Глава 3

Беспроглядная ночь висела над развалинами, упрятанными под землю, поросшую шипастым кустарником. Гнетущая тишина холодила душу. Лешага сидел на замшелом валуне на том самом месте, где еще совсем недавно кипел бой. Сейчас только измятая жестколистая трава, усеянная множеством кривых зацепок-серпов, да пятна крови на ней еще помнили о недавней схватке. Ни возов, ни мулов, ни водоносов, ни охраны, только эти быстро впитывающиеся в сухую землю пятна. Наступит день, и даже на траве, сухой, как вяленая рыба, их будет уже не разглядеть.

Леха сидел, обхватив колени руками, как давным-давно в детстве, когда школьный учитель, присланный из Бунка в их селение, рассказывал страшную историю о волнах, пришедших из далекого, сумеречного моря. За считаные часы они преодолели путь, который обычный караван делает за пять, а то и шесть рук дней. Впрочем, тогда люди двигались быстрее, он сам видел сегодня на картинке их странные безупряжные повозки. Учитель рассказывал и о каком-то оружии, от которого вырастали ужасающие огромные грибы; а потом, когда такой гриб умирал, образовывалось пропащее место на полдня, а иной раз на день пути вокруг. Те, кто жил там, пропадали, точно уносились в дым. От иных и пепла не оставалось. Амулеты же, как тот, что был у караванщика, там начинали возбужденно стрекотать, предупреждая хозяина о близкой опасности.

Лешага еще не удосужился раздобыть себе такую полезную штуковину, однако на всякий случай сторонился Гиблых Пустошей с чересчур буйной растительностью. Кто на зелень ту позарится, долго не проживет. Говорили, стоит только посидеть там, и либо совсем детей не будет, либо, если появятся, то родятся уродцами. Старый Бирюк говорил, что такая злая поросль обычно разводится как раз в пропалинах, где прежде вытягивался под самые небеса тот самый чудовищный дымный гриб.

О том, что от таких мест следует держаться подальше, Леха и сам знал. Однажды, минуя стороной такие нехожие буераки, своими глазами видел двухголовую змею, почуял ее, притаившуюся на ветке, услышал шорох, ощутил полный голодной ненависти взгляд и в одно движение пригвоздил гадину к толстой ветке метательным ножом. Но лишь одну голову, вторая еще долго извивалась, шипела, пытаясь дотянуться до врага. На всякий случай он даже не стал ее есть. Убрался, и нож вытащить поостерегся, кто ее знает… Не ровен час!

При этом воспоминании воин почувствовал, что давно не ел, открыл поясную сумку и бросил в рот скатанный из жира шарик с порошком сушеных кореньев. Таким не наешься, но на какое-то время голод отступит и сил добавится.

«Интересно, – вдруг подумалось ему, – когда ж ему светит следующая нормальная еда?» До ближайшего Сарая еще дня три пути. В караване продовольствия было запасено с лихвой, но все досталось прорвам. При мысли о них у Лешаги заныло между ребрами и свело зубы от холодной ярости.

Вся жизнь теперь коту под хвост! Вернуться в родное селение? Побитой шавкой, без добычи, без побратима? Стать посмешищем для одних и пугалом для других? Да ни за что на свете! Дома никто не ждет. Ушел в Дикое Поле – к родному очагу возврата нет. В лучшем случае, как Старый Бирюк, прийти со своим шатром в чужедальний край, где никто о тебе слыхом не слыхивал, да приютиться на отшибе, авось приживешься. Быть может, добрести как-то до ближайшего торжища и снова наняться в охрану каравана? Поопасаются взять. Слава их с Бурым в Диком Поле уже давно укрепилась, а тут, на тебе: приполз без коня, без оружия, без побратима…

Лешага в который раз попытался отключить охваченный горечью разум и почувствовать Бурого. Сколько он помнил, это всегда с легкостью удавалось. Друга он ощущал как собственные руки и ноги. А тут вдруг точно отшибло. Старый Бирюк учил, что даже при самой страшной, даже смертельной ране, пока связь меж побратимами крепка, один другого может поддержать, собственною живою силой из лап смерти выдернуть. Леха и рад бы сейчас Миху вытянуть, да ни живым его не ощущал, ни мертвым. Просто наваждение какое-то!

