Глава 6

Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.

Франсуа де Ларошфуко

Вечером вскоре после закрытия городских ворот в Тауэр начали стекаться те, кого судьба, неведомо, на счастье или на беду, вознесла к ступеням трона, сделав членами Тайного совета. Лица их были сумрачны, а руки многих, даже давно переступивших черту преклонного возраста, лежали на эфесах шпаг. Будто бы каждый из этих почтенных мужей втайне надеялся клинком разогнать сгустившиеся над головой тучи. Всех их, даже архиепископа Кентерберийского и епископа Лондонского, сопровождал вооруженный эскорт человек двадцать—двадцать пять. Однако, невзирая на протесты приглашенных лордов, свита не была допущена в святая святых королевства, и теперь перед крепостными воротами толпилось до трех сотен вооруженных слуг, телохранителей и наемников, ждущих своих лордов.

Постепенно это лишенное руководства войско обрастало зеваками и храбрецами из лондонской милиции – регулярного городского ополчения. Появилась даже пара фальконетов. Однако, несмотря на угрожающую численность, толпа, похоже, вовсе не собиралась идти на штурм крепостных стен. Она вооруженно любопытствовала, демонстрируя в основном себе же свою несокрушимую мощь и живо интересуясь происходящим внутри Тауэра.

Пламя многочисленных факелов, принесенных этой импровизированной группой поддержки, всполошенно билось на древках, силясь убежать от дувшего с реки ветра. Красно-рыжие блики, метавшиеся по толпе, то и дело выхватывали из сгущающейся тьмы то полированную сталь кирасы, то чью-то лысину в дедовском черепнике,^[18] то вскинутые к небу топорки алебард и стволы аркебуз. Ворчливо переговариваясь, все это скопище неравнодушных полуночников время от времени начинало выкрикивать то здравицу Елизавете Тюдор, то имя чудесного малыша Джеймса Стюарта. Уж и не знаю, что такого хорошего нашли они в этом шотландском «ангелочке»? Лично у меня все, что я знал о сем хлипком, вялом отпрыске Гизов, Тюдоров и Стюартов, наводило на мысль о вырождении породы. Но не мог же я ни с того ни с сего закричать со стены застоявшейся публике, что шестилетнее дите, еще не умеющее толком стоять на ногах, очень скоро вырастет в надменного трусливого себялюбца с самомнением, раздутым точно монгольфьер.

Я слушал очередной клич «Да здравствует король Джеймс!!!», и у меня из головы не шла фраза, брошенная этим любимцем толпы, когда королева Елизавета, подарив беспутному племяннику пять тысяч фунтов стерлингов, точно невзначай поинтересовалась у принца мнением по поводу ожидающейся казни его собственной матери. «Она сама сварила это пиво – пусть же им и подавится!» – изрек юный король Шотландии. Сказал, как припечатал. Хороший же государь ожидал британцев в ближайшее время! Хотя ожидал ли? Наверняка судьба слабосильного монарха не слишком тревожила нынешнего победителя. Мало ли что может случиться с болезненным ребенком за долгие годы предстоящего регентства?!

Признаться, еще больше, чем поведать толпе о личных качествах долгожданного государя мужскаго пола, меня подмывало сообщить нынешнему триумфатору, что в том мире, откуда я родом, по приказу «сего благородного отрока, чьи права на трон столь же законны и неоспоримы, как утренний свет», сам Рейли будет приговорен к смерти трижды. Педантичные палачи повесят смутьяна, затем, вынув из петли, обезглавят и напоследок четвертуют этого чересчур дерзкого, даже для своей дерзкой эпохи, девонширца.

Сейчас же, едва различимый в своих вороненых доспехах в колеблющемся свете факелов, озаряемый неверным сиянием луны, он стоял на боевой галерее крепостной стены, указывая острием обнаженной шпаги на роковое, возможно, и для него самого, место казни.

