Школьные годы были у Владимира очень сложные. Проучился он в четырёх школах. Пять первых лет были до войны. В первый, самый тяжёлый, год блокады школы были закрыты. Два года учились затем в блокаде, а последние три – после неё.
О довоенной школе.
Владимир учился в четырёх школах. Первая, общая, была подальше, следующая, недолго, поближе, а третья – прямо напротив их дома.
Вот что написал он знакомым годы спустя:
"Я жил в Ленинграде, на 1-м этаже, в одной квартире с дядей и его женой,
пережившей там наводнение.
Прямо перед нашими окнами была школа – интернат с еврейским общежитием.
Я в ней учился и был единственным из мальчиков отличником. Вечерами помогал в общежитии делать уроки.
В блокаду я там брал воду в вёдра и быстро внёс их, после чего сразу там, перед нашим домом, взорвалась бомба.
Вторая бомба упала на это общежитие, но пионервожатая успела увести оттуда детей.
В первый год учёбы в блокаду я был начальником штаба пионерской дружины, на всю школу.
Единственный в классе я получил медаль "За оборону Ленинграда".
В районном музее мне был посвящён большой стенд с личными вещами – экспонатами и копиями многих почётных и похвальных грамот..
Выступал я с докладами о блокаде в зале. Написал и издал книгу о блокаде "Кольцо Гитлера".
А отец после всего этого отсидел 5 лет в лагере строгого режима в Сибири,
а потом он 25 лет пел в хоре и был в нём старостой группы басов.
Вот – основное."
А теперь далее в этой книге, – подробнее.
В школе, когда Владимир пришёл туда в первый раз, был общий вечер, сбор всех школьников в актовом зале. И так оказалось, что он – первоклассник, увидел на этом вечере, во время общего сбора, Изю – десятиклассника, выпускника.
Особенно, из первых уроков ему запомнился урок музыки. На нём учитель музыки сыграл "Турецкий марш" Моцарта.
Вообще для Владимира занятия в школе были чем-то сказочным. Он сидел на своей первой парте как зачарованный. И ни в каких детских шалостях он не принимал никакого участия.
Домашние задания он умудрялся выполнять во время перемен. А когда перед войной и в войну он учился в школе напротив своего дома, в которой одновременно был еврейский детский дом, после уроков он проводил там время и помогал другим детям делать домашние задания.
А в актовом зале были и вечера отдыха, на одном из которых, как уже писал, Владимир высткпил с докладом о Некраслве.
А однажды там выступал известный калькулятор Арраго. Ему называли числа, а он называл другие числа – как результат извлечения квадратного корня. Его получают путём сложого процесса из нескольких действий.
На сцене был человек со справочником. Он находил это же число, и убеждался для всех, что результат был тот же самый.
Ещё на территории этой школы был хороший каток, и Вадим часто катался там на коньках. Однажды он там упал, и потом долго лечил повреждённое колено.
В старших классах, уже в другой школе, уже с раздельным обучением, был он ещё и комсоргом класса, и ни в каких шалостях соучеников не участвовал. Их воспитатель была очень строгой, и он нередко даже вступал с ней в споры, защищая провинившихся от наказаний.
Вот тому конкретный пример. В конце войны, после всего пережитого, дети в классе были очень возбуждены. И их шалости были выше всякой меры. И в таком классе Владимир был комсоргом.
И чтобы навести в классе порядок, классным воспитателем в нём сделали Нину Александровну Кирсанову, отличавшуюся большой строгостью.
И вот однажды днём, в часы занятий, уйдя с уроков, весь класс отправился в зоопарк. Владимир же остался в классе.
Когда дети вернулись в класс, воспитательница их оставила после уроков и стала выяснять, кто был зачинщиком, чтобы именно его наказать. Дети молчали. Тогда она стала на время выходить, чтобы они могли пообщаться, а потом ей ответить.
Так продолжалось довольно долго. И Владимир периодически вставал и высказывал своё недовольство, заявляя воспитателю, что она ведёт себя слишком жестоко. Она его выслушивала терпеливо.
Так Владимир выделялся в коллективе.