Он быстро оглянулся, будто ожег его между лопаток холодный безжизненный взгляд того, которого местные жители называли Пучеглазым. Оглянулся и вновь увидел Его не далее, чем в трех шагах. Тщедушная фигурка, бессильные руки и пронзительный, леденящий кровь взгляд огромных глаз. Казалось бы, разве это противник для настоящего бойца? Одной рукой такому голову свернуть, как нечего делать. А уж таких бойцов, как Леха, в Диком Поле поискать!

Так, да не так. Шарахнулся воин, ушел в кувырок, выдергивая из закрепленных на предплечье ножен отточенный клинок. Мгновенный короткий взмах… Лешага потряс головой. Беззвучная угрюмая ночь висела над грядой Пустых Холмов, и только ночная птица надсадно орала в далеком лесу, призывая рассвет.

«Что за ерунда?» – под нос себе пробормотал ученик Старого Бирюка и, переведя дыхание, начал вглядываться в спящую округу особым взглядом, который обрел после той достопамятной четвертой ночи.

Поблизости никого не было. Лишь чешуйчатые сгрудились у своей норы. Под покровом темноты вывели подышать семерых детишек, спасенных от недавнего погрома. Еще раз внимательно осмотревшись, Лешага расширил круг поиска. Ночь не была для него помехой, наоборот, все предметы виделись куда отчетливей, чем днем, а слух улавливал малейшие колебания воздуха. Леха почуял едва заметный след прорв. Они уходили в сторону восхода, шли быстро, оставляя на дороге кучи дерьма, вокруг которых тут же начинала копошиться мелкая живность. Увидел он и караванщика. Тот улепетывал в противоположную сторону, к торжищу, мчался, с оставшимися тремя охранниками, загоняя коней, позабыв себя от ужаса.

К гадалке не ходить, к завтрашнему утру опомнится и, как доберется до места, виноватым объявит его: не уберег, мол, караван, завел в засаду, а может, и вовсе в сговор с тварями вступил.

Злая молва хуже змеиного яда. Недругов у побратимов хватает, и завистников не счесть. Чего и не было, припомнят, а что было – так извернут, что не узнаешь. Так. На торжище можно не ходить. Раз каравана нет, а сам живой, стало быть – вражий пособник. Может, с раздольниками в сговоре, а может, сам на чужое добро позарился. Если заподозрят, что с дикой братией связался, рассусоливать не станут, на честный бой не вызовут, издали пристрелят. На каждом торжище такие стрелки есть, их из Бунков для того и присылают: лучше убить десятерых невиновных, чем пропустить одного опасного.

«Может, и правда, к раздольникам податься?» – мелькнула шальная мысль, но он отбросил ее брезгливо. Да и… скольких злобных выродков он убил в схватках и после перевешал. Нет, в шайки ему дороги нет. Коли скопом не прикончат, то как-нибудь втихаря еду или питье отравят.

Теперь одна дорога – к трактиру «Разбитые надежды»! К месту, куда уходят помирать старые караванщики и проводники; где можно продать добычу и узнать новости из дальних краев; где можно нанять стражей и отыскать стрелка; где, как говорят, знают все обо всех, где можно найти…

Леха встрепенулся, отгоняя уносящие невесть куда раздумья. От холма к распадку двигался чешуйчатый. Он шел практически беззвучно, но не для Лешаги.

– Что тебе нужно, Марат?

– Экий ты, – юнец удивленно мотнул головой, – за сколько шагов услышал!

Лешага пропустил мимо ушей незамысловатую похвалу. Не рассказывать же случайному знакомому, что, едва тот двинулся от норы в его сторону, мозг уже воспринял и адекватно оценил полученную информацию. Была бы заметна хоть малейшая угроза, хоть бы и намек на нее – лежал бы, пожалуй, сейчас чешуйчатый с ножом в горле. На всякий случай, мало ли что взбредет ему в голову.

– Мы тут… – Марат замялся, – ну, в общем, мы хотим нанять тебя.

– Нанять меня? – усмехнувшись от неожиданности, переспросил Леха.

– Ну да. – Голос чешуйчатого окреп. – Ведь ты же страж, охраняешь караваны?

– Охранял, – скривился воин.

