И вот уже полтора дня не пил ни капли. «Да, – глядя в окно, думал он удовлетворенно, – что-что, а сила воли у меня все-таки есть».

Он, конечно, знал, что требует в эти дни невозможного, но бумажка о сделанной работе была для него важнее самой работы – его тоже материли те, кто стоял над ним. Поэтому он собирал бумажки со всех колхозов, складывал цифры, составлял свою бумажку и посылал в область, где на основании районных отчетов тоже сочиняли бумажку, и так шло до самого верха.

Некий бдительный товарищ просил обратить внимание на творчество поэта Исаковского. «Слова данного поэта, – писал бдительный товарищ, – в песне „Лучше нету того цвету…“ звучат с пластинок и разносятся при помощи радио на весь Советский Союз, в том числе и известная строчка „Как увижу, как услышу“. Но прислушайтесь внимательно, и вы уловите нечто другое. „Каку вижу, каку слышу“ – вот так звучит этот текст, если прислушаться». Бдительный товарищ предлагал пригласить поэта Куда Надо и задать ему прямой вопрос: «Что это? Ошибка или злой умысел?»