Глава 11
Империя красного дьявола

 
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
 

Пушкин, «К бюсту завоевателя»

Из Свободного Упр. Амр. № 1546 а

9/3 10¹⁰

Политуправление МПС тов. Чебаненко А.Г.

Копия: Редакция ГУДОК

С получением извещения ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР о кончине Иосифа Виссарионовича СТАЛИНА по инициативе политотдела Могочинского отделения, начальник политотдела тов. Елисеев, и руководства отделения, начальник отделения тов. Басенко, работниками Могочинского отделения 7 марта в трудных условиях сделано траурное оформление бюста товарища СТАЛИНА высотою в 4–5 метров, установленного в 1935 году на скале высотой 80 метров между станциями Семиозерная и Амазар Амурской дороги.

На скалу к бюсту товарища Сталина подняли рельсы для укрепления траурного оформления, произвели сварные работы, с помощью канатов люди поднимались на скалу к бюсту, где на 5-метровых шестах вывесили траурные флаги размером 2 на 3 метра. Под бюстом на 8-метровом траурном полотне сделана надпись: 5-го марта в 9 часов 50 минут вечера скончался Председатель Совета Министров СССР и Секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович СТАЛИН.

Бюст товарища СТАЛИНА виден за 6–8 километров, в ночное время освещается прожекторами и с поездов обоих направлений хорошо виден. Пассажирские машинисты депо Могоча просили у отделения дороги разрешения проезжать мимо бюста с сокращенной скоростью и обязались потерянное время нагонять в пути. На это отделение дороги разрешило установить скорость 5 км в час на участке в 300 метров.

С 7 марта пассажирские поезда обоих направлений стали здесь сокращать скорость до 5 км в час и во время проезда этих 300 метров машинисты стали давать салют непрерывным свистом паровоза. На станциях Могоча и Ерофей-Павлович стали объявлять по радио пассажирам о бюсте товарища СТАЛИНА на скале, который им предстоит проехать, и как его лучше увидеть. Кроме этого на этих станциях даются указания радиостанциям в поездах, чтобы они предупреждали пассажиров о приближении к бюсту и куда нужно смотреть, чтобы лучше видеть.

Неизмеримое желание пассажиров увидеть величественный бюст дорогого товарища СТАЛИНА в эти скорбные, тяжелые минуты свидетельствует телеграмма начальника поезда № 42:

Петровского завода ЗБК № 38827 8/3

7⁴²

Содействуйте введению поезда № 42 в график. 9 марта в 12 часов поезд должен проследовать Семиозерный – Амазар, где бюст товарища СТАЛИНА, высеченный на скале.

Начальник поезда № 42

/Мучник/

Пассажиры и начальник поезда, только вступив на Заб. землю, проявили беспокойство о нагоне опоздания поезда (2 ч 40 м), чтобы в исторические, незабываемые минуты взглянуть на бюст товарища СТАЛИНА, отдать честь и проститься с ним.

Мною дано указание заместителю Подора^[8] Забайкальской ж/д тов. Золотухину принять все меры для введения поезда № 42 в график и проследить за ним. Руководством Подора, тов. Голядкиным, и Руководством дороги также этот поезд будет взят под особый контроль. На 300-метровом участке с обоих концов сейчас установили знаки предупреждения о подходе поезда к бюсту товарища СТАЛИНА.

Инструктор политуправления МПС

/Панков/

…

Из Свободного Упр. Амр. № 1624 а

9/3 19¹⁸

Политуправление МПС тов. Чебаненко А.Г.

Копия: Редакция ГУДОК

К телеграмме № 1546 а от 9/3

Поезд № 42 на Забайкальскую дорогу вступил с опозданием на 2 часа 40 минут. По инициативе начальника поезда тов. Мучника и просьбе пассажиров была дана телеграмма начальникам Забайкальской и Амурской дорог о введении поезда в расписание с тем, чтобы он проследовал бюст товарища СТАЛИНА, установленный на скале между станциями Семиозерный и Амазар, в 12 часов.

На Забайкальской дороге поезд нагнал 1 час 22 минуты, на Амурскую дорогу вступил с опозданием на 1 час 08 минут. Со ст. Ксеньевская до ст. Могоча машинист паровоза № 25367 член партии тов. П.И. Ивашов Могочинского депо и главный кондуктор, член партии тов. И.З. Битюгов Могочинского резерва сделали нагон 49 минут. На ст. Могоча поезд был встречен руководством отделения дороги и политотдела отделения. Для дальнейшего следования поезда № 42 был специально подготовлен паровоз № 25310 – оформлен в трауре, впереди портрет товарища СТАЛИНА и траурные знамена.

Смена мастера пункта технического осмотра Могочи тов. Летникова обработала поезд за 15 минут, стоянка поезда была сокращена на 19 минут, и поезд вышел по расписанию. Большую работу в продвижении поезда также проделали диспетчер Могочинского отделения тов. А.И. Ионов – беспартийный, и дежурный по отделению тов. С.С. Конь – член партии. Вели поезд машинист Могочинского депо тов. Н.И. Ходулин – беспартийный, и главный кондуктор из Ерофей-Павловического резерва тов. Л.М. Тарасенко – беспартийный. К бюсту товарища СТАЛИНА поезд прибыл на 20 минут раньше расписания и остановился ровно в 12 часов, т. е. в момент погребения товарища СТАЛИНА. Машинист произвел салют паровозным гудком в течение 3-х минут, пассажиры сошли с поезда и с глубоким прискорбием попрощались с дорогим вождем и учителем ИОСИФОМ ВИССАРИОНОВИЧЕМ СТАЛИНЫМ, обратившись к его величественному бюсту.

