5

– Как?! – заорал я, отбрасывая дневник в сторону. – Что это значит? Подлил мне в кофе своего эликсира? Да как он посмел, негодяй! Кто его просил об этом? Нашёлся мне друг! Что мне сейчас делать?

На мои крики прибежала из своей комнаты потревоженная жена.

– Что случилось, милый? Почему ты так кричишь? Весь дом перебудишь.

– К черту дом! К черту всех вас! Меня отравили.

– Кто тебя отравил?

– Черт поганый!

– Может быть, тебе что-нибудь приснилось нехорошее? Я лежал в постели.

– Ничего не приснилось, иди, спи.

Из-за спины жены показалось испуганное лицо дочери.

– Ступайте спать!

– Тебе что-нибудь нужно?

– Ничего не нужно. Оставьте меня в покое!

Обе женщины обиженно надули губы и ушли. Я вскочил с постели и заходил из угла в угол своей спальни. Это же надо было такому случиться! Как я был осторожен с ним! Да, я позволял ему проводить его дурацкие эксперименты в моей лаборатории. Да, я сквозь пальцы смотрел на его чудачества, которые иногда меня даже забавляли. Мне было наплевать на то, что он делает и как он делает. Со своей работой он справлялся, может быть, лучше, чем другие. Когда он собрался на пенсию, я его даже уговаривал остаться и еще немного поработать. Но потом ему словно вожжа попала под хвост. Вдруг, ни с того ни с сего, он начал мне при всех дерзить, говорить, что мы занимаемся разными дерьмовыми делишками, отравляем пациентов, вместо того, чтобы их лечить. Договорился до того, что вообще пришла пора прикрыть нашу дерьмовую аптеку и лечить людей другими методами. Откуда-то пронюхал про мой диплом, стал шантажировать меня, называя ослом и невеждой. Я долго терпел его выходки, но когда его проводили на пенсию, то заявил ему, чтобы ноги его больше не было в аптеке. Он, разумеется, обиделся, мол, не ожидал услышать такое от своего друга. Да какой он мне друг? Сумасшедший! Его пора было уже давно упрятать в психушку, а вместо этого все с ним нянькались. Ну, ещё бы, непризнанный гений. Потом что-то с ним начало происходить ужасное. Он похудел, осунулся и даже уменьшился ростом. Эта его вечная бледность с зеленоватым оттенком. Вначале я думал, что он запивается, но потом прошел слушок, что он испытал на себе какой-то очень сильный препарат собственного изготовления, и его организм начал медленно, но верно таять, сжиматься. Он на глазах превращался в карлика. Когда я схватил его за штаны, чтобы выбросить в форточку, он весил не более семнадцати кил-граммов. А сколько времени он поливал меня грязью! И в глаза, и за глаза говорил обо мне такие гадости, что вспоминать тошно. Я, конечно, понимаю, что из-за таких физических изменений характер человека должен измениться, но не до такой же степени. А сейчас я ещё узнаю, что он что-то подлил мне в кофе, чтобы я тоже превратился в такого же сморчка.

Я задыхался от ярости. Мне нужно было принять успокоительное. На кухне я проглотил сразу три таблетки димедрола, заев их доброй порцией люминала. Затем навел тёплую ванну и погрузился в воду с чувством облегчения. Ванна и лекарства подействовали успокаивающе. Вернувшись в свою комнату, я завернулся в одеяло и провалился в глубокий сон, как в бездонный колодец.

