16.

Знакомясь с затерянным в тайге хозяйством приятеля, Анатолий был потрясен. На большой поляне, окруженной вековыми соснами, высился добротный бревенчатый дом с мансардой, вокруг был разбит внушительных размеров огород с цветущими лиловыми букетиками картошки, зелеными зонтиками укропа, перьями лука, чеснока, ажурными метелками морковки и еще десятком других овощей. По периметру участка высились трехметровые столбы, увитые колючей проволокой.

На вершине самой высокой сосны был закреплен ветряк, лопасти которого лениво, но беспрестанно крутились, вырабатывая, как объяснил Валков, электричество. Для той же цели служили панели солнечных батарей, установленные на скатах крыши.

Не было ничего удивительного в том, что в доме исправно работали электроприборы. В холодильник Генка сразу же отправил скоропортящуюся снедь, доставленную с «большой земли». Радом стоял большой морозильник-ларь.

Заметив недоуменный взгляд товарища, Валков объяснил:

– Мясо придется добывать самим, здесь и будем его хранить, ведь не каждый же день ходить на охоту, да и зверей жалко!

– Обойдя владения друга, Сивцов воскликнул:

– Какое же это зимовье?! Это просто барская усадьба!

Генка хитро усмехнулся и горделиво заметил:

– Ты еще моего подвала не видел!

Чтобы попасть туда, потребовалось открыть вмонтированную в бетонный цоколь тяжелую дверь, о которой Анатолий подумал, что она такая же, как в бомбоубежищах. Впрочем, то, что Валков называл подвалом, оказалось настоящим бункером – туда вело несколько десятков ступеней. Когда они закончились, перед друзьями снова оказалась дверь, ничем не уступающая по массивности наружной.

Наконец, они очутились в самом «подвале». Это было огромное, сравнимое с размерами всего участка, помещение с бетонными стенами, разделенное на несколько отсеков. В одном размещалась система жизнеобеспечения с насосами, компрессорами, многочисленными приборами с красными и черными стрелками. Было также что-то вроде зала с рядами мягких кресел, несколько спален, обширная кухня, комнаты, предназначенные для каких-то занятий.

– Зачем тебе все это? – удивленно поинтересовался Анатолий.

– Как тебе сказать? – неуверенно начал Генка. – Это наш первый опыт, здесь отрабатывался проект автономного существования. – Он сделал паузу и, предупреждая вопрос следователя, заметил: – В общем, я не один это строил.

Сивцов подумал, что он мало что знает о жизни одноклассника. В переписке и разговорах по скайпу тот рассказал, что несколько лет назад у него умерла жена, и он, подняв на ноги всю областную медицину, не смог ей помочь. Дети разъехались: дочь поселилась в Краснодарском крае, сын – в Приморском. Чем занимался Валков кроме своей нейрохирургии, Анатолий даже не догадывался. И тут – такой сюрприз!

Но будучи человеком деликатным, Анатолий не стал расспрашивать друга о подоплеке рождения чудо-усадьбы посреди тайги. «Надо будет – сам расскажет», – подумал он, предчувствуя, что это произойдет довольно скоро.

Генка оценил тактичность московского следователя, он решил не продолжать оборвавшийся на сомнительной ноте разговор, предложив подняться наверх и ознакомиться с окрестностями.

По пути, еще в бункере, остановились у комнаты с железной дверью, откуда Валков вынес два карабина – «Тигр» и «Вепрь». Первый взял себе, второй отдал товарищу.

– Табельный пистолет здесь тебе не поможет! – бросил он Сивцову.

– А в отпуске он еще и не положен! – парировал Анатолий.

Они переоделись в походную одежду, надели ботинки с рифлеными подошвами и двинулись в путь. Странно, но, несмотря на безоблачное небо с будто нарисованным на нем солнцем, Сивцов не ощущал жары. Здесь, в тайге, дышалось в полную силу, а кожа оставалась сухой, без малейших признаков пота.

Выйдя за ворота, которые Генка сразу же запер за собой, приятели двинулись по узкой тропинке вглубь лесного массива. По пути попадались такие же, как под усадьбой Валкова поляны-елани, так что, как подумал Анатолий, здесь вполне можно было бы разместить целое поселение.

