Серьезный разговор между отцом и сыном состоялся поздно вечером. Мужчины вышли из дома и сели в кресла вокруг стола, который стоял почти в центре большого палисадника. Свежий воздух благотворно действовал на выпивших людей. Егор с радостью опустился в кресло, затем вытянулся и поднял глаза к небу. Оно было покрыто множеством звезд. От звездной красоты и небесной идиллии он постепенно перекинулся на землю. И на этой земле, где он родился и вырос, сейчас также было очень тихо и спокойно. Лишь изредка кое-где слышалось тявканье собак и негромкие голоса людей. На какое-то время он отвлекся от природной красоты и от земной жизни, закрыл глаза. Стал жадно вдыхать свежий воздух. Он был на самом верху блаженства. Его мозг и его тело отдыхали от очень напряженного умственного труда, который он вложил, чтобы получить высшее образование. Ему еще не верилось, что завтра он не будет зубрить всевозможные цитаты из трудов классиков марксизма-ленинизма, не будет сидеть с красным карандашом и подчеркивать умные мысли престарелых руководителей. Все это он терпел ради одного – получить диплом о высшем образовании, который сейчас лежал у него в дипломате. За плоский чемоданчик на городском рынке ему пришлось заплатить втридорога. Громадная страна с несметными природными богатствами этих вещей не производила… В этот чудесный миг своей жизни он не думал о серьезных вещах. Ему сейчас, как никогда раньше, хотелось расслабиться.

В этом направлении он многое успел сегодня уже сделать. Он вдоволь накушался деликатесов, пропустил несколько рюмок армянского коньяка. Отец пил только самогон, он его сам изготовлял. От собственного производства у него почти никогда не болела голова. Чурсин старший заморские блюда и продукты почти не употреблял. Они ему не нравились. Основной упор он делал на мясо, которое кушал каждый день. Жевал его иногда и по ночам. Егор, еще будучи мальчишкой, заметил эти странности. Постепенно и он перенял привычку своего отца. В доме всегда были блюда с мясом, будь то борщ или картофель. Он, как и его отец, кушал мясо везде и всегда. Он кушал его дома. Кушал его в школе и в университете, когда учился. Лично сам он мясные блюда не готовил. Если готовил, то очень редко. В его детстве этим делом занимались родители, в студенческом общежитии – ребята по комнате, с которыми он хорошо корешковал.

Мясо у историков было почти всегда. Отец Гошки Чурсина регулярно через своих друзей или знакомых пополнял довольно объемистый холодильник. Лично сам он очень редко приезжал к своему сыну. Свободного времени у него, как такового, почти не было. «Свежак» в доме Чурсиных был всегда. Николай в иной день привозил на собственном «Москвиче» мешок мяса, а то и больше. По вечерам к ним приходили люди, покупали говядину, свинину. Некоторые делали спецзаказы на другую домашнюю живность. Недостатка в клиентах не было…

Размышления о детстве и мясной жизни у Егора Чурсина, удобно сидящего в кресле, неожиданно прервал голос его отца:

– Сынок, почему молчишь? Или ты, небось, все уже расставил по полочкам в своей будущей жизни?

Сын на вопрос своего отца ответил не сразу. Ему все еще очень нравилось сидеть в мягком кресле и лениво перебирать мысли о своем детстве, которое, как он считал, не было таким уже и плохим. И в этом он видел заслугу своих родителей, потративших немало сил и нервов для поступления его в престижный вуз. Только сейчас, после обильного кушанья и избытка свежего воздуха, он пришел к этой неожиданной мысли. Его заветная мечта поступить в университет стала реальностью, благодаря только отцу. Конечно, и здесь не обошлось без мяса.

Ему на миг представилось милое выражение лица заместителя председателя мандатной комиссии Аллы Павловны, которая после подведения итогов экзаменов, тихо шепнула ему на ушко:

– Егор Николаевич… Я очень счастлива, что наш университет принимает в свои объятия сельского мальчика… И еще… Передайте огромный привет своему отцу… – После небольшой передышки она добавила. – Я довольна не только его сыном, но и всем другим…

Первокурсник Чурсин на сладкий голосок красивой женщины ничего не сказал. Он только удивленно вздернул брови и улыбнулся. К этому эпизоду он никогда в своей жизни не возвращался. Только сегодня и только сейчас, когда ему было очень приятно и очень хорошо, он почему-то все это вспомнил.

Неожиданно на своем плече он почувствовал руку отца, который стоял уже возле него. Он вновь произнес:

– Гошка, почему молчишь? Или вновь в облаках витаешь? Ты думаешь, что я не думаю и не переживаю о твоей будущей жизни?