И снилось мне, что я умер от отравления и предстал перед ключником рая святым Петром у врат Царства Небесного. "Что ты хочешь?" – спросил меня Петр. "Покоя, – ответил я ему, – и чтобы ни о ком и ни о чём мне больше не заботиться". Петр усмехнулся: "Хочешь, чтобы другие заботились о тебе?" "Это можно!" – воскликнул я. "Тогда проходи!" И Петр распахнул перед моим взором врата рая. И тут же меня встретила моя первая жена. Царство ей Небесное. Посмотрев на меня изумлёнными глазами, она всплеснула руками и воскликнула: "Да какой же ты маленький! Что же я буду с тобой делать?" Я оглядел себя с головы до ног в отражении кубка с амброзией, который она держала в руках, и ужаснулся. Мне было не более шести-семи лет. "Как же так! – вскричал я. – Почему это я вошёл в рай ребёнком, и сколько мне нужно расти, чтобы догнать тебя?" "Несчастный, – ответила моя первая жена, – что ты там наговорил Святому Петру, что он сделал тебя таким маленьким? В этом возрасте ты будешь пребывать вечно. Ты уж извини, но мне придется найти себе напарника по своему возрасту. Ничего не поделаешь. Не знаю, смогу ли я заботиться о тебе. Ну, и задал же ты мне задачу! Кстати, здесь находится наш сынок, тот, что погиб на войне, помнишь, у него шрам так и остался во всю щёку. После того, как он попал сюда, он стал таким же бабником, как и ты в молодости. Порой мне становится стыдно за него. Вот что случается, когда отец вовремя не заботится о воспитании своего ребёнка! Скажи, а почему я должна о тебе заботиться? Ведь у тебя здесь находятся твои родители, которых ты в своё время определил в богадельню. Вот только я не знаю, будут ли они заботиться о тебе. Вообще-то это долг родителей – заботиться о детях. К тому же я слышала, что после моей смерти ты опять женился. Вот и дожидайся свою вторую жену, а мне некогда. Я и так слишком долго тебя ждала, все глаза проглядела, да как видно напрасно. Здесь мне кое-кто порассказал про тебя такие истории, что при жизни и присниться мне такое не могло. Каким ты был потаскуном, таким и остался после нашей свадьбы. Ухарь! Даже когда у нас сын стал взрослым, ты все еще продолжал вешать лапшу на уши доверчивым простушкам, что холост. Таскался по бабам всю жизнь, как пёс шелудивый. До сих пор ещё на том свете твои детки бегают, о существовании которых ты и не подозреваешь. Здесь ни у кого, ни от кого секретов нет. Всё знаем, чем земля полнится. Новые люди приходят, всё нам рассказывают. Так что и мужем ты был никудышным, а потому прощай, не поминай лихом. Если я с кем-нибудь достойным познакомлюсь, и ты влезешь к нам, то так и знай, получишь от меня под зад коленом. Ну, мне пора, и катись колбаской". С этими словами она перевернула кубок с амброзией мне на голову, повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться на розыски сына. О своих родителях я думал со страхом, боялся с ними встречи. Наши отношения в конце их жизни совсем испортились. Я побрёл, понурив голову, в самую гущу людей. А народу в раю было видимо-невидимо. Такая суета и толчея, что не пропихнуться. То справа тычок в бок получишь, то слева прилетит оплеуха – не путайся под ногами, а то и пинок сзади такой подвесят, что еле на ногах удержишься – не стой на пути. Дорог же в раю нет, потому что нет надобности в них. Всё там есть, кроме домов и мебели, потому как эти вещи заменяют облака. Всё, естественно, общее. Лекарства никто не пьет. Никому они там не нужны. Так что и моей специальности нигде не требуется. Ходил я, ходил, как неприкаянный, пока совсем из сил не выбился. Вдруг очутился на каком-то пустыре. Гляжу, за облачком чья-то голая попка мелькает, то поднимется, то опустится. Приблизился я к облачному холмику и сразу же наткнулся на своего сына. Он валялся в объятиях какой-то шлюхи. Я его сразу узнал, а он меня нет. Вскочил