1985

Сумеречным туманным утром Серж ехал на работу. Он любил приезжать в офис раньше всех, даже раньше своего секретаря. Из офиса он обычно уходил последним. Раннее утро и поздний вечер были единственным временем, когда Сержу удавалось побыть наедине с самим собой. В это время утром он спокойно готовился к предстоящему рабочему дню, а вечером подводил итоги, просматривал почту, детально продумывая резолюции для исполнителей. Он любил свою работу и часто думал о том, как это было бы страшно каждый день приходить на службу и мучительно томиться, ожидая скорейшего завершения повседневной рутины…

Сегодня он был за рулём сам (водитель отпросился на три дня на похороны тёщи). Расставшись с Аллой после короткого завтрака, они договорились, что созвонятся в течение дня насчёт следующей встречи.

Ранним утром автомобильных пробок, которые стали для Москвы обычным делом, практически не было, поэтому Серж быстро добрался до офиса. Его встречала охрана. Охранники любили и уважали его. В шутливом опросе, проведённом в канун нового 1985 года, на вопрос, что вы думаете о своём начальнике, они все серьёзно ответили: очень строг, даже суров, но всегда справедлив.

Оказавшись в своём кабинете, Серж поймал себя на том, что думает об Алле. Ещё полчаса он будет один, затем начнётся рабочая жизнь, без которой он не может представить себя… Так почему он так часто мысленно возвращается к этой женщине, о существовании которой ещё вчера он даже не подозревал?

Серж закрыл глаза. События двухлетней давности стали проплывать перед ним…

Вот он сидит в офисе. Идёт совет директоров. Звонок по его личному, мало кому известному телефону. Серж берёт трубку.

– Это Аксаков? – слышит он незнакомый голос.

– Да.

– Вам звонят из Первой Градской больницы. Ваша жена попала в автомобильную аварию. Просим вас срочно приехать.

Водитель летел, нарушая все правила. Авария была серьёзной. Малоопытный шофёр тяжёлого грузовика на большой скорости врезался почти в лоб автомобиля его жены. Галина умерла, не приходя в сознание. Это случилось два года назад…

…Для Сержа это была страшная потеря. Галина олицетворяла для него всё, о чём мог мечтать мужчина: преданная и любящая жена, нежная, заботливая мать их детей, верный и всегда понимающий друг. Даже короткая разлука с этой удивительной, потрясающей женщиной возбуждала в нём страстное желание как можно быстрее оказаться рядом, обнимать, целовать её, заполнять своей страстью, зажигая в ней пламя, в огне которого он готов был сам сгореть без остатка. И вдруг всего этого не стало… После трагической смерти брата в ранней юности и недавней смерти родителей это был очередной и самый страшный удар на его жизненном пути. Образовалась пустота, и Серж был уверен, что вряд ли найдётся женщина, которая сможет заполнить её. И если найти себе жену была всё-таки задача решаемая, то найти мать для своих детей… Это было то же самое, как представить себе, что в случае его смерти какой-то другой, чужой человек попытался бы стать отцом для его детей. Серж принадлежал к той категории мужчин, которые твёрдо уверены в том, что никто и никогда не сможет заменить родных по крови родителей. И не потому, что Серж не верил в существование добрых и сильных людей на белом свете. Просто дети в чужих руках представлялись ему аномальным явлением человеческой природы.

Однако вскоре Серж понял, что и жениться ему, если вдруг он решится на этот шаг, будет не так-то просто. Да, он был ещё молод, занимал высокое положение в обществе, и многие свободные (да и не свободные) женщины были бы не прочь связать с ним свою судьбу. Но почти все те, кого он знал, казались ему бесконечно далёкими от того идеала, который раньше составлял неотъемлемую часть его жизни. Он сомневался, что сможет воссоздать с какой-либо женщиной свою прежнюю «семейную крепость» – нельзя дважды войти в одну и ту же реку… А иметь что-то другое было для него уже недостаточным.

