Глава 4

Скатертью дорога тебе, добрый молодец.

Василиса Премудрая

«То не громы над Псковом ударили, то не молнии сверкнули под Изборском, то ударили витязи русские, то сверкнули мечи их булатные…» Слова эти, распевно произносимые надтреснутым, но сильным голосом, доносились до меня с соседнего возка, сопровождаемые перебором гусельных струн и скрипом множества колес. Воинство Володимира Муромца готовилось всей своей невиданной для Руси мощью обрушиться на одинокую княжью дружину потомка брата великого Рюрика Трувора, не пожелавшего признавать выскочку и онука крестьянского. Клубилась меж вековыми дубами пыль, поднимаемая тысячами коней богатырских на лесных дорогах, катились возы с доспехами и провиантом, шли пешие отряды оружных воев постоять за землю русскую.

Пользуясь временной передышкой, я отдыхал, лежа в возке, все еще окончательно не придя в себя после схватки с медведем.

– Эк тебя плющит-то, – усмехнулся, подъезжая поближе, Лис, уже обретший свою привычную непринужденность. – С чего бы это вдруг?

– Сам бы попробовал.

– А со стороны поглядеть, так явно заказной бой. Секунд десять ты перед ним танцевал ламбаду, а потом, когда мишка решил составить тебе пару, ты на него напал и зверски избил.

– Лис. – Я страдальчески поморщился.

– Шо Лис, ну шо Лис, – издевался напарник. – Я даже тотализатор не успел открыть, как ты его нокаутировал. Ну разве это по-товарищески? Будь я режиссером на съемках кина, ей-богу, заставил бы переснимать дубль.

Я вспомнил страшные медвежьи объятия, щелкавшие над головой челюсти, никогда не знавшие зубной пасты, скрежетание когтей по яцериновой^[12] кольчуге и отвернулся, стараясь скрыть вновь подступившую дурноту.

– Кстати, Вальдар, – не унимался венедский зубоскал, – поведай мне в качестве дележа опытом: это ж как нужно схватить бедную тварь, чтобы наковырять в ней столько скважин? Порвал, шо Бобик грелку!

– В каком смысле?

– В смысле шестнадцати дырок.

– Почему шестнадцати? – удивился я, пытаясь поточнее разделить шестнадцать на пять.

– Я почем знаю?! Четыре серии по четыре дырки.

– Почему по четыре?

– Ты меня спрашиваешь?! – возмутился Лис. – Можно подумать, это я ведмедыка закатував. Но дыры очень глубокие. Словно ты его когтями рвал.

– Ничего не помню, – вздохнул я. – Он меня, видимо, лапой по голове зацепил, потому что у меня потом еще полдня картинка мелькала то цветная, то черно-белая.

– Не цеплял он тебя лапой, это я тебе точно говорю.

Я молча пожал плечами.

– Ладно, подследственный, допрос с пристрастием отложим на более позднее время. Вон тебя Кнут разыскивает. – Он хлестнул коня. – Позже договорим.

Преданный слуга Хельмута Штолля, приведший из Старой Руссы в армию Муромца обоз с провиантом, купленный Ганзой, ждал прохождения войск, чтобы отправиться в обратный путь.

– Добрый день, господин рыцарь. – Поравнявшись с моей телегой, Кнут предупредительно поднял свой колпак и состроил такую участливую мину, что стал неуловимо похож на фреску «Дева Мария, скорбящая над сыном». – Хозяин велел узнать, как ваше здоровье. Если вы еще не поправились, он просил передать вам эту мазь на пчелином яде, которая быстро вернет былую силу.

Он склонился ко мне, протягивая опечатанный сургучом глиняный кувшинчик, и, зыркнув вправо-влево, прошептал:

– Хозяин велел вам узнать у Муромца, с чем связана покупка кораблей и собирается ли он идти в поход на Ревель и Ригу. Если да, в Пскове найдите любого ганзейского купца и передайте ему этот кувшинчик для Хельмута Штолля с благодарностью.

– Это все? – отрезал я.

– Нет, – со все той же ласковой интонацией произнес Кнут, поднимая на меня холодный, как балтийская зима, взор. – Хозяин велел вам напомнить, что ваше место не в телеге, а подле Володимира Ильича. Так что выздоравливайте скорее, господин рыцарь, – закончил он значительно громче, выпрямляясь в седле, – герр Штолль надеется скоро видеть вас в добром здравии.

– Але, Капитан! – донеслось до меня. – Шо хотел этот брат милосердия?