– Мы должны уходить отсюда, – вновь заговорил Марат. – Ниже по реке, в четырех днях пути, есть большое селение. Там наших больше двух тысяч. Мы решили нанять тебя, чтобы ты довел нас, детей, и все добро, что мы сможем унести, в то самое место. Мы готовы тебе заплатить.

– Чем же? – с интересом уточнил Лешага.

– Книгами. Больше у нас ничего нет. Стрелялка и так у тебя. Могу добавить к ней десяток патронов. Если согласишься, конечно. Десять патронов к стрелялке и пять книг на твой выбор.

– Семь. И эту, которую Зарина принесла. – Леха вытащил из-за пояса том в яркой обложке, на которой два человека в оранжевых легких одеяниях вели поединок какими-то диковинами, то ли копьями, то ли странными мечами с очень длинной ручкой. Завораживающая таинственной силой книга, множество картинок, в том числе с изображением боевых техник, знакомых по урокам Старого Бирюка. Какие-то портреты непонятных людей с прищуренными, точно от яркого солнца, глазами, виды заветного Шаолиня и… бесконечное множество каких-то неведомых значков, палочек, закорючек. Вот бы действительно найти этот Шао-линь, стать учеником, носить такие же яркие одежды… Леха мотнул головой, отгоняя пустую мечту. Как бы то ни было, эту книгу он не собирался отдавать никому, но еще семь в довесок – немалое богатство.

– Соглашайся, – продолжал увещевать Марат. – Все равно, куда бы ты ни шел дальше, нужна будет еда, а тем более – вода. Сам же знаешь, в этих местах ее совсем мало. Клянусь, если привезешь детей, в поселке дадут тебе вдоволь и того, и другого.

– Тут как бы самого не съели, – криво усмехнулся Лешага, – в виде праздничного ужина!

Марат, дотоле оживленно жестикулирующий, замер, точно обледенев. Лехе показалось, что в землисто-сером цвете чешуи его собеседника проступил багровый оттенок. Тот замолчал надолго. За это время можно было дойти вновь до лаза и обратно.

– Да, – наконец выдавил юнец, – мы едим трупы. Мы не хотим этого, не любим. Это противно. Однако порой нам попросту больше нечего есть. После оранжевого тумана, висевшего тут семь дней, земля очень надолго перестала родить. И рыба в реке почти вся перевелась. Ты сам видел, здесь был большой город. После разлива реки, убившего всю нижнюю его часть, после ядовитых дождей, выжил едва ли каждый сотый. Запасы еды, все, какие удалось найти, закончились менее чем за год. Уходить было некуда. Везде, насколько это было нам известно, происходило то же самое, иногда и еще хуже. Мы вымирали. За прошедшие годы земля немного очистилась, пригодных в пищу растений стало больше, и кое-где даже начало появляться мелкое зверье. Мы делали силки, ловушки, и нам было чем питаться. Но когда у нас не осталось выбора… Когда начало казаться, что жизнь налаживается, сюда пришли волкоглавые, так ты их называешь? Вчера, когда нагрянул Пучеглазый с прорвами, так мы называем зверолюдов, нас тут насчитывалось больше полутора сотен. Теперь, сам видишь… – он замолчал. Лешага глядел на него со смешанным чувством жалости и брезгливости, но теперь вдруг это чешуйчатое, одетое в рвань существо показалось ему отражением его самого. Бесприютное, лишенное ясного пути и смысла жизни. Леха, непонятно отчего, вдруг ощутил раздражение от нахлынувшей слабости, от того, что вдруг почувствовал себя виноватым. Подумать только, виноватым перед чешуйчатым!

– Хорошо, – буркнул он, – собирайтесь, чуть свет выступаем.

* * *

Семеро детей, мелких, ему не выше пояса, жались к своим воспитательницам, с опаской глядя на чужака. Высокий, широкоплечий, с угрюмо наклоненным вперед лбом и взглядом, точно высматривающим, куда половчей нанести удар, – он и впрямь был страшен. Пройдя мимо женщин, Лешага приблизился к тюкам, заплечным мешкам, связкам книг, лежащим чуть в стороне.

– У вас есть повозки?

– Нет, – ответил Марат.

– Мулы?

– Откуда бы? – юнец, похоже, начинал злиться.

– Тогда кто это все понесет? – ученик Старого Бирюка перевел взгляд на женщин и мелкоту, жмущуюся к их ногам.

