Уважаемый читатель! Ваш возможный скепсис в отношении правомерности постановки вопроса о сущности творчества и сущности человека хорошо понятен. Еще триста лет назад великий Лейбниц говорил: «Я хотел бы, чтобы изобретатели дали нам историю путей, по которым они дошли до своих открытий. В тех случаях, когда они вовсе не сообщают нам этого, нужно попробовать отгадать эти пути…» Прошло три столетия, а слова эти до сих пор актуальны, т. к. задача до сих пор не решена вполне, к тому же сегодня она представляется еще более запутанной и сложной. Например, противопоставление таких исторических фигур, как Гитлер и Швейцер, Пол-Пот, и Мать Тереза, как нельзя лучше иллюстрирует всю сложность и диалектичность проблемы. В дальнейшем нам придется вернуться к подобным противопоставлениям.
Вместе с тем нельзя не заметить и тот факт, что человечество, так успешно развивающее все области доступного ему знания, продолжает оставаться в долгу перед одним из величайших своих учителей – Сократом, сказавшим: «Познай самого себя!». Действительно, что существенно нового человек может сказать о себе в начале XXI века? Человек, который овладел ядерной энергией, побывавший на луне, что мог бы он поведать о себе нового мудрому Сократу? Конечно, со времен античности до наших дней в копилку человекознания внесено много богатств, начиная с идей самого Сократа, возложившего все надежды на разум человека и добытые им знания, до Фрейда мужественно указавшего человечеству на то, какую важную роль в его жизни играет подсознание.
Сделано много, и это правда. Однако, положение таково, что сегодня всякий моралист с легкостью докажет, что смысл жизни как отдельного человека, так и целых классов и даже целых народов заключается в борьбе за счастье людей, за «права человека», за лучшее и светлое будущее последующих поколений. Однако, и самый стойкий либерал и непримиримый демократ бессильны ответить на вопросы: в чем смысл существования человечества, какие задачи возложены на вид Homo Sapiens создателем Природой? Такой же тайной остается вопрос о происхождении человека.
В вопросах творчества, и в частности, художественного творчества, та же картина. Эстетики, культурологи, искусствоведы убедительно покажут художественно-эстетическое и социально-гражданское значение творчества отдельного живописца, писателя, композитора, сообщат о значении целой художественной школы или направления в искусстве. Но во многом проблема сущности искусства, сущности прекрасного, художественного, совершенного остается открытой. С появлением в первой половине ХХ века в художественном творчестве неистовых модернистов в сфере искусства появился момент непредсказуемости и полной неопределенности. Не случайно критика модернизма, авангардного искусства появилась вместе с их возникновением. Модернисты обвинялись в деградации вкусов, разложении и аморализме, в упадочничестве и вырождении, в не уважении к публике и оболванивании ее. Фактически сторонники модернизма отлучались от искусства. В то же самое время выходят в свет такие теоритические работы, как «Философия искусства модернизма» Куликовой И.С., М., 1980, «Искусство и современный мир» Лившица М.А., М., 1978, «О модерне» Можнягун С.Е., М., 1970 и др., в самом названии которых признается наличие философии модернизма, и сам модернизм, допускается в лоно искусства. Более того, так картина П. Пикассо «Герника», написанная в модернистском ключе и признается выдающимся произведением искусства, имеющего заостренную социально-политическое звучание.[5]
За модернизмом последовала гораздо более опасная тенденция. Сегодня в массовой культуре под личиной современного искусства разворачивается движение акционизма, где целостная, стремящаяся к совершенствованию деятельность человека, замыкается на череде сугубо протестных или вовсе бессмысленных акций и их хитросплетений. В условиях диктата массовой культуры верх берут деспотизм и тирания безотчетной стихии изощренности, под которой скрывается самовластие самодовлеющей корыстной гордыни, приводящей к безумию самодурства, цель которого удивлять любыми средствами. При таком ходе вещей псевдоновации расширяются, растут, а культура сворачивается, съеживается как «шагреневая кожа». Мало этого, современный массовый человек все свои безумства и чудачества выкладывает в Интернет на всеобщее обозрение.
Творчество художественное ли, техническое, научное есть фундамент культуры. Любой культуролог в связи с этим укажет на существование культуры материальной и духовной, расскажет, хотя бы в общих чертах, о культурах современного и древнего мира, поведает о культурах отдельных народов, а также различных культурах исторических эпох. Наверное, он упомянет о физический культуре, о культуре общения и поведения и т. д., однако дать единого четкого определения, что есть собственно культура, определить культуру, как конкретный феномен он, вряд ли, сможет.
К сожалению, сегодня мы не имеем вполне ясного определения и такого явления как интеллигентность. И на таком фоне, не смотря на идущую вперед научно-техническую революцию, в обществе происходят попятные движения к мещанству, вещизму, накопительству.
Таковы проблемы.
Конечно, в многовековой истории человекознания, истории этической и эстетической мысли найдется немало суждений на этот счет, накоплено гениальные открытия, прозорливые догадки, великие обобщения. И все же вопросов остается больше, чем ответов.
