© Владимир Шигин, 2021

Глава первая
Возрождение святыни

 
Триста лет за плечами,
Тыща лет впереди!
 

И.Тучков

Кто теперь помнит штурмана прапорщичьего ранга Ивана Батурина? Да, наверное, почти никто? Неизвестно где и когда родился, неизвестно где и когда почил. Кому он был нужен, этот безвестный штурман? Мало ли таких было до и после него! Всех ведь и не упомнить. Да и сделал ли он в своей жизни он что-нибудь такое, чтобы его помнить потомкам? Но в том то и дело, что сделал! В нелегкой и серой жизни штурмана был все же звездный час, озаривший его имя. В жизни Ивана Батурина был Севастополь!

Скорее всего, для самого Батурина его звездный час прошел столь обыденно, что он и значения-то ему особого не придал. Вклад безвестного прапорщика в возрождение севастопольской земли станет понятен многим позднее, когда и самого Батурина уже давно не будет в живых.

В анналы отечественной истории штурман Батурин войдет, как первый из российских моряков, кто вступил на севастопольскую землю. Именно с этого момента Священный город и российский флот станут единым и неразрывным понятием. Согласитесь, что этого уже вполне достаточно, чтобы помянуть безвестного штурмана добрым словом!

Осенью 1783 года штурман прапорщичьего ранга Иван Батурин был назначен руководить «описной партией», посланной с дозорного корабля Азовской флотилии «Модон» в Ахтиарскую бухту. Батурин и его люди должны были положить на карту берег от Херсонесского мыса до Бельбека. Батурин избрал для съемок высотные холмы, с которых открывалась широкая перспектива рейда, с большим заливом, тянущемся до подножия Инкермана. От северных холмов Батурин двигался к югу, и его взгляду предстала неповторимая панорама берега.

Десять бухт причудливым узором очертили побережье. На берегу Большого залива сиротливо белела деревенька Ахтиар: десяток убогих домишек. За ними в глубине – поросшая дубняком и можжевельником долина.

С юго-запада береговую линию замыкал прямоугольный кряж, с трех сторон омываемый морем. На Севере – изгибы реки Бельбек. В ее излучине – селение, еще одно – у подножия Инкермана, на реке Черной (Чурук-Су или Инкерманке). Каждое селение в несколько домов.

Штурман Батурин произвел съемки и обмеры тщательно и подробно; на его пожелтевшей от времени карте изображены холмы и пещеры, развалины каменной кладки и крепостные стены древнего Херсонеса. За стеной и валом на карте Батурин тщательно выписал пять византийских церквей, которых нет ни на каких других планах, ни в других описаниях. Изобразил Иван Батурин на своей карте и остатки некогда великолепного моста в четыре арки через речку Инкерманку. Отметил он и остатки рва у стены, указывающие границы херсонесских владений. Батурин подробнейше запечатлел остатки города на своей карте, которая послужила документальной основой для возрождения Севастополя. Так был сделан поклон минувшему и сделан задел на будущее. Однако главной задачей команды был все же промер глубин Большого залива. Добросовестный Батурин исходил его на своей шхуне вдоль и поперек, почему-то записывая промеры в футах, а не в саженях, как это делали обычно в то время. Вывод был таков – флот базироваться в бухтах может. Вот оценка батуринского труда в изложении выдающегося историка российского флота В. Головачева: «…в Батурине вы находите первого европейского топографа, который занимался съемкой этих мест, и на его карте открываются такие археологические достопримечательности, которых мы не видим ни у Палласа, ни у Дюбуа-де-Монпере, наиболее тщательных исследователей херсонесских древностей.