Сын медленно открыл глаза и с удивлением посмотрел на отца, который, словно сфинкс, уставился на него. Даже в темноте он не мог ни видеть и ни чувствовать его тревоги. Он моментально отключился от предыдущих мыслей. Затем быстро встал с кресла и с недоумением переспросил отца:

– Папа, ты чем-то встревожен? Какие могут быть у меня в будущем проблемы? Я думаю, их просто у меня быть не может…

Мысли сына о своем беспроблемном будущем мало успокаивали Чурсина старшего. Он все ходил вокруг стола и курил. Иногда останавливался и пальцами правой руки тер свой высокий лоб. Сын нисколько не сомневался, что он вновь что-то ему скажет и поэтому молчал. Он в этом не ошибся. Отец через некоторое время очень тихо произнес:

– Эх, сынок… Не думай, пожалуйста, что я такой глупый… Напрасно… Я, конечно, академий не кончал, да и мать твоя, как и я, на восьмилетке остановилась…

На какой-то миг его голос замолк. Скорее всего, он сильно волновался. Может быть, искал нужные слова, чтобы предупредить сына о сложности человеческой жизни. Через пару минут он вновь сказал:

– Я очень сильно хотел учиться, но жизнь не пускала… У моих родителей детей была целая куча… Булки хлеба на завтрак не хватало…

После этих слов Чурсин старший замолчал, молчал и младший. Он только сейчас понял, что его отец хочет ему откровенно высказаться, поговорить с ним по душам. Он понимал, что у родителей за время его отсутствия очень многое на душе накопилось. Он стал сожалеть, что не ездил к ним на выходные дни. Общение родных людей никогда и никому плохого не делало, особенно в трудные моменты жизни. От обиды ему хотелось плакать. Однако он сжимал зубы и молчал.

Молчание сына очень сильно злило Николая. Он сжал до боли кулаки и со злостью произнес:

– Егор, а тебе не кажется, что ты не туда пошел и садишься не в то кресло? – На некоторое время он замолк. Ему никак не хотелось обидеть своего родного сына. После раздумья он продолжил. – Я все больше и больше думаю о твоих завихрениях… Вот, ты, например, этой осенью будешь работать в институте, пусть даже в престижном. Однако престиж в нынешние времена один пшик, и только… Этим пшиком живот не набьешь, даже рубашку копеечную не купишь…

Только после этих умозаключений сын понял тревогу своего отца. Он решительно подошел к нему, затем сильно прижал его к себе и со слезами на глазах сказал:

– Папа, отец… Спасибо тебе за очень серьезный вопрос, спасибо за твою родительскую заботу… Я тебя понимаю, как сын, и как мужчина… Я знаю, что на мои 125 целковых далеко не разбежишься… Однако я надеюсь на лучшее. Через три-четыре года сделаю кандидатскую и, вполне возможно, уйду на партийную работу…

Мужчины в этот вечер в дом вернулись поздно. Каждый излил свою душу до конца. Отцу очень понравились жизненные установки своего единственного сына. Сомнений у него не было. Егор тверд в своих решениях и доведет свое дело до конца. Пятидесятилетнего мужчину это очень радовало. Не зря он жил на этом свете. Не зря надрывал свои силы и нервы. И еще. Они договорились все имеющиеся проблемы решать сообща, без всякой утайки. Вдвоем намного легче.

Сын тепло простился с отцом, мать уже спала. Затем он пошел в свою комнату и через минуту очутился в мягкой постели. После серьезного разговора с отцом его голова стала ясной. Ему даже не хотелось спать, хотя от города Тарска, где он только что учился, езды было почти десять часов. Новоиспеченный историк в поезде нисколько не спал, все время думал. Думал он и сейчас. Его отец во многом был прав. Именно благодаря мясу он построил себе приличный особняк из крипича. За неделю до приезда сына купил новое «Жигули». В доме у родителей всегда была живая копейка. Во многом они помогали и сыну, у которого лишних забот практически и не было.

Одна была забота – хорошая учеба и примерное поведение. Студент исторического факультета Егор Чурсин это и делал. Университет он закончил с отличием, с дисциплиной у него также все было в ажуре. Настоящих друзей у него не было, не было и девушек. За пять лет обучения он так и никого из них не поцеловал, не говоря уже с кем-то переспать.

При воспоминаниях о встречах с Машой Дашковой, он усмехнулся. Девушка была очень озорная и симпатичная. Ей нравились парни не только красивые, но и умные. От Гошки Чурсина она была без ума, он по всем статьям ей подходил. Старшекурсник был на целую голову ее выше, стройный и умный. К тому же, он подавал большие надежды на скорую карьеру. Ей очень хотелось, чтобы ее парень, как можно скорее, стал профессором или даже доцентом. 500 рублей или 320 рублей с всевозможными денежными довесками будущую учительницу биологии очень устраивали. Но не получилось. Она почти месяц за парнем волочилась, даже два воскресенья просидела с ним в областной научной библиотеке. Ее любимый сидел за столом и с умным видом читал книги, что-то записывал себе в толстую тетрадь. Она сидела возле него и лишь изредка бросала взгляд в его сторону. На этом их отношения и закончились. Если не считать того, что умник купил ей пару пирожков с мясом по пять копеек…

