4.

Когда мы вернулись домой, Лия стала расспрашивать меня о родственниках, но я постарался передать инициативу ей. Сделать это было несложно: генеалогия была её коньком и, оседлав его, она весь вечер скакала галопом. Она рассказала о семье деда, которая жила в небольшом местечке на Украине. После очередного погрома её дед уехал в Америку, а через некоторое время вызвал к себе жену. Звали бабушку Софья, была она женщиной очень робкой, ехать не хотела, но оставаться без мужа тоже не решалась. Она продала всё, что могла, взяла детей и вместе с несколькими соседями отправилась в путь. Ехали они на всех возможных видах транспорта: сначала на лошадях, потом на поезде, а в Антверпене пересели на пароход. На границе ей обменяли все деньги на $17. По тем временам это была весьма приличная сумма. Софья с нетерпением ждала встречи с мужем и, когда не нашла его среди встречающих, чуть не лишилась чувств. Силой воли она остановила обморок, а потом знаками попросила таможенника помочь ей устроиться в гостинице. Вечером она купила ужин, а на следующий день – завтрак. Каждый раз она колебалась, прежде чем заказывать еду. Да, наверно, она бы и не ела, если бы была одна, но держать на голодной диете двоих детей не могла. Муж её пришёл на следующее утро. Он неправильно понял объяснения чиновника и спутал день прибытия парохода.

Мы с Раей переглянулись.

–В чём дело? – спросила Лия, перехватив наш взгляд.

–У нас произошло то же самое, – ответил я, – спонсор пригласил нас на семейное торжество “next Saturday”, а мы опоздали ровно на неделю, потому что “next” поняли как «суббота через неделю».

–История повторяется, – сказала Лия.

–Да, жалко только, что мои предки не последовали за твоими.

–Тогда, может быть, и тебя бы не было на свете.

–Да…

–А ты знаешь, где наши родственные линии пересекаются?

–Не очень, – сознался я.

–Наши бабушки были сёстрами, – ответила она, – а ты знаешь, как их звали?

–Твою – звали Софья, – бодро ответил я, щеголяя эрудицией.

–А твою?

Я замялся. Сознаваться в своей полной неосведомлённости было неприятно, и я начал плести какую-то ерунду о том, что у моего деда была сапожная мастерская, что он считался эксплуататором, что это осуждалось советским правительством, и у нас в семье старались не упоминать имён предков.

–А что ты вообще о них знаешь?

–Э, – опять начал я, а Лия, передразнивая мой акцент, закончила:

–Моя бабушка была женой моего дедушки, который считался капиталистом; а мой папа, который был сыном моего дедушки и моей бабушки, пытался это скрыть, поэтому он не упоминал даже о факте своего рождения. Так? – она посмотрела на меня.

Я не знал, что ответить, а она, не ожидая ответа, вернулась к своему рассказу.

–Когда я расспрашивала отца, он вспомнил только, что вскоре после прибытия в Америку у него была бармицва. Что такое «вскоре» я не знала, это могло быть и через несколько месяцев и через несколько лет. Он говорил также, что на корабле было очень жарко, значит, они ехали летом. По возрасту отца я приблизительно определила год приезда в Америку, а затем через центральную библиотеку узнала, что в начале века линию Нью-Йорк – Антверпен обслуживала компания «Белая Звезда». По крайней мере, одна «Звезда» в неделю швартовалась в Нью-Йорке. Чтобы определить, когда приехали мои родители, мне надо было просмотреть списки пассажиров всех пароходов за несколько лет. Хранились они в национальном архиве в Вашингтоне. Я стала уговаривать моего мужа, Херба, поехать туда, а он упирался, как не знаю кто. Вернее, знаю, как очень упрямое животное, известное своими длинными ушами и плохим характером.

–Я совсем не упирался, – возразил её муж, – я просто не хотел тратить свой отпуск и просил подождать, пока у меня будет туда командировка. Но Лия не могла ждать. Ей надо было всё сию секунду.