Ещё был случай с учительницей немецкого языка. Она была очень полная. В класс она входила, открывая вторую входную дверь. Так шалуны ученики застопорили эту вторую дверь. Все сидели в классе и ждали её. Подойдя к двери, она задумалась, но решила, что пройдёт, и застряла. Потом войти она ещё долго не могла.
И ещё одно, занятное. Их класс был одновременно кабинетом для занятий по естествознанию. Вдольего стен стояли шкафы со теклянными стенками, заполненные экспонатами по биологии. И вот однажды один из соучеников Владимира, отличавшийся особой озорливостью, затащил во время перемены в этот их класс малыша, поднял его на шкаф и стал пугать, приближая к лицу чучело крокодила. Малыш дико ревел.
Вот такие были в классе дела! А на следующий год их попытались разделить на две части, одну перевести в другую школу.
И ещё – редкостный случай. Председателя комитета ВЛКСМ школы утверждали в комитете района. Был в школе выбран Аптерман – русский. Его там отклонили. Вторым был Славутин – еврей. Но его – то и утвердили. Так Славутин и был председателем в школе весь год.
Все годы Владимир учился на одни пятёрки, получал похвальные грамоты. А по окончании пятого класса сделали снимок отличников класса. Он сохранился. На нём Владимир – среди пяти девочек (См. Фото 4. Отличники класса. 5-й класс.).
Фото 4. Отличники класса. 5-й класс, перед войной
Этот снимок Владимир повесил дома на стене. Он пригласил к себе Изю и попросил его сделать отдельный снимок одной из этих девочек, в которую он был очень влюблён. Изя пообещал ему выполнить эту просьбу.
Но грянула война, и Владимир и Изя больше не виделись. Изя погиб на фронте.
Позже Владимир нашёл его имя в интернете, среди имён погибщих на войне.
А имя сына дяди Пети он нашёл в числе имён на памятнике на братской могиле в Овидиополе.
Получив похвальную грамоту в 1941 году, Владимир с детским садом мамы выехал за город. Это было Тюресово, место севернее Ленинграда, до того принадлежавшее Финляндии и отвоёванное у неё, чтобы граница была подальше от Ленинграда.
На выходной к ним приехал отец Владимира, и 20 июня они вдвоём отправились на прогулку. Они долго осматривали оборонительную линию Манергейма, построенную финнами и теперь ставшую советской. По ходу дела они сфотографировали друг друга.
А когда их встретила мама Владимира, она сообщила, что сообщили, что началась война.
Они сразу вернулись в Ленинград.
Не зная толком, что делать, их с тем же детским садом отправили в Валдай, место посредине между Москвой и Ленинградом, на том же уровне, что и Бологое, но на восток от него, на берегу Волги.
Там они были меньше месяца. Когда стало ясно, что надо возвращаться в Ленинград, за ними приехал отец Владимира, и они сразу поехали в Ленингад.
В Бологом их погрузили в товарный вагон. А пока состав ещё стоял, рано утром, на него напали немецкие самолёты и обстреляли состав. Было очень страшно, но обошлось без жертв. Владимир с папой спрятались в ваеоне, а мама с испугу выскочила из него и побежала.
После этого они вернулись в Ленинград. после чего, спустя немногим больше месяца, началась блокада.
За это время Владимир сделал снимки свой и отца, которые потом сохранились.
За это время были два пожара, о которых стоило рассказать.
Первый был в Госнардоме. Это было хорошее место отдыха, рядом с зоопарком. Самыми замечательными в нём были "Американские горки". Это было большое сооружение, состоявшее из искусственных гор, по которым были проложены рельсы. Были и туннели. По этим рельсам двигались открытые вагонетки с дюжиной пассажиров.
Нечто похожее, но поменьше, было ещё и в ЦПКО им. Кирова, в парке.
А в Госнардоме, вскоре после начала войны, были выставлены два самолёта, советский истребитель и трофейный немецкий бомбардировщик. И так выглядело, что война будет недолгой и успешной для Советского Союза. Посетителей было много.