– Но вы же такой сильный… – начала одна из них.

– Стражи не носят грузов. – Лешага с презрением отвернулся. – Руки всегда должны быть свободны.

– Но здесь же все ценное, – робко возразила Зарина.

Леха хмыкнул, поднял за лямку один из заплечных мешков, в нем что-то звякнуло.

– Перепаковать. Сложите все плотнее, тяжелое вниз, легкое наверх. Все, что может звенеть, кладите порознь и оборачивайте тряпками. Воду не забыли?

– Полные бурдюки.

– Это хорошо. Провизия?

– На руку дней хватит, если понемногу, – отозвалась Зарина. Лешага скривился: в походе сил нужно куда больше, чем если сидеть в норе, а уж таким ходокам, как чешуйчатые, и подавно. Женщины молча принялись за работу.

– И чтоб не звенело! – напомнил воин. – Как говорится: кто тихо идет, далеко дойдет.

– Тише едешь, дальше будешь, – забывшись, поправила Зарина. – Имеется в виду, что если не спешить, можно достичь большего.

– Действовать нужно без спешки, но быстро, это верно, – глядя на жуткого вида существо, посмевшее ему перечить, согласился Леха. – Но не в том дело. Тот, кто идет тихо, не привлекает лишнего внимания, вот в чем суть. А внимания нам привлекать не следует. Не ровен час, прорвы опять нагрянут, что делать будем?

– Умирать, – со вздохом констатировала одна из воспитательниц, обнимая жавшегося к ней мелкого страшилу.

– Э, нет, – страж еще раз глянул на «караван». И зачем только он с ними связался?

– Марат, ко мне, бегом! – горе-охранник не заставил повторять. – Сам видишь, – начал Лешага, – этаким стадом нам не дойти. Если в верховьях переправу снесло, не сегодня завтра сюда раздольники пожалуют, да и прорвы вряд ли ушли далеко, могут вернуться.

– Да что им здесь делать?

– Караваны как-то переправлять нужно, – пожал плечами Лешага. – Устои старого моста целы, заново настил положи и жди гостей – место для засады отменное. – Он вдруг задумался. Не в первый раз ему доводилось тянуть нитку в Катинбунк. Чаще по старой переправе, выше по течению. Но и в этих краях однажды ходил. Тогда пришлось неподалеку перевоз ладить, моста не было. А тут его вдруг кто-то настелил, а затем взорвал.

Он вспомнил прорв. Тяжести на таких перетаскивать в самый раз – пожалуй, и древесный ствол в одиночку этакая тварь утащит. Но кто-то же приказал им сделать это, организовал строительство переправы, и главное, в нужный момент смог разрушить деревянный настил. Для такого дела особое умение потребуется!

Лешага вновь поглядел на торчащие из воды рукотворные скалы, построенные древними. Кое-где бревна настила еще сохранились – длинные гладкие стволы, аккуратно перевязанные лыком, для прочности схваченные по краям и в середине крепкими поперечинами. Кто бы ни строил, делал он это основательно. Пожалуй… Лешага глянул на мутную непрозрачную реку, затем снова на остатки переправы.

– У вас есть веревки?

– Есть. Что нужно завязать?

– Нужно сбросить в воду вон ту часть моста. – Он ткнул пальцем. – Мы не пойдем берегом, сплавимся на плоту. Иначе всю эту поклажу не утащить.

– Так ведь там же… – Марат понизил голос, – там живоглот.

– Где?

– Под водой, – боязливо прошептал юнец.

Лешага не раз встречал в Диком Поле всяких мерзких тварей, норовящих сожрать его на обед, даже не вытряхивая из сапог. Что скрывать, до недавнего времени он и чешуйчатых таковыми считал, но с живоглотами прежде сталкиваться не доводилось.

– Ты его видел? – с сомнением уточнил воин. – Или бабки рассказывали, чтоб вы к реке не совались?

– Голову видал, честное слово! Вот такенная! – Марат раскинул на полный мах руки. – Зубищи с палец, пасть длинная и вся ими усаженная, а глаза, будто насмешливые. Увидел меня, как заверещит, как завизжит, я с перепугу чуть в воду не сверзился!