он в ярости, что не дал ему закончить половой акт, да как влепит мне затрещину, я аж кубарем пошёл сшибать все завитки с облаков. "Ты чего дерёшься", – заревел я, размазывая по щекам слезы. "Ах ты, паршивый сопляк, не видишь разве, куда идешь? – заорал на меня мой любезный сынок. – Я тебе покажу, как подглядывать за взрослыми!" "Да я же твой отец", – сквозь слёзы признался я. "Ну и дела! – удивился сынок, застегивая ширинку, когда я ему рассказал всё, что случилось со мной. – Что же мне с тобой делать?" Сын почесал за ухом, затем погладил шрам на щеке, оставшийся от осколка немецкого снаряда ещё со времён второй мировой войны, и сказал: "Ну, ладно, пойдем, пристрою тебя где-нибудь в теплом местечке". Мы пошли, обнявшись, как два забулдыжных приятеля. Впервые за всё пребывание в раю мне стало спокойно. Мой сын был асом по части секса, не пропускал мимо ни одного мало-мальски привлекательного личика. Он пошёл весь в меня. Через каждые пять минут он просил меня посидеть за бугорком, пока справится с новой незнакомкой. Меня это начинало раздражать. Как-никак, а я всё же был его отцом. Но он не проявлял ко мне никакого уважения, относился, как к какому-то сопляку. Наконец, я очень рассердился, стащив его с очередной бабы, заявил напрямик: или мы дойдём до того тёпленького местечка, которое он обещал мне, или я его навсегда оставляю кувыркаться со своими стервозными бабами. На сына моя угроза подействовала. Он больше ни на кого не забирался. Так мы дошли до небольшого ватного строения из облаков, откуда выбежали несколько девиц и сразу же стали его спрашивать, кто этот симпатичный мальчуган. "Это мой отец", – представил он меня. Они прыснули со смеха. Оказалось, мы пришли по назначению. Мой сын всю жизнь мечтал стать хозяином публичного дома, и только на небе осуществилась его мечта. Это и было то тёпленькое место, о котором он мне говорил в начале нашего пути. Сын предложил мне работать у него боем, разносить по номерам горячительные напитки и выполнять другие разные мелкие поручения. Вначале я обиделся и хотел уйти, но, подумав, согласился. Куда бы я пошёл без связей, без протекции? Нужно было, чтобы кто-нибудь обо мне заботился. А здесь рядом жил мой сын, на защиту которого я всегда мог рассчитывать. И я остался в его публичном доме. Проститутки, его девки, вечно изводили меня своими шуточками, щипая за мягкие места, показывали и объясняли мне устройство своих органов деторождения. Они совсем не учитывали моей детской психологии. С утра до вечера, как проклятый, я носился по этажам, слушая всякие гадкие непристойные разговоры. Иногда девки затаскивали меня в свои номера и проделывали со мной такое, чего я бы не пожелал ни одному ребёнку на земле. Я совсем отчаялся. Мне так опротивел этот рай, что я захотел сбежать из него на землю, а если это невозможно, то куда-нибудь ещё, хоть к чертям в тартарары. Одна проститутка показала мне место, нечто вроде воронки, ведущей в ад, куда грешницы, отчаявшиеся встать на праведный путь, выбрасывались, пытаясь покончить со своей жизнью в раю. Эта девушка меня очень жалела, поэтому уговорила не торопиться с моим решением. Когда у неё не было клиентов, она брала меня к себе в постель, и мы вели долгие нескончаемые разговоры о жизни на земле. Так мы с ней быстро сдружились. Я рассказал ей, кем я был раньше и где жил. Она кое-что рассказала мне о своей жизни, и я к своему ужасу узнал, что она моя незаконнорожденная дочь, о существовании которой, как мне уже сказала моя первая жена, я и не подозревал. После этого мы стали совсем неразлучны. Она позволяла мне подглядывать за ней, когда у неё были гости. Угощала меня всем тем, что дарили ей клиенты. У сына появились новые публичные дома, он расширял своё дело и весь ушёл в работу, почти забыв обо мне. Вскоре