Галчонок, как Серж ласково называл свою жену, соединяла в себе так много необходимых Сержу качеств, что отсутствие даже одного из них в другой женщине превращало её просто в партнёра. Галина обладала удивительной способностью тонко чувствовать своего мужа и никогда не испытывать его терпения, и не потому, что не имела своего мнения или была во всём послушна супругу, совсем нет. Бог наделил её удивительным даром: она умела одним молчанием заставить Сергея почувствовать свою вину. Ночью, в постели, когда она прощала Сергею его вспыльчивый характер и даже часто винила себя в каких-то несправедливых поступках мужа, он осознавал, как страшно виноват перед этой женщиной, и его любовь к ней становилась ещё сильней… Теперь рождённые ею дети остались единственным смыслом его жизни. Сергей жалел, что они остановились на четырёх детях. Он любил её беременной. Никогда не видел он женщину в положении более прекрасной, чем была она, его Галчонок…

Звонок от секретаря вырвал его из воспоминаний. На «вертушке» был его приятель из аппарата Совета Министров Андрей Заболотский.

– Привет, Серж. Как дела?

– Нормально. Хуже бы не было!

– Хуже может быть, если ты не перестанешь правду-матку кромсать.

– Это ты, наверное, относительно моего выступления на коллегии министерства?

– Конечно! Сам ведь понимаешь, что не вписываешься в поворот, а продолжаешь давить на газ…

– А ты что, хотел бы, чтобы я молчал, когда эти новые недоумки, заразившись перестройкой, хотят не перестраивать, а ломать? Ведь чтобы вновь строить, у них нет ни ума, ни яиц! Это во-первых. А во-вторых, ломая, они уничтожают всё и не понимают, что даже страшная соцсистема выживала за счёт профессионально выстроенных структур во многих областях нашей жизни. Поэтому важно сохранить то хорошее и нужное, что есть, именно сохранить и приспособить к нуждам новой философии и политики. Это единственное, чего я хочу.

Заболотский ценил в Сергее опытного профессионала, часто приходил на коллегию. Сергей никогда не выступал на коллегии «для галочки». Все его выступления носили деловой и принципиальный характер. Он мог критически подойти к любому решению высоких инстанций, если был уверен, что это решение способно отрицательно сказаться на деятельности Министерства внешней торговли или его подразделений. Вот и вчера он резко выступил против попыток разрушить монополию внешней торговли. По его твёрдому убеждению, государство, которое серьёзно намерено перестроить свою систему после эпохи тоталитаризма, ещё долго будет нуждаться в сохранении монополии во многих стратегических отраслях, для того чтобы располагать финансовыми средствами, необходимыми для осуществления своих реформ. Но все возражения Сергея и его единомышленников вызывали только озлобление у «новаторов» перестройки, убеждённых в том, что действия внешторговцев объясняются простым желанием удержать свои позиции и по-прежнему «грести под себя».

Заболотский сообщил Сергею, что первый заместитель премьера хочет вызвать его к себе для объяснений.

– Я могу объяснить ему в сотый раз, я писал ему об этом уже трижды. Ответа никакого нет. Пошли они!.. Если так будет продолжаться, я подам в отставку.

– Что ты горячишься? Они ведь, как и твой министр с его новыми заместителями, только и ждут этого. Старик, давай встретимся и поговорим. Я могу пока отодвинуть твой вызов в Кремль.

Сергей согласился. Андрей был старше его и имел много друзей в ЦК партии и КГБ, которые поддерживали точку зрения Сергея, будучи хорошо знакомы с его записками советскому руководству. «Вот так каждый день, – думал Сергей, – начинается с заводки, как будто кто-то специально воздействует на нервную систему, проверяет её на прочность. Если не можешь себя контролировать – весь день испорчен».

Время на работе летело быстро. Рабочий день давно уже закончился. Наконец, просмотрев все входящие и исходящие документы, Серж позвонил Алле.