–Хороша секунда! Я начала просить его сразу же после свадьбы, а поехали мы, только когда нашему сыну исполнилось три года, а дочь была уже на пути в этот мир. Я боялась, что если подождать ещё минуту-другую, то у меня будут правнуки, ходить я смогу только с палочкой, а смотреть через лупу. Конечно, я спешила, поэтому и в архиве я сидела от открытия до закрытия. Я просмотрела около 20,000 фамилий на микрофильмах.

Она замолчала, вспоминая свою поездку.

–А поскольку результатов не было, настроение её становилось всё хуже и хуже, – добавил Херб. – Мы прожили в Вашингтоне три недели, я уже не только растянул командировку, но и использовал весь отпуск. Мы должны были возвращаться, а она так ничего и не нашла. Я знал, что в таком состоянии Лия мне жизни не даст, поэтому перед самым отъездом, предложил ей ещё раз пойти в архив. И она, как послушная жена, пошла.

–Конечно, – вполне серьёзно подтвердила Лия, – я уже потеряла надежду, и действительно не хотела идти, но он стал угрожать, что больше никогда меня сюда не пустит. Я решила, что это последний шанс и стала просматривать списки пассажиров того года, когда отцу исполнилось 13 лет. Одна из фамилий напоминала девичью фамилию моей бабушки. Имя тоже было похоже. Приехала эта женщина с двумя детьми – мальчиком и девочкой, с собой у неё было $17, и она осталась ночевать в гостинице на Элис Айленд. Вечером она заказала ужин, а утром завтрак. Я нашла также квитанцию за оплату одной ночи в гостинице. Как я пропустила это раньше – ума не приложу. Я проверила документы ещё раз. Всё сходилось.

Я закричала от радости, а люди, которые работали в архиве, узнав, в чём дело, стали меня поздравлять. Я сделала копии и выскочила на улицу, размахивая ими как флагом. Лия протянула нам фотографию, на которой она улыбалась во весь рот. Она была уже хорошо беременна и одной рукой держала документы, а другой поддерживала живот. Рядом стоял счастливый Херб.

Лия положила фотографии на место и стала листать альбом.

–А вот и твоя страница, – сказала она мне, – здесь есть письмо, которое я послала тебе в Италию. Оно вернулось с пометкой «адресат выбыл».

Я посмотрел на штамп. Письмо опоздало всего на один день.

                              ***

…В Санта Маринело я делил квартиру с приятелем, семья которого, также как и моя, состояла из трёх человек. Он должен был улетать на неделю раньше меня, но после того, как у него открылся аппендицит, и его положили на операцию, стало ясно, что он задержится в Италии ещё на некоторое время и я поехал сообщить об этом в ХИАС. Там меня уговорили взять его билеты. Я согласился. В страшной спешке мы собрались и улетели, а на следующий день пришло письмо от Лии.

Да… Немного везения и моя жизнь в Америке сложилась бы по-другому и не среди озёр Миннесоты, а в каменных джунглях Нью-Йорка. Вот что значит Судьба! В пословице её называют индейкой, но по отношению ко мне она явно была прохиндейкой. Она делала всё, чтобы я не попал в столицу мира.

–Здесь ещё пара писем, которые прямо тебя не касаются, – сказала Лия, – я послала их нашей родственнице, она работает референтом у конгрессмена Нью-Йорка и, фактически, ведёт всю его корреспонденцию. Я хотела заранее навести мосты, потому что иметь её в числе своих друзей совсем не вредно.

–Кто бы спорил, – подумал я.

–У меня есть и твои письма. Вот это ты послал два года назад, помнишь?