А вскоре после этого ночью жильцы дома, в котором жил Владимир, увидели тень одного флигеля на другом от яркого света от большого пламени и другого района города. Это был свет от пламени пылавших "Американских горок". Очевидно, они воспламенились от зажигательных бомб и сгорели.
Другой пожар был – Бадаевских складов. Это были большие продуктовые склады. От этоо пожара было облако дыма на всё небо. Были они на северной окраине города. А дым от них был виден в городе отовсюду.
Понятно, что сгорел большой запас продуктов, которые очень пригодились бы в блокаду.
Владимир пережил всю блокаду. О ней он написал воспоминания. Книга была издана и получила много положительных отзывов. Она даже вошла в Публичную библиотеку Ленинграда и библиотеку Конгресса Вашингтона, и не только.
А здесь ограничимся перечислением самого-самого яркого.
Когда началась блокада, случалось самое невероятное.
Радиоприёмник, доставлявший им много удовольствия до войны, теперь пришлось сдать. По радио передавали из-за границы передачи на русском языке. А кроме того, могли ещё и держать связь различного рода деятели. Вот и запретили иметь их у себя дома.
А ружья были у отца до войны и после неё, до его ареста, одно лучше другого, двустволки, начиная с тульской и кончая немецким "Зауэр три кольца". Но в его арест ружьё не конфисковали. Оно было уже совсем уникальное, – бельгийское, одноствольное, пятизарядное, – автомат, да ещё и с красивой инкрустацией на прикладе. И когда Владимир и мама принесли его в комиссионный магазин, встретивший их продавец с нескрываемым удовольствием воскликнул: "Наконец – то! Долго мы его ждали!" Взяли они его всего за 120 рублей! И продавец тут же спрятал его под прилавок. Совершенно ясно, что его потом продали по спецзаказу и за большие деньги. Но я отвлёкся.
Когда начался голод, Владимиру так повезло, что один из мальчиков во дворе, уже испытывавший голод, отдал ему за еду полный набор больших листов карты Европейской части России. Эти листы Владимир прикрепил на стену в их комнате, так. что они заняли всю свободную стену над оттоманкой, ту самую, которая зимой покрывалась инеем..
На этой карте Владимир в течение всей войны отмечал линией с флажками на иголках линию фронта. Это было тоже уникально и очень важно для них.
А теперь – тяжёлые факты из той жизни.
Одна женщина на улице наступила неудачно на крышку люка и провалилась в него. Люк был без воды. И она стояла в нём во весь рост, но выбраться никак не могла, ибо не доставала руками до его верха. Столпились прохожие, но помочь ей тоже не могли. Продолжалось это долго, пока её всё-таки не спасли.
В другом случае одна из живших в доме Владимира, в его комнатном флигеле, – а в его пятиэтажном доме их было четыре разных, – замёрзла и решила согреться горячим утюгом. Произошло воспламенение, и она сильно обгорела. Жильцы, в том числе и Владимир, приходили смотреть.
Когда на улице перед их домом взорвалась бомба, Владимир успел переьежать через эту улицу с вёдрами воды в руках, поставил вёдра под аркой дома, влетел в квартиру и бухнулся на пол. Так он спасся. А другие трое, тоже бывшие на улице, погибли. А с ними погибла ещё и лошадь, и была разбита грузовая машина.
Этот взрыв сильно подействовал на жильцов дома. А одна из них, жившая в большой отдельной квартире на третьеи этаже, после этого взрыва долго выбрасывала в окно во двор все вещи, а потом и выбросилась сама, и разбилась насмерть. Это наблюдали тоже жильцы дома, но спасти её не смогли.
После прорыва блокады был торжественный салют, 24 залпа из 30 орудий. Владимир узнал об этом поздно, но успел подняться на чердае дома, и из окна чердака под крышей видел весь салют.
А весной, когда всё уже так выглядело, что победа близка, но блокада ещё не была снята, именно 1 мая, утром, отец Владимира брился, в крышу дома попал снаряд и снёс всю крышу, так что она веером слетела на мостовую улицы и накрыла её большой участок. А стёкла в квартире опять вылетели, и их опять пришлось вставлять.
О проекте
О подписке