– Салют, это я…

– Я уже давно жду твоего звонка. Я знаю, ты раньше не мог. Хотела позвонить сама, но решила, что это будет глупо – не хочу с тобой говорить просто ни о чём.

– Всё правильно. Мы можем поужинать вместе. Я знаю неплохой французский ресторан.

– У меня есть сюрприз. Я сама приготовила ужин. Если не боишься, угощу. Приезжай ко мне. Посмотришь, как живёт самостоятельная советская женщина эпохи перестройки.

– Еду, дай мне точный адрес.

Через полчаса Серж поднялся на пятый этаж сталинского дома на Кутузовском проспекте. Дверь ему открыла незнакомая женщина… Новый, огненно-рыжий цвет волос Аллы изменил её лицо почти до неузнаваемости. И только прежнее лукавое выражение голубых глаз не оставляло сомнений, что перед ним стоит его вчерашняя знакомая, женщина, которая так стремительно ворвалась в его жизнь.

Менее десяти секунд хватило на то, чтобы Алла убедилась: вчерашний рассказ Сергея о рыжеволосой женщине из детства не был придуманным эпизодом. Сергей чуть не на пороге сжал её в объятиях, и вчерашний вечер повторился почти во всех деталях.

Её новый цвет волос наполнял его запахами детства. Целуя её и прижимаясь к её обнажённому телу, он чувствовал, что вдыхает аромат сирени, и какая-то неземная страсть уносила его далеко от земли. Алла не помнила себя такой возбуждённой и поглощённой страстью. Ей казалось, что так отдаваться, как сейчас отдаётся Сергею, она не сможет больше никогда.

Она всё ещё лежала на нём, а он перебирал её красные волосы…

– Почему ты перекрасилась?

– Разве это надо объяснять?

Она даже не успела договорить фразу – её губы снова оказались в плену его поцелуев, а она – во власти несбыточных желаний его детства…

Ужинали они в халатах при свечах. Алла продумала всё до мелочей: целый день сегодня она потратила на себя и подготовку этого ужина. Успела даже купить Сержу в чековой «Берёзке» шёлковый халат и модные тапочки-туфли. Серж заметил её старания. Ему стало приятно, что Алла искренне пытается окружить его вниманием и заботой, это лишний раз свидетельствовало о том, что она действительно увлечена им.

– Ты, оказывается, и повариха неплохая.

– А что ещё я делаю хорошо?

– Мне нравится, что ты обо всём позаботилась. А это значит… – Серж остановился, подбирая слова.

Алла закончила за него:

– Это значит, что я влюбилась, как девчонка.

И она заплакала. От злости на себя и отчаяния.

Для неё такое признание было равносильно приговору: ну нельзя, нельзя мужчине первой признаваться в любви! Этим ты обрекаешь себя на добровольное рабство, признаёшь свою зависимость от партнёра. В отношениях всегда должна сохраняться интрига, особенно на ранней стадии, в противном случае мужчина быстро утратит к тебе интерес: к чему лишние телодвижения, если объект ухаживания сам сдаётся без боя? Всё это Алла прекрасно знала, но с Сержем она не могла играть и лукавить.

Серж подсел к ней, обнял и прижал к себе.

– Я где-то читал, – начал Серж, – что если женщина не плачет, то она не любит. Я только хочу, чтобы мы не торопились. Ты видишь, что я хоть и не плачу сам, но твоим слезам радуюсь, потому что твои чувства мне дороги. Давай выпьем за нашу встречу!

Алла успокоилась и серьёзно сказала:

– Извини, получилось глупо. Я не должна давать волю своим чувствам. Мы ведь видимся только второй раз. Прости, пожалуйста.

– Ты не должна чувствовать себя виноватой. Я вижу твою искренность, и она меня обезоруживает. Я просто не хочу торопить нас. Ты так мало знаешь обо мне.

– Да, я очень хочу как можно больше узнать о тебе. Вчера ты рассказывал так увлекательно, что сегодня я по собственной воле превратилась в красноволосую ирландку. А что было дальше?