Так из учебников по эстетике мы знаем, что искусство, являясь формой общественного сознания, отражает реальную действительность и в отличие от науки пользуется языком образов, направленных на эмоциональное восприятие. В отличие от научной терминологии образы искусства могут быть многозначными как для создающего их художника, так и для воспринимающего их зрителя. Казалось бы, здесь все ясно, если речь идет о великих произведениях искусства, достойных вещах. Но такое определение является не полным, поскольку оно не способно объяснить разницу между истинным искусством и псевдо творчеством. Такое положение способствует возникновению и культивированию сомнительных, а то и бездарных произведений, что мы и наблюдаем сегодня на примере активной массовой культуры и агрессивной попсы. В современном искусстве все отчётливее встает вопрос о новых форматах, жестко определяемых такими понятиями, как инсталляция, перформанс, флэш-моб.
Весьма интересный и не менее сложный вопрос, который состоит в том, как определить с какого момента тот или иной вид человеческой деятельности становится творческим, а плоды этой деятельности предстают произведением искусства. Другими словами, с какого момента мы можем говорить о художественной ценности произведения. До сих пор не ясен момент, например, как могло случиться, что первоначальная техническая забава братьев Люмьер – кинематограф превратилась в десятую музу, вид искусства, которому В.И. Ленин пророчил стать важнейшим из всех искусств. Да, что кинематограф! Каким образом движение превратилось в танец, звуки – в музыку, линия – в рисунок, слово – в литературу, рифма – в стихи. Тоже произошло во всех сферах человеческой деятельности – в ремеслах, спорте, науках.
Сегодня в XXI веке проблема сущности прекрасного вновь требует прояснения. Что есть прекрасное? Каковы его критерии? Если различное понимание и идеалы прекрасного у различных народов, в различные времена, можно объяснить историческими условиями и бытом людей, то, как объяснить тягу людей к безобразному, интерес людей ко всякого рода ужасному, чудовищному, уродливому. Легенды и сказки, фольклор разных народов сплошь заселены чудовищами, химерами и монстрами. Лешие, домовые и прочая нечистая сила, любимые сказочные персонажи. Многие любому зрелищу предпочитают фантасмагорию и кич. И сегодня подобное эмоциональное воздействие не только не изжило себя, но во многом усилило свои позиции, как в массовом искусстве, так и в массовом сознании. Сюрреализм с нереальными душераздирающими сюжетами, фильмы ужасов, фильмы-катастрофы, пользующиеся большой популярностью у массового зрителя. Особый жанр американского кино – гангстерский фильм, полный жестокости и насилия и наиболее, пожалуй, популярный жанр литературы и кино – детектив. Чем все это привлекает внимание современного массового читателя и зрителя? Не просто найти мостик между такими понятиями как «искусство», «прекрасное» и «преступление». Но в детективе, в классических его образцах, как раз и происходит слияние этих чуждых понятий. И раз мы обнаруживаем эту связь, то мы должны попытаться найти и связующее звено. И это то, что можно отнести к проблеме общего восприятия.
Если коснуться поступков отдельных людей, мотивов их поведения, их идеалов и помыслов, то здесь число вопросов, на самом деле, только возрастает. Действительно, что общего между такими людьми, как Гитлер и Швейцер, между семейством Лыковых, староверами, обрегшими себя почти на полувековое заточение в глухой тайге, и альпинистами, покорившими Эверест, что общего между итальянскими террористами из «Красных бригад», орудовавшими в середине прошлого века и современными террористами из ИГИЛ, или американскими астронавтами, побывавшими на Луне. В чем точка соприкосновения между людьми, устраивающими состязания по катанию горошины носом или тараканьи бега, и людьми, опускающимися на дно океана с исследовательскими целями? Можно бесконечно составлять череду проявлений человеческой индивидуальности, поражающей своими противоречиями, и можно сделать её еще более парадоксальной и удивительной. Так, например, хирург, проводящий тончайшую операцию на мозге, или выполняющий пересадку сердца человеку и представитель, так называемой, «золотой молодёжи», который находит свое удовольствие в немотивированном насилии с возможностью выложить в Интернете результаты своих выходок.
И всё это – люди. Всё это – один биологический вид, представляющий собой удивительный спектр убеждений и умений от палачей до вегетарианцев. И, кажется, нет никакой возможности привести все это многоликое разнообразие к общему знаменателю. Однако, точка соприкосновения отдельных, пускай и полярно противоположных, порой, антагонистических человеческих действий, есть. Её нужно только схватить, правильно осмыслить, честно определить.
На протяжении всей истории философии предпринимались попытки подойти к объяснению сущности человека, сведению его поведения к одной общей доминанте. Так гедонизм, получивший особое развитие у Эпикура (эпикуреизм), сводит действие человека к общей цели – к получению наслаждения и избеганию страдания. В XIX веке эту линию продолжили утилитаристы, англичане Иеремия Бентам и Джон Стюарт Милль. Сегодня эта идея в своих крайних формах предстала как анархогедонизм.
О проекте
О подписке