– …леди Джейн Грей, граф Нортумберленд, герцог Норфолк, – каждый из вас, несомненно, помнит эти имена. И не только их! Если кровь, пролитую здесь, можно было бы собрать воедино, если прибавить к ней ту, что пролита руками палачей в холодных подземелья Тауэра, – останется ли в Лондоне место, где можно будет укрыться от этого багрового всепоглощающего потока?! Я спрашиваю вас, лорд-примас Британии, сдержат ли врата священного для всех нас собора Святого Павла силу нового потопа? Не заглушит ли предсмертный стон невинных жертв, стон, вырванный у времени, колокольный набат, взывающий к Господу о милости?!

Бессмысленно, я повторяю, бессмысленно и безрассудно просить ответа у Всевышнего, когда уши закрыты и глаза запечатаны, чтобы не видеть его ясных знаков! Сердце мое наполняется скорбью, стоит лишь помыслить о тысячах загубленных душ, чей единственный грех состоял в том, что они хотели жить в согласии с собой, в согласии с древними праведными законами!

Прозрейте и услышьте: разве не Господь создал мужчину по образу и подобию своему, тем самым давая понять всему живущему, что лишь мужчине надлежит быть повелителем на земле, как и Всевышнему на небе? Разве не Господь, во всеблагой милости его, создал Еву из ребра Адама для вспомоществования своему первенцу и утешений оного в часы отдохновения от судьбоносных деяний? Всякий христианин во всяком краю знает о том и не в силах, не вправе оспорить сей предвечный божеский закон. Как же вы, мудрейшие из мудрых и опытнейшие из опытных, вы – цвет Британии и ее опора, позволили взвалить на плечи слабой, хрупкой дщери человеческой непомерный гнет верховной власти?!

Стоит ли дивиться, что сей жребий оказался непомерно тяжел для Елизаветы Тюдор! Стоит ли дивиться, что под гнетом королевского венца она принуждена была возложить свой тяжкий крест на того, кто последние годы составлял надежду и отраду ее жизни – на малыша, коему, буде на то воля Господня, суждено прославить наше Отечество! Но, милорды, поскольку королева-регентша почтила меня, назначив лордом-протектором Британии и Шотландии, вплоть до совершеннолетия ее сына, мне надлежит высказать мнение по поводу наследования престола наших благородных предков.

Страна без верховной власти подобна человеку, лишенному головы. Как бы ни был он силен – сей печальный факт разлучает его с миром живых. Но голова у человека должна быть одна, иначе то будет не высшее творение Господне, а курьезный уродец. К тому же голова должна быть любезна всему остальному телу, дабы то не стало помышлять иметь иную голову, нежели та, что дана от Бога. Мне вполне известно, что есть среди вас истинно верные, желающие вновь видеть Елизавету Тюдор своей королевой, и я от ее имени и от своего искренне благодарю их за преданность. Быть может, найдутся и другие желающие короновать не Джеймса Стюарта, а кого иного, – это их право. Так же как и право каждого вольного жителя Англии сказать с гордостью – вот он, мой король, ибо я желал, чтобы он правил мной, чтобы он хранил мой покой, чтобы он был мне отцом и защитником перед Господом. А потому я, Уолтер Рейли, лорд-протектор Англии и Шотландии, молю и заклинаю вас, молю первый и единственный раз – не надо козней, оставьте мрачные недомолвки заговоров! Пусть каждый честный англичанин по доброй воле скажет, кто ему люб. Вспомните о потоках крови, которые лишь чудом не смыли эти стены! Мне трудно будет обойтись без вашего опыта и мудрости. И, ежели вы все же решите покинуть своего юного короля в этот час, знайте, что покидаете не меня, но Британию в тяжкие для нее дни!

Рейли умолк, переводя дыхание. Затем, вернув шпагу в ножны, продолжил напористо:

– Прошу высказываться, милорды. Я хотел бы слышать, что думаете об этом вы, лорд-канцлер…

Прицельное внимание самозваного правителя островных королевств действовало на членов Тайного совета примерно так же, как прицельное внимание расстрельной команды на приговоренного к казни. Почтённый высоким правом первым выступить в прениях, глава Тайного совета Уильям Сессил был хмур, и речь его – досадливая, нелицеприятная – все же сводилась к следующему тезису: «В приличных домах приличные люди так не поступают. Но раз уж все сложилось подобным образом, то стало быть…»

Вряд ли этот сподвижник и ярый сторонник Елизаветы действительно желал действовать рука об руку с наглым узурпатором, но сил бороться с ним у Сессила не было. В Лондонском гарнизоне царила сумятица. Призвать войска баронов из Уэльса, Ирландии, с шотландской границы, а уж тем паче Голландии не представлялось возможным. Собирать разрозненные отряды по городам и замкам Англии не было времени, а лорд-протектор был здесь со своей небольшой, но крепко сколоченной бандой. А главное, права его, подтвержденные вполне законной соперницей Елизаветы I, оспорить было невозможно.