– Мерзкая тварь, – согласился Леха, подумав про себя, что, возможно, неведомая зверушка сама до жути перепугалась, увидев перед собой чешуйчатого. – Ну да она в воде, а мы-то будем на плоту. Главное, чтобы дети от страха чего не начудили. Ну и тетки, ясное дело. – Ему вдруг почему-то стало не по себе от того, что он назвал таким пустым бездушным словом Зарину. На вид, особенно днем, она, конечно, выглядела жутко, но, Лешага с удивлением осознал это – ему было интересно ее слушать. – Ладно, – он отогнал неприятные мысли. – Пошли за веревками, нам еще настил к делу приспособить надо.

* * *

Длинный плот медленно скользил по течению. Марат и Лешага попеременно налегали на рулевое весло, установленное на треноге, стараясь держаться середины реки. Из шалаша, сооруженного посреди транспортного средства, долетали слова Зарины:

– … как рассказывали старики, в прежние времена, до Того Дня, люди достигли таких невероятных успехов во всяких знаниях и умениях, что научились даже летать. Вот посмотрите на эти картинки. Видите? Эти железные птицы назывались самолетами.

– Я тоже хочу летать, как птица! – встрепенулся один из малышей. Лешага прислушался. Схожие рассказы он слышал в детстве в родном селении, когда просил учителя объяснить, почему это Луна, время от времени различимая среди низких облаков, ночной порой бывает то круглая, то острая, словно коготь, а то смахивает на половину лепешки.

– Может быть, еще и полетишь, – отвечала маленькому воспитаннику Зарина. – Но пока слушай дальше. Когда люди научились летать уже совсем высоко, они смогли долететь до самой Луны. Вот, посмотрите, это планеты Солнечной системы, все они вращаются по орбите вокруг Солнца. Ближайшие к Солнцу – Меркурий, затем Венера…

Лешага хмыкнул, этого учитель им не рассказывал, но, впрочем, зачем теперь знать, есть ли вокруг Солнца другие планеты или нет? Он и о Луне-то не сразу поверил, что это такая же планета, как Земля, только поменьше.

– Так вот, – продолжала Зарина, – когда люди смогли долететь до Луны, они нашли там такое вещество – гелий-3, с его помощью можно было получить столько энергии, сколько захочешь.

– А что такое энергия? – спросила одна из девчонок.

Зарина на мгновение замолчала, обдумывая, как объяснить детям то, о чем и сама-то имела не совсем ясное представление.

– Это то, что может осветить твой дом ночью ярче, чем днем, что может согреть в холодную зиму. И много, много еще чего.

А когда нашли этот гелий-3, один человек, его звали Эдвард Ноллан, решил добывать его прямо на Луне. Он там построил огромный город, в котором и сейчас живет много тысяч людей. Целый флот таких крылатых машин возил их между Землей и Луной.

А в Тот День, – она помолчала, словно отдавая этим дань памяти всем погибшим, – он собрал самых умных, самых знающих, самых великих людей, сколько могли увезти его небесные аппараты, и вместе с ними отправился туда, – Зарина подняла руку кверху. – Старики утверждали, а они-то знали, что говорят, будто Ноллан и по сей день глядит на Землю с Луны, и когда только решит, что время пришло, его люди вернутся и вновь превратят нашу планету в цветущий сад.

А вы для этого должны здесь все делать правильно и хорошо, как вас учат. И как только в небе увидите Луну, призывать и здесь, – она приложила руку к груди, – и тут, – ее пальцы коснулись губ, – Ноллана вернуться на Землю.

Лешага вздохнул. О Ноллане он слышал и прежде. Говорили разное, одни, также как Зарина, считали его мессией, которому суждено вернуться и спасти Землю, другие утверждали, что Ноллан со своими людьми хотел захватить планету и что едва удалось изгнать его на Луну. Однако, улетая, он и устроил Тот День. Леха подумал, что как-нибудь, не при детях, следует рассказать Зарине об этом. Кто знает, где правда, но лучше не тешить себя пустыми надеждами.

С этой мыслью он налег на рулевое весло и вдруг увидел шипастое бревно, черное, с прозеленью, плывущее за плотом. «Нет, – вдруг осознал Лешага, глядя на то, как вода обтекает неведомый предмет, – это не бревно, оно плывет куда быстрее плота». Словно в подтверждение его слов, «бревно» вдруг открыло два насмешливых глаза. И распахнуло зубастую пасть.