Неожиданно тайга расступилась, и открылась небольшая речка. Чистейшая вода выдавала горное происхождение этой таежной артерии, однако в месте, где друзья подошли к ней, вода предалась неге, лениво проплывая мимо берегов. Она осторожно огибала огромные плоские валуны, они высовывали спины и грели их на солнце. По ним, перепрыгивая с одного на другой, можно было легко перебраться на другую сторону. Но друзья, остановившись на середине реки, уселись – каждый на свой валун – и стали смотреть на воду.

– Какая красота! – воскликнул Сивцов. Он зачерпнул пригоршней воду и, смакуя, выпил ее до последней капли. – И вкуснота! – добавил он.

– А что еще надо человеку? – поддержал товарища Валков. – Большинство людей заблуждается, считая свои желания истинными. На самом деле они навязаны извне – обществом или, если точнее, теми, кто управляет им.

– Ты прав, – согласился Анатолий. – Но у каждого – свой взгляд на мир, и кому-то наверняка мало простых житейских благ.

– Все зависит от того, под каким углом человек смотрит на жизнь, – произнес Генка. – Представь себе человечество в виде поезда…

– Сначала локомотив, потом пассажирские, товарные вагоны и в самом хвосте – цистерны, – перебил его, продолжая мысль, Сивцов.

Валков хитро улыбнулся и торжественно изрек:

– Так ты знаешь! Ну что ж, тогда все упрощается.

17.

Илья Федорович Ульянов неожиданно для себя получил возможность стать отцом, да за это ему еще и пообещали платить. Для его с женой бездетной пары это было подарком небес. Они, будучи в браке полтора десятка лет, мечтали о ребенке, но собрать сумму, необходимую для усыновления или удочерения, вряд ли смогли бы и за втрое больший период. Чинуши с жадными глазами «за бесплатно» малышей не отдавали.

Илье было 10 лет, когда всю его деревню на западе Брянской области, оказавшуюся в зоне отчуждения после Чернобыльской катастрофы, спешно перевозили на автобусах за двести с лишним километров. Не разрешили брать никаких вещей, даже тетрадей и дневников, что ребят обрадовало. Огорчило, и намного сильнее, отношение жителей того села, куда их привезли.

В школе с чернобыльцами дети не садились за одну парту, а в старших классах девчонки никогда не соглашались с ними танцевать, не говоря уже о том, чтобы поцеловаться. Местные жители сторонились переселенцев, видимо, считая, что те привезли им радиацию. Поэтому к концу школы Илья решил избавиться от своего чернобыльского прошлого…

Он поступил очень просто: уходя на службу в армию, забрал из поликлиники и уничтожил свою личную медицинскую карту. А уже «дембельнувшись», остался в Татарстане, где служил, и никому не стал говорить о том, что он из «зоны». Тут ему, конечно, очень помогло обстоятельство, что он появился на свет «в гостях», и место рождения, проставленное в паспорте, было весьма далеко от его родной загрязненной радионуклидами деревни.

Жизнь складывалась неплохо, и девушки уже не шарахались от него, как от чернобыльского «ежика». Наконец, он выбрал из них одну-единственную, которую и взял себе в жены. Она тоже не была коренной жительницей Казани, но место ее рождения – где-то в Калужской области, ему ни о чем не говорило.

Беда обрушилась внезапно. Веру, жену Ильи, уже ожидавшую ребенка, направили на какую-то очень мудреную экспертизу, результаты которой были для нее ошеломляющими: у плода были выявлены генетические отклонения, несовместимые с жизнью. По настоянию врачей от него пришлось избавиться. Тогда же выяснилось, что оба супруга получили незавидное чернобыльское «наследство». Больше попыток обзавестись потомством они, боясь повторения проблем с генами, не предпринимали.