Конечно, я помнил. Это была моя слёзная мольба о помощи. Точно такое же письмо я отправил всем своим американским родственникам перед выездом из Союза. Они в разное время побывали у меня дома, и я принимал их так, как только и могут принимать в России гостей из Америки. Все они благодарили меня чуть ли не со слезами на глазах и обещали сделать всё возможное, чтобы мне помочь. Но когда их помощь действительно понадобилась, они пропали. В совершенном отчаянии, я готов был схватиться даже за тень от соломинки и обратился к Лии.

Мне совсем не хотелось перечитывать письмо, я и так прекрасно знал его содержание. Покрутив письмо в руках, я отдал его троюродной сестре. Она аккуратно положила его на место и, посмотрев на меня, сказала:

–Мы ведь познакомились почти четверть века назад.

–Да?

–Я узнала твой адрес и попросила тебя рассказать о наших родственниках. Ты, наверно, очень долго собирал материал и, в конце концов, вот что ты ответил.

Она протянула мне развёрнутый лист школьной тетради, на котором ещё не установившимся юношеским почерком был написан мой ответ.

Я тогда учился в школе и считал себя центром мироздания. Всё остальное человечество я делил на две категории: достойных занимать место под солнцем рядом со мной и недостойных этой чести. Человек, интересовавшийся своей родословной, был вне категорий. Он казался мне странным и психически неполноценным. Ведь такой исследователь должен встречаться с родственниками, расспрашивать их и выслушивать долгие, скучные истории старых болтунов, которые могли говорить о себе целыми днями. Лия делала это по доброй воле. Значит, у нее было время, следовательно, она нигде не работала и вела праздный образ жизни. То есть она бесилась с жиру, а стало быть, у нее был жир!

К такому логическому выводу я пришел, когда имел очень смутное понятие о генеалогии. В Советском Союзе её не считали лженаукой и не осуждали, как кибернетику и теорию относительности, но в почёте она тоже не была. Этот скептицизм я полностью разделял. Поэтому я и причислил Лию к людям, по меньшей мере, странным. Осуждая паразитический образ жизни своей троюродной сестры, я всё же не хотел терять с ней связь. Как-никак, она жила в Америке… Нет, нет, я совсем не преклонялся перед Западом и не стремился в общество потребления, но ведь как знать…

Тогда уже некоторым избранным разрешали выезжать за границу и друг моих родителей, побывав на конференции в Соединённых Штатах, рассказывал о своей поездке, как о путешествии в страну чудес. Он привёз оттуда справочник «Кто есть кто» в советской прикладной математике. В книге были данные о научных степенях и званиях советских учёных, об их трудах, о том, какие они занимают должности и какие получают зарплаты. Ничего секретного, но начальник Первого отдела НИИ книгу сразу же конфисковал, спрятал в сейф и давал читать только по специальному разрешению. Само собой разумеется, что разрешение выдавал он сам.

–Так-то вот, – говорил наш приятель, передразнивая этого идиота, – нечего советским людям читать, что не положено. Меньше знаешь, лучше спишь. Вот и спите спокойно, дорогие товарищи.

История со справочником произвела на меня такое сильное впечатление, что долгое время я вообще не хотел отвечать Лии. Потом, всё-таки, я написал, но по-русски. Было это ещё до начала массовой эмиграции и Лии пришлось приложить огромные усилия, чтобы найти переводчика.

–Знаешь, где я его нашла? – спросила она.

–Нет.

–На дереве.

–На каком?

–На нашем генеалогическом древе он устроился на соседней с тобой ветке. Это твой троюродный брат, советолог, профессор Принстонского университета. Вот его перевод, посмотри.

Моё письмо было стандартным отчётом о жизни рядовой советской семьи, которая, несмотря на временные трудности, строила коммунизм. Я писал, что для каждого из моих родителей это второй брак, их семьи погибли во время войны. С родственниками своими я встречаюсь редко и знаю о них гораздо меньше, чем Лия, а беспокоить их вопросами о своих предках не хочу, потому что они могут меня неправильно понять.