Карта Ахтиарской бухты

Очень может быть, что если бы тот или другой из них видел карту Батурина, то пришел бы ко многим иным заключениям относительно пребывания здесь прежних обитателей этих мест, нежели какие у них были составлены уже в позднейшее время. Так, например, на этой карте очень отчетливо обозначены не только стены и башни Инкерманской крепости, но и строения, которые в ней находились, и место, которое занимал целый город около крепости, и его предместья – для которых, очевидно, самая крепость служила цитаделью. Затем – отчетливо нанесены на ней греческие церкви, как-то: собор Святого Георгия Победоносца, церкви Святого Дмитрия, Святого Сергия, Вознесения Господня, Святого Евстафия; потом две мечети, деревня. Кроме того, нанесены все пещеры и горы. Откуда удалось Батурину почерпнуть все сведения относительно названия церквей? Это покуда остается в неизвестности, подобно тому, как оставалась до этого времени втайне и самая карта Батурина, о которой умалчивается даже во всех наших известных архивных документах. Но обстоятельство это еще не дает нам права опровергать утверждения Батурина, только на том основании, что ни Палас, ни Дюбуа-де-Монпере, ни другие исследователи и путешественники по Крыму, обо всем этом не имели тех же самых сведений.

Карта Ахтиарской бухты, которую составил штурман Иван Батурин

Глядя на карту Батурина, нашим историкам и археологам можно будет предложить, по меньшей мере, вопрос: почему именно они решились утверждать, что наш великий князь Владимир 1-й принял крещение именно в том греческом или таврическом Херрописе (Херсонесе – В.Ш), который занимал пространство от греческого Партенона (мыс Фиолент. – В.Ш.) и Ктенуса (так римский историк Страбон именовал Севастопольскую бухту – В.Ш.) до южного берега этого полуострова, то есть до берега, на котором находится монастырь Святого Георгия, или даже – в цитадели этого Херрописа, развалины которой и теперь еще видны по западную сторону Карантинной бухты; а почему не в Инкермане – настоящее имя которого до сих пор еще никем у нас не открыто?

Карта полуострова Крым с пограничными землями

Здесь можно было бы напомнить, что древний Херропис, о котором говорит Страбон, существовал более чем за 200 лет до Рождества Христова, тогда как великий князь Владимир принимал крещение в конце десятого века нашей христианской эры, т. е. близко 1200 лет спустя после того и в такое уже время, когда по естественному порядку вещей и теперешним остаткам древнего Херрописа, последний мог находиться не в лучшем виде, в каком застал теперь Батурин укрепления и церкви Инкермана. По меньшей мере, Батурин в последнем нашел еще греческие церкви: тогда почтительно языческие храмы. Неизвестность же именно того позднейшего города, который носит татарское название «Инкермен» и который весьма неправильно назван Палласом именем Теодорти (то есть Феодосии. – В.Ш.) или Ктенуса наводит на мысль, что это мог быть именно тот Корсунь, в котором принимал крещение Св. Владимир.

Во всяком случае, так как татарское и турецкое владычество в Крыму, то есть владычество таких племен, которые не только стерли с лица этой страны некогда цветущие города и селения, и заменили их мечетями и мазанками, но даже истребили и самое воспоминание об их названиях, не налагает вовсе на нас обязательства удерживать за ними их татарские имена. А потому, оставляя в стороне сомнительный Инкерман, справедливо будет здесь напомнить, что, по Страбону, залив Херронийский, нынешний севастопольский рейд, назывался у древних греков «Ктенусом»; нынешний мыс Херсонес – «Партепоном», а залив Балаклавский – «Севазомосом» (Сузкоустый). Это нам дает некоторый способ ориентироваться. Все это, однако, вызвано из забытья уже в новейшее время, и не было еще известно Батурину; а потому он назвал греческий Ктенус «Ахтьярской бухтой», по имени найденной им деревушки, а под этим названием осталась эта бухта в наших описях, даже и после учреждения на ней Севастопольского порта.

У истоков российской славы будущего Севастополя стоит и имя гения мирового военного искусства А.В. Суворова. Именно ему удалось одержать на берегах Ахтиарской бухты чрезвычайно важную победу над турецким флотом, причем победу бескровную, и оттого еще более значимую.