Я хмыкнул:

– Держись крепче. Главный врач велел выяснить, с чего бы это вдруг в Новгороде начали скупать корабли и не собирается ли наш былинный герой идти войной на Ливонию.

– Не понял. С какого бодуна? – возмутился Лис. – Что, в Новгороде уже и пару кораблей продать нельзя?

– Продавать можно. Их тут каждый день продают-покупают. А вот «утка» насчет резкого увеличения флота Ганзы под муромским соусом – это уже был некоторый перебор.

– Кто бы мог подумать, что у местной публики столь нежные желудки? – попытался оправдаться Лис.

– Да нет, с желудками у них все в порядке. Они просто думают в заранее заданном направлении. Посуди сам: у Ганзейского союза сейчас практически полная монополия на торговлю в Балтийском и Северном морях. Их в этом деле поддерживает Тевтонский рыцарский орден, получающий свой процент за охрану и осуществляющий связь между Ганзой и императором Священной Римской империи. Кстати, политика оного весьма во многом направлена на защиту Ганзейского союза. Теперь Ганза вложила, насколько я понимаю, немалые деньги в революцию на Руси. Как мы уже видели, в этом деле на паях участвуют и Господин Великий Новгород, интересы которого во многом совпадают с Ганзой. Но не совсем.

– Что ты имеешь в виду? – серьезно отозвался Лис, выслушивая мои тезисы к будущему докладу.

– С недавних пор у Новгорода появился весьма опасный конкурент – Ливонский рыцарский орден. Принадлежащие ему порты Ревель и Рига значительно более удобные для морской торговли, чем изрядно отстоящий от побережья Новгород. Конечно, Ганза заинтересована подчинить эти земли своему влиянию, но, видимо, этот вопрос для них не первоочередной. А быть может, ганзейцы планируют его решить при помощи Тевтонского ордена. Здесь пока информации ноль, но ясно другое: массовая скупка кораблей – а я так понимаю, что большую их часть скупили новгородцы, – в глазах Ганзы означает только одно – планируемый Муромцем поход на Ливонию. То есть смена Володимиром Ильичем, так сказать, своих хозяев.

– М-да, дела! Ты думаешь, он запродался немцам?

– Если б все было так просто, – вздохнул я. – Если бы Муромец, как ты говоришь, запродался, вряд ли Штолль нанял бы меня за ним надзирать.

– Ага, а за тобой он приставил надзирать Кнута, а за ним еще кого-то, и так до бесконечности. Ты же знаешь, торговый люд сидит на бабках, значит, всем верит и никому не доверяет.

– Во всяком случае, пока мы не узнаем, что творится в голове у Муромца, с докладом спешить нельзя.

– Нельзя-нельзя! А ты тогда чего здесь разлегся?! Нашел время помирать! На Гаваях кофе стынет!

Конный вестовой, пролетая вдоль колонны, притормозил скакуна возле моего друга, не давая ему развить свою мысль по поводу горящего отпуска и отлынивания начальства от выполнения возложенных задач.

– Ты будешь Лис Венедин? – поинтересовался всадник.

– С утра, во всяком случае, был, – отозвался командир венедских лучников.

– Муромец к себе кличет. Разговор у него есть.

Муромец поджидал моего напарника, восседая на спине огромного фризландского жеребца, мохноногого, длинногривого, топчущего землю копытами величиной с обеденную тарелку. Насколько я знал, еще десяток таких же, перевезенных специально под его седло, двигались в следовавшем за войском табуне, ожидая принять на себя без малого два центнера богатырского веса.

– Так, значит, ты и будешь Лис Венедин? – Володимир Ильич смерил собеседника долгим взглядом.

– Был, есть и буду, – отозвался мой друг. – А что, есть какие-то иные предложения?

– Да нет, – покачал головой полководец. – Зовись как пожелаешь. Я о другом тебя расспросить хотел. Мне тут сказывали, что той зимой ты невесту князя Олега Ярославовича в Изборск к жениху вез. Правда ли?

– Путают люди. Я не невесту, а ее старшую сестру сопровождал. Аделаиду, жену графа Шверинского. Но на свадьбе, было дело, гулял. Знатное веселье было.

– Хорошо, – перебил его Муромец. – Стало быть, ты и князя, и женку его успел рассмотреть?

– Да так. Кого ж на свадьбе-то разглядишь, чай, не смотрины.

– И то верно, – согласился Володимир Ильич. – Но ты-то лучник, у тебя глаз зоркий, что-то же небось да заприметил? Вот и поведай мне, что за птица князь Олег.