его деятельность приняла такой размах, что привлекла внимание Бога. За растление несовершеннолетних и крупные махинации с недвижимостью сын был арестован, осужден и низвергнут ангелами в воронку к чертям в ад. Наш публичный дом сразу же закрыли, и мне с моей незаконнорожденной дочерью ничего не оставалась, как податься, куда глаза глядят. Я сказал ей, что у меня где-то есть родители, и если бы они меня простили, то могли бы нас вместе приютить на первое время. Моя дочь согласилась, и мы пошли искать их. В раю из-за большой скученности дела обстояли не очень гладко. То там, то сям возникали разные непотребности и нарушения райских законов. По пути к моим родителям мою дочь дважды изнасиловали мерзкие типы, причём один раз с такими извращениями, что лучше бы мне этого было не видеть. Сказалось тлетворное влияние деятельности моего сынка, который, наверное, в эти минуты поджаривался на костре чистилища. Когда же мы, наконец, добрались до жилища моих родителей, то мать и отец очень обрадовались, увидев меня. "Сынок! – воскликнула мать со слезами на глазах. – Как же так, ты всю свою жизнь прожил, а так и не подрос?" Они обняли меня, и я представил им свою незаконнорожденную дочь. Родители приняли её, как своё дитя, и полюбили, как самую дорогую внучку, хотя она выглядела на тридцать лет старше меня. Впервые я по-настоящему почувствовал себя счастливым ребенком, но моё счастье длилось недолго. Каким-то чудом мой сынок сбежал из ада и объявился у моих родителей. Те были вынуждены его принять и спрятать от ангельской стражи. Вначале он жил тихо-смирно, был тише воды, ниже травы, но потом опять распоясался, завел дружков, попал в дурную компанию, все время где-то шлялся, понаделал долгов. Мои родители относились к внуку с любовью и ни словом, ни делом не перечили ему, а тот, не находя должного отпора, наглел ещё больше. Как-то он всем заявил, что не намерен терпеть и жить под одной крышей со шлюхой из своего борделя. Мои родители расплакались, моя незаконнорожденная дочь и их внучка, не сказав ни слова, собрала свои вещи, и ушла, куда глаза глядят. Мне так стало за неё обидно, что я не находил себе места. Я вспомнил, как она отговорила меня в публичном доме, когда мне было трудно, покончить со своей жизнью в раю и броситься в адскую воронку. Я решил, во что бы то ни стало, её разыскать и вернуть к моим родителям. Крадучись, я улизнул из дома и оправился в путь на её поиски. Долго бродил я среди умерших людей, но нигде не мог её встретить. От кого-то я услышал, что моя дочь, отчаявшись, сама бросилась в ту страшную воронку. Чтобы узнать об этом случае все подробности, я оправился на то место, которое помнил ещё со времени работы боем в публичном доме моего сына. Вскоре я разыскал эту огромную воронку, которая, вращаясь в массе облаков, уходила далеко вниз. Мне казалось, что где-то там, внизу, в неё втягивался огонь, как в эпицентр смерча. Я заворожено смотрел на язычки адского пламени и думал о своей погибшей дочери, как вдруг за своей спиной услышал мужские голоса. Оглянувшись, я признал тех мерзких типов, которые с извращениями изнасиловали мою дочь. "А вот и он, этот пострел, который вечно таскается за своей сестрой!" – крикнул один из них. Они приняли мою дочь за мою сестру. "Держи его! – заорал другой. – Свеженький мальчик, сейчас мы лишим его невинности и отправим вслед за его любимой сестрой." Они поймали меня и стали стягивать штанишки. Я кусался и царапался, но эти мерзкие подонки были сильнее меня. Повалив меня на край воронки, они уже собрались было приступить к своему грязному делу, когда зазвонил будильник.

Я в ужасе открыл глаза и увидел, что лежу, весь в холодном поту, на краю своей постели, а в окно моей спальни из-за штор пробивается утренний лучик солнца.

Мой ночной кошмар кончился.