И этой ночью молодой историк не имел желания связывать себя с кем-либо из женщин. Делом первостепенной важности он считал написание диссертации, а затем жизнь покажет. Красивые девушки есть везде. Например, на соседней улице живет его бывшая одноклассница Нина Зимина. Он успел ее даже поцеловать. Вполне возможно, в дальнейшем что-то у них и получилось бы, но он решил остановиться. Родители девушки были пьяницами, часто попадали в милицию. С такими «элементами» десятиклассник Егорка Чурсин не хотел связываться. Негативы могли помешать его будущей карьере.

В институт, где предстояло работать, Чурсин приехал за пять дней до начала занятий. Само здание молодого историка мало чем удивило. Он до этого частенько проходил мимо огромного четырехэтажного здания, покрашенного в зеленый цвет, когда приезжал в Помурино. Вокруг здания и на прилегающих улицах всегда было очень много студентов. И на это раз он увидел большие группы ребят и девчат, которые, словно муравьи, сновали внутри и вокруг учебного корпуса. Почти все они о чем-то оживленно разговаривали и смеялись. Студенческая жизнь была до боли в сердце ему знакомая и близкая. Разница в возрасте между студентами и молодым историком была почти незаметной. Ему было только 22 года…

Чурсин с замиранием сердца открыл парадную дверь института. Затем подошел к вахтерше, сидяшей возле входа, и спросил о том, где находится кафедра истории КПСС. К его удивлению, почти все ее преподаватели и сотрудники были на рабочих местах. Буквально через пять минут заведующий кафедрой представил его будущим коллегам. Все они отнеслись к нему доброжелательно. Новенького это радовало. Затем заведующий пригласил его на собеседование. О доценте Горовом Иване Константиновиче Егор Чурсин слышал еще и раньше. Он часто видел его по телевидению и читал его научные статьи. Почти все они были посвящены решениям партийных съездов. Во время беседы шеф откровенно признался, что он очень рад притоку новых молодых сил, которые смогут в значительной мере, как освежить историческую науку в институте, так и омолодить кафедру. Его радовало и то, что недавний студент имел прекрасную партийную характеристику. Собеседование продолжалось почти два часа.

Длительное пребывание в кабинете главного историка вуза Чурсина нисколько не беспокоило. Все было намази, шло как по маслу. У него намечался хороший старт для успешной работы. По заверению заведующего кафедрой через неделю в городской газете напечатают объявление о конкурсе на замещение вакантной должности преподавателя истории КПСС в кооперативном институте. Напечатают ради научной и общественной субординации. Затем Горовой поинтересовался научными замыслами своего молодого подопечного. Его тема диссертации и научные замыслы вызвали неподдельную радость у старика. Из преподавателей кафедры за десять лет никто не представил какую-либо научную работу к защите, не говоря уже о диссертации.

«Безученость» историков часто критиковал ректор института, доставалось и от партийного комитета. На прощание Горовой, не то от волнения, не то от своей ветхости, принялся обеими руками трясти руку новенькому. Затем снял очки со своего длинного носа и с умилением прошептал:

– Егор Николаевич! Вы для нашей кафедры настоящая находка. В практической работе и на научном поприще. Ваш приход и Ваши дерзкие научные планы очень обрадуют наших стариков, очень обрадуют… – Крепко обняв новенького за плечи, он чуть ли не со слезами вновь произнес. – Теперь я буду ходить на партийные собрания и ученые советы только с поднятой головой… Только так, Егорка…

После теплого прощания со своим шефом, Чурсин, словно на крыльях, вылетел из учебного корпуса. Настроение у него было превосходное. Душа его пела. И даже сам город, несмотря на дождливую погоду, казался ему сейчас красивым и милым. Через полчаса он был возле дома, где намеревался снимать комнату у одинокой старушки. Баба Маша жила одна в трехкомнатной квартире. Ее муж умер три года назад. Умер по чисто русскому признаку – пьянству. Подслеповатый старик возвращался от друга, который только что построил гараж и получил железного коня «Запорожец», как участник Великой Отечественной войны. Мужчины на радостях основательно выпили. Владелец машины остался спать в своем гараже, Ефим пошел домой. Вместо своей «хрущевки» он попал в другую, которая, как две капли воды, была похожа на его. Он открыл входную дверь и очень осторожно, почти наощупь, стал подниматься на пятый этаж. Электрического света в подъезде уже давненько не было. По какой причине его не было – никто не знал. Поднявшись и отдышавшись, дедок стал колотить в дверь квартиры. Искать свой ключ в продуктовой сумке, да еще в кромешной мгле, он не стал. Жена дверь почему-то не открывала. Он еще несколько раз ударил кулаком в дверь. Ударял