– У-у, батюшка. – Лис задумчиво поглядел в небо. – Орел-птица. Силенок у него, пожалуй, маловато, но когти во все стороны, чуть что не так, тотчас по темечку клюнет. Он же двенадцати лет от роду сиротой остался: псковитяне отца его на копья подняли, когда тот пытался им напомнить, что Псков в землях изборских стоит, значит, князю дань платить повинен.

Сказывают, княжич вместе с батькой был, да каким-то чудом спасся, но отца на рогатинах он воочию видел и псковитянам того не простил. Покуда те мыслью утешались, что княжич годами мал, он собрал верных отцовых дружинников да на переходе из Чудского озера в Псковское перенял торговый караван, идущий с товаром в Псков. Думаю, что те из горожан, кто после этой ярмарки выжил, надолго ее запомнят. Да вот только немного таковых осталось.

– Слыхал я о том сказ, – мрачно кивнул Муромец. – И о том, что ливонцы тем временем Юрьев себе захапали, слышал. Говорят, он после того без малого год Юрьев в облоге держал.

– Держал, – согласился Лис, – да только без толку. Сил-то у ливонцев куда как поболе будет. Хотя, сказывают, страху он на них нагнал немалого.

– Что и говорить, славный князь. Уж, почитай, сколько лет один против Ливонии край земли русской держит. Ведомо мне, первую его жену ливонцы в полон взяли?

– Взяли, – подтвердил Венедин. – Требовали, чтобы он принял вассальную присягу и впредь бы держал свои земли от ордена. Князь их и слушать не стал. Посадил посольство на лошадей задом наперед, ноги под брюхом связал да в таком виде из земли своей и выгнал. Так, сказывают, господа рыцари жену его, дочь полоцкого князя, в каком-то дальнем монастыре гладом и холодом морили.

– А я слышал, будто ее кинжалом закололи, – задумчиво произнес Муромец, похлопывая по холке своего огромного коня.

– Может, и кинжалом, – пожал плечами Лис. – Не в том суть дела. За смерть жены своей князь сторицей заплатил. Сколько замков порушил, сколько маетков пожег – и не счесть.

– Ливонцы, я так понимаю, тоже в долгу не оставались.

– Не без того, – согласился Лис.

– Да, славный князь, – вновь повторил Муромец. – Таких бы поболе. Жаль против него идти.

– А то не жаль! Коли его одолеем, кто границу охранять будет? Мы уйдем – ливонцам дорога откроется: хошь на Псков, хошь на Новгород.

– Верно речешь, Венедин, – задумчиво произнес Володимир Ильич, глядя вперед на колыхающиеся по ветру дружинные стяги. – Я вот что думаю, – продолжил он, устремляя на Лиса немигающий пристальный взгляд, – последнее дело для нас с изборцами биться. Миром все порешить надо.

– И то верно, – кивнул Лис.

– А коли верно, так слушай, – резко бросил богатырь. – Нужен надежный человек, князю лично ведомый, который бы к нему пробрался да растолковал, что нет нам резона с ним воевать. Одно дело делаем. Вот я и думаю: ты с ним из круговой чары пил, на язык, сказывают, боек, до всякого проворства ловок, стало быть, лучшего гонца и не сыскать.

– Оба-на! – Голос Лиса на канале связи был полон торжествующего энтузиазма. – Вот так вот, командир! Пока ты «в каталке бледен, недвижим, страдая раной», я счас на раз, два, три дипломатическую карьеру сделаю. Так что, если оклемаешься, приходи, я тебя по старой дружбе швейцаром устрою.

– Да ну тебя, – огрызнулся я. – Ты еще никуда не поехал, и уж тем более не вернулся, увенчанный лаврами.

– Так это мы быстренько! – Лис склонил голову перед Муромцем. – Мудро баешь, Володимир свет Ильич. Как ты сказал, так я и сделаю. Проберусь в княжий стан змеей неслышною, передам все от слова до слова. Соловьем разольюсь. Уговорю Олега Ярославовича не обнажать меча против войска нашего.

– Вот и славно. Как только передовые дадут знать, что дружина княжья супротив стоит, пойдешь туда послом.

– С превеликой радостью, – вновь склонился в поклоне Лис.

Однако время шло, а передовые разъезды, посланные Муромцем в поиск, все не докладывали и не докладывали о появлении изборской дружины.

– Не, ну это издевательство, – возмущался Лис, денно и нощно вынашивающий в голове страстные монологи, предназначенные для ушей князя Олега. – Мы на войне или куда? Он полководец или где? Шо он себе думает? Мы уже три дня в пути, а изборским духом даже и не пахнет!