За Сессилом, порою перебивая друг друга, выступали прочие облеченные высочайшим доверием вельможи, но все услышанное так или иначе сводилось к незамысловатой формуле: коли бороться невозможно – придется с этим жить. Лишь один из лордов – хмурый, похожий на коренастого бульдога, лорд-хранитель королевского меча, едва двигая губами и недобро глядя исподлобья, объявил, что не желает иметь дело с выскочкой и пиратом и скорее даст разорвать себя на части, чем хоть самою малостью станет помогать Рейли. Лорда звали Артур Донован Невилл, барон Фаттлмаунт, и он, черт возьми, в нашем мире числился среди моих предков.

Вопреки ожиданиям, гневная реплика хладнокровного вояки была воспринята с любезной улыбкой, впрочем, как я уже знал, не предвещающей ничего хорошего. Все остальные участники выездного совещания Тайного совета постарались несколько сгладить впечатление от дерзости своего собрата, и на завтра был назначен сбор палаты лордов, а еще через пару дней и слушание в палате общин, дабы обставить переход власти в династию Стюартов надлежащим образом. Когда с официальной частью было покончено и проголодавшиеся на ночном ветру царедворцы были приглашены на ужин к королеве-регентше, Рейли подошел ко мне, «свидетелю его исторических деяний», вместе с тремя десятками отборных головорезов здесь же, на галерее, ожидающему благополучного окончания дебатов либо команды «фас».

– Вы хорошо говорили, Уолтер, – похвалил я новоиспеченного вельможу.

Он устало облокотился на высокий каменный парапет и сквозь щель между зубцами оглядывал топчущуюся в предвкушении неведомого чуда толпу. В свете факелов та казалась фантастическим чудищем с невероятным множеством голов и атрофичным мозгом в кончике хвоста.

– Пустое! – досадливо отмахнулся Рейли. – Слышали бы вы, какие я проповеди сочинял в Оксфорде для отца Этельреда. Всего по два шиллинга за штуку. Главное, чтоб прихожане были уверены, что они все поняли, но что-то все же осталось для них недоступным. Эти графы и бароны ничуть не лучше торговцев сукном и пивом. В этих-то джентльменах я как раз не сомневался – им всем есть что терять. Но Невилл-то хорош, стервец! Такого надо либо казнить, либо жаловать.

– Лучше жаловать! – мудро посоветовал я.

– Посмотрим, – устало бросил Уолтер, а затем добавил без всяческого перехода: – Мессир, завтра мне, вероятно, понадобится ваша помощь.

Я невольно побледнел:

– Уолтер, неужели вас снова влечет за собой тень моего брата?

– Нет, – отрицательно мотнул головой вчерашний пират. – Мне понадобитесь именно вы, ваше высочество. Но об этом позже. А сейчас, – он оттолкнулся руками от парапета, – а сейчас недурственно было бы почтить вниманием королевский ужин. Ведь королева Мария дает его по случаю вашего приезда, – Рейли иронично скривил губы, – дор-р-рогой кузен. Негоже заставлять ее величество ждать.

Торжественная, словно похоронная церемония, трапеза вполне утолила разыгравшийся не на шутку голод, однако не прибавила легкости и непринужденности пирующей братии. На ужин была приглашена сиятельная маркиза Дорсет, точно по мановению волшебной палочки превратившаяся из пламенной Дианы в утомленную стареющую женщину. Еще нынче утром, невзирая на пудру и румяна, язык бы не повернулся сказать, что огнекудрой Бэт сорок лет. Сейчас же низвергнутой королеве можно было дать и пятьдесят, и более. Елизавета сидела совсем недалеко от ликующей соперницы, старательно демонстрирующей лордам Тайного совета молодость и красоту.