Александр Васильевич Суворов

Случилось это в 1778 году, когда турецкие корабли с десантом на борту вошли в Ахтиарскую бухту для поддержки татарской смуты. Подтянув войска и воздвигнув на берегах бухты батареи, Суворов фактически блокировал турок в бухте. Видя, что идея десанта полностью провалилась, а дальнейшее нахождение в Ахтиаре грозит голодом и истреблением, турки, не теряя времени, бежали в Константинополь. Бескровная и важная победа, закрепившая российское господство в Крыму, не осталась незамеченной в Петербурге. Наградой за нее Суворову от Екатерины Второй была украшенная бриллиантами золотая табакерка с портретом императрицы и надписью: "За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани и от крымских берегов". То была самая первая награда россиян за Севастополь…

С ощутимой российской помощью налаженное трехлетие мирной жизни Крымского ханства нарушилось самым непостижимым образом – весной 1782 года вспыхнула распря в ханском роду. Обнадеженный посулами турецких эмиссаров о помощи при захвате власти, старший брат хана Батыр-Гирей-султан подбил младшего брата Арслан-Гирея-султана поднять очередной мятеж. Рассчитывая на удачу, первый мечтал занять престол, второй – стать его помошником – калгой. За вооруженную помощь туркам был обещан Таманский полуостров, на который они претендовали давно.

В начале мятежа изгнал из Тамани ханского наместника- каймакана, разоружив пять сотен воинов, распустил их по домам. Убедившись в нежелании обер-коменданта Керчи принять заверения в нерушимости дружбы с Россией и внять просьбе не вмешиваться в происходящие события, султан переправился через Керченский пролив, высадился в Камыш-Буруне и двинулся внутрь ханства.

Непосредственным исполнителем намерения клятвоотступных братьев захватить и уничтожить находившегося в Кафе (ныне Феодосия) Шагин-Гирей-хана стал проживавший неподалеку ярый его ненавистник Халим-Гирей-султан из чорбанского рода. Вооружив деревенских татар, он вместе с подоспевшими сюда абазинцами и черкесами напал на город, но овладел им только через трое суток.

Шагин-Герей последний крымский хан

Не надеясь защитить Кафу малым количеством верных ему вельмож – сейменов, Шагин-Герей с приближенными старшинами, гаремом и охраной покинул город на своей бригантине и купеческом судне, доставивших их к Керчи, где стоял российский гарнизон. Туда же отправился действительный статский советник Петр Веселицкий, посланник при ханском дворе.

Крепостные и гарнизонные части, подчиненные коменданту керченского гарнизона генерал-майору Федору Фелисову и базирующиеся там суда Азовской флотилии во главе с временно командующим капитаном бригадирского ранга Тимофеем Козляниновым, были надежным гарантом безопасности крымского хана. Однако он оказался в изоляции от своих сторонников, не мог влиять на положение дел в стране.

Обосновавшегося в Карасубазаре (ныне Белогорск) Батыр-Гирея мятежники вскоре избрали новым ханом. Посланные им в Константинополь знатные депутаты добивались его благословения турецким султаном на Бахчисарайский престол. Но фирман, шубу и саблю тот давать претенденту не спешил. В это время Арслан-Гирей укреплял Перекоп, чтобы закрыть русским путь в Крым, если они позволят себе вмешаться во внутриханские дела.

Не будем утомлять читателей изложением событий в Крыму и вокруг него, подробностями дипломатической борьбы между Константинополем и Петербургом, мотивами переписки крымского хана с российским вицеканцлером, президентом малороссийской коллегии, новороссийским генерал-губернатором об оказании помощи в подавлении мятежа. Скажем только, что напряженная обстановка разрядилась лишь полгода спустя.

Сейчас же сосредоточим внимание на крайне интересном фрагменте истории, относящемся к возникновению идеи перевода в пустынную Ахтиарскую бухту части сил Азовской флотилии, а после использования ее для базирования Черноморского флота. Как ни удивительно, но достоверный факт таков: первым об этом заговорил крымский хан.

Перед тем имело место любопытное проявление на высшем уровне русско-татарской дружбы. Оказывая в столь трудный для ханства момент покровительство законному монарху, Екатерина Вторая удостоила Шагин-Гирея чина капитан-поручика бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка, затем наградила высшим российским орденом, чем оказала большую честь. По династической традиции шефом полка являлась императрица, а командовал им генерал-поручик, имевший чин подполковника лейб-гвардии.