Я использовал самые обычные слова, но расставил их в таком порядке, что воспринимались они, как попытка подороже продать прошлогодний снег, а перевод только усиливал спесивый тон.

Мне стало неловко, а чувство стыда усиливалось ещё и тем, что Лия показала мне письма одно за другим. Сначала подобострастно-просительное, на английском, когда мне нужна была её помощь, а потом снисходительно–пренебрежительное, на русском, когда она просила меня о маленьком одолжении. Контраст был разительный. Она ткнула меня носом в моё собственное дерьмо. Конечно, я это заслужил, но всё равно было неприятно. Я вдруг вспомнил, как мама таким же способом учила нашу кошку правилам хорошего тона. Если Мурка оставляла следы где-нибудь вне ящика с песком, мама тыкала её мордой в кучку и легонько поколачивая, спрашивала: Это что? А? Что это?

А вот теперь так учат меня.

Я покраснел, упёрся взглядом в альбом и сделал вид, что читаю. В тот момент я готов был провалиться сквозь землю и так образно представил себе процесс провала, что уже видел себя на другой стороне Земного шара, где-то в центре Сибири.

Бр-р-р, этого я тоже не хотел. Я ведь и уехал из Москвы, чтобы не угодить в ссылку. Правда, Рая считала, что мы всё равно попали в Сибирь, только в американскую. Именно так моя жена называла наш штат. Миннеаполис она переименовала в Миниполюс, а в минуты плохого настроения жаловалась, что я прогневил Бога и Он послал меня в такое захолустье, где нет никаких развлечений, где зимой нельзя выйти из дома от холода, а летом – от влажности и комаров. Я-то, конечно, заслужил такую судьбу, но вот за что страдает она – непонятно.

Рая легонько толкнула меня локтём, я вернулся к действительности и, чтобы нарушить затянувшуюся паузу, сказал:

–Послушай, Лия, я помню, дядя Лёва приезжал к нам как-то с другим родственником. Такой здоровый мужик с бородой и усами. Я забыл, как его звали, но он сказал, что он мой «двуродный дядя». Возможно, ты знаешь, кто он такой, наверно, у тебя и дата визита где-нибудь записана.

–Конечно, знаю, конечно, записана, а твой «двуродный дядя» – это мой отец. Его звали Джейкоб. Он очень хорошо отзывался о тебе, но тоже забыл твоё имя. Наверно, это у нас семейное, так что не расстраивайся. Да, кстати, как тебя зовут?

Она разрядила обстановку и я был бесконечно благодарен ей за это. Недаром я почувствовал к ней симпатию с первой же минуты. Ткнув пальцем в развёрнутую страницу, где были пустые места, обведённые ручкой, я спросил:

–Что это? – невольно повторяя риторический вопрос моей мамы.

–Это родственники, которые живут в Советском Союзе. Я про них ничего не знаю.

–Я тебе помогу, – сказал я, – у меня, кажется, есть адрес одного из них.

–Отлично, – оживилась Лия, – может у тебя тоже появится интерес к истории своей семьи.

                              ***

С тех пор генеалогия стала моим хобби. Я даже сделал трехмерное генеалогическое древо и на своей ветке посадил гномика с вращающимися конечностями. Его жесты полностью отражают мою жизнь. Он поднимает правую руку вверх после получки, хватается за голову, когда меня обходят при очередном повышении и болтается в петле после ссор с женой. Рая говорит, что не даст ему покоя до тех пор, пока мы не переедем в Нью-Йорк. И вот недавно в радостном экстазе гномик забрался на самую верхушку дерева и поднял обе руки вверх: меня пригласила на работу большая Нью-Йоркская фирма…

(1*) ХИАС – благотворительная еврейская организация, помогавшая эмигрантам из

Советского Союза

(2*) амиго (итал) – друг

(3*) Горбачёв

(4*) гаражка – распродажа

(5*) шабат – субботняя служба в синагоге

(6*) бармицва – обряд посвящения мальчика в мужчину