И вот спустя много лет в один из выходных дней прожурчал звонок телефона, и мягкий мужской голос поинтересовался, не хочет ли семейная пара усыновить мальчика трех лет от роду. Даже если бы это было мошенничеством, Илья Федорович ни минуты не раздумывал бы о том, что нужно делать. Он сразу же прокричал:

– Да, конечно, мы согласны.

Незнакомец назначил встречу в одном из кафе. Это был солидного вида мужчина с блестящими курчавыми волосами без каких-либо признаков седины, хотя на вид ему вполне можно было дать пятьдесят лет.

– Яков Захарович, – представился он, протянув руку.

Илья Федорович несколько нерешительно откликнулся на приветствие, но, ощутив располагающее к себе тепло ладони незнакомца, почувствовал к нему что-то вроде доверия. Но чтобы оно полностью победило, нужен был ответ на двойной вопрос: зачем затевается усыновление и почему для этого выбрали семью именно Ильи Федоровича.

На второй вопрос кудрявый мужчина ответил непринужденно и просто:

– У мальчика, который остался без родителей, такая же фамилия, как у вас. Поэтому, как говорится, сам бог велел вам стать его отцом!

Ульянов на минутку задумался, а потом поинтересовался:

– А как зовут мальчика? Володя?

– Вашей прозорливости можно позавидовать, – добродушно рассмеялся собеседник. – Его имя действительно Владимир, правда, не Ильич, как вы, возможно подумали, а Анатольевич.

– Но в нашей семье он станет Ильичом? – не то спросил, не то предположил Илья Федорович.

– Ну конечно, – ответил Яков Захарович. – И можете не волноваться, все будет оформлено по закону, безо всяких подводных камней.

– Да, дела… – задумчиво произнес Ульянов и замолчал.

Собеседник тоже выдержал довольно продолжительную паузу, отхлебнул из принесенной официантом чашки глоток чая и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– А что касается вашего первого вопроса, то позвольте нам не раскрывать карты. В свое время вы все узнаете. Сейчас же я могу сказать, что в условия нашего с вами договора мы внесем только одно требование: не мешать тому, что будет происходить с мальчиком. Заверяю вас, ничего, что могло бы омрачить вашу жизнь, не планируется. Зато к радости обретаемого вами отцовства, а вашей женой – материнства мы добавим еще кое-что, – здесь голос «кудряша» зазвучал с особым пафосом.

– Что именно? – поторопился уточнить потенциальный приемный отец.

– У вас будет хорошая просторная четырехкомнатная квартира в центре Воронежа, – задумчиво произнес Яков Захарович.

Ульянов опять задумался. До сих пор он с супругой живет в общежитии, хотя и в отдельной комнате. О своей квартире, тем более, такой большой, он даже боялся мечтать. Да и переезд в чужой город его совершенно не пугал. Так будет даже лучше: там, где их никто не знает, не станут и задавать неудобных вопросов о сыне. И все-таки Илья Федорович колебался: он не знал, какую цену назначит неожиданно объявившийся благодетель за «райскую жизнь»?

– Если я откажусь, вы, конечно, найдете более сговорчивого человека, – сказал, наконец, он. – Но, как я понимаю, это потребует времени, которого у вас, видимо, нет. Ведь вам нужен будет Ульянов, да еще и бездетный, правильно, – обратился он к собеседнику.

Тот молча кивнул, а Ульянов продолжил:

– С другой стороны, мне нет резона отвергать ваше поистине царское предложение. Я соглашусь, только скажите честно, чем мы будем платить за такое счастье?

– Ну что ж, я был готов к вашему вполне справедливому желанию знать все, – как бы еще раздумывая, давать ответ или нет, проговорил Яков Захарович. – Каждый день с пяти до шести вечера ребенок должен будет оставаться один в своей комнате. Вы заходить туда не должны. И время от времени вас будет посещать телевидение и снимать то, что скажет ваш приемный сын. Это все, больше никаких услуг от вас мы требовать не будем.

– Я согласен, – сразу же выпалил Илья Федорович. Видимо, его такие условия вполне устраивали. – Думаю, что и со стороны супруги возражений не будет.

– Ну, вот и прекрасно, – благодушно произнес собеседник. – В ближайшее время мы вас обо всем известим.