По просьбе пассажиров поезд простоял у бюста 13 минут, после чего отправился по расписанию. В разговоре со мной по телефону начальник поезда тов. Мучник и главный кондуктор тов. Тарасенко передали, что пассажиры поезда были глубоко тронуты работой и вниманием стахановцев железнодорожного транспорта, в особенности, в этот незабываемый, скорбный, траурный день – день прощания с любимым вождем, и просили руководство отметить работников, участвовавших в продвижении поезда и его обслуживании. Со своей стороны считаю, что люди, отличившиеся в изложенной выше работе, достойны награды. Тов. Золотухину дано указание на этот счет.

Пассажиры поезда с бригадой проводников и других работников по обслуживанию поезда готовят письмо-соболезнование на имя Ц,К КПСС и Совета Министров. Завтра должна состояться встреча Руководства дороги и Подора с пассажирами поезда и обслуживающим персоналом непосредственно в поезде при прохождении перегона от ст. Свободный до ст. Михайло-Чесноковская, а, если потребуется, то и дальше.

Инструктор политуправления МПС

/Панков/

* * *

Сергей Васильевич Панков умер на 60-ом году жизни от инфаркта, случившегося с ним жарким июньским днем 1956 года. Скундину он приходился неродным дядей, являясь мужем материной сестры, тети Веры.

На кладбище некоторые выступавшие помимо обязательных слов о «незаменимой потере», о «честном, истерзанном сердце», о «земле, которая пусть ему будет пухом», сетовали также на жару, которую не смогло выдержать больное сердце «замечательного человека». Потом на поминках Скундин, уже изрядно выпив, решил высказать еще одну, на его взгляд, немаловажную причину смерти неродного ему по крови, но родного по мироощущению человека, который многому научил его: XX съезд партии. Но его, тут же, оборвал один из партийных функционеров из Политуправления МПС, предложив еще раз «просто помянуть нашего незабвенного Сергея Васильевича»…

На «девять дней» Скундин не поехал, сославшись на работу. На самом деле, в тот день – «день представления души Сергея Васильевича перед Богом», Скундин решил сделать то, что вменил себе в обязанность сразу после того, как услышал печальную весть – перенести на бумагу всё, сказанное Сергеем Васильевичем во время их последней встречи, произошедшей примерно за неделю до смерти.

«A-а, Николай, – сказал он, – проходи, проходи…» – начал писать Скундин и задумался: какая-то тревожная мысль появилась вдруг в голове. Он попытался понять, откуда она взялась, но так ни в чем и не разобравшись, продолжил писать и дописал всё до конца. Но после этого тревога только усилилась, и Скундин решил вспомнить весь тот день:

Было воскресенье. Развезя утренние газеты, он около 11 часов вернулся домой. Хотел, как обычно, лечь поспать, но мать попросила его «съездить к Вере», чтобы возвратить ей долг в 500 рублей. Скундин быстро переоделся и поехал. Он любил навещать тетку с дядькой, возможно, потому что они всегда принимали племянника с радостью и хлебосольно, как родного сына – их единственный сын Саша погиб или, как было написано в Похоронке, «пропал без вести» в сентябре 1941 года…

Но в этот раз вид тети Веры, открывшей ему входную дверь, был совсем не радостный. Оказалось, что Сергей Васильевич только два дня назад вернулся из больницы, где пролежал три недели с воспалением легких, и выглядел он очень неважно: огромные мешки под ввалившимися глазами, постоянный кашель, осипший голос. Он сидел за столом, одетый в толстую шерстяную кофту, и перебирал какие-то бумаги…

– A-а, Николай, – сказал он, – проходи, проходи, рад тебя видеть. Верочка, сооруди-ка нам что-нибудь общеукрепляющее!

– Сережа! Тебе же врачи не разрешили… Да, у нас уже и нет ничего… Ну, хорошо, хорошо… если только самую малость, – сказала тетя Вера, – но только – потом в постель! Вот Коля, – обратилась она ко мне, – всё утро уговариваю его лежать, а он ни в какую. Может, ты его уговоришь?

– Постараюсь, тетя Вер…

– Постарается, постарается… а мы, пока ты сходишь в магазин, побеседуем, да? – и, не дожидаясь ответных реплик, Сергей Васильевич начал говорить, говорить медленно, преодолевая кашель и сипя до потери голоса, излив в том своем монологе, наверное, всё самое главное, накопившееся в течение его жизни:

– Слышал последнюю новость? Руководство МПС распорядилось взорвать скалу с головой Сталина на Забайкальской дороге. Якобы, из-за угрозы обрушения скалы, а, на самом деле, конечно, в порядке исполнения наказов нового царя Никиты… Что? Судя по твоему виду, ты даже не знаешь, что был такой памятник… Ну, в принципе, ничего удивительного: знать все наставленные по стране памятники Сталину, конечно, невозможно… A-а, вот, нашел. Это дубликаты моих телеграмм… Когда умер Сталин, я находился в командировке в Амурской области, вот мне и пришлось поучаствовать там в организации траурных мероприятий. На, почитай… А я пока пойду прополощу горло…

– Ну как? Дочитал? Ну что, разочаровал тебя дядька своей, так сказать, верноподданностью? – спросил он, вернувшись, – А что я мог в той ситуации сделать? Ну, выгнали бы меня с работы к еб… матери… это в лучшем случае… а то и статью припаяли. А это задело бы и Веру, да и всех вас… А, с другой стороны, – пассажиры того поезда… в Свободном я после разговаривал с начальником поезда, и он, наверняка, не врал, когда говорил, что многие люди там, у скалы, плакали искренними слезами…

Тут его голос вдруг задрожал, и мне показалось, что он тоже сейчас заплачет, но он быстро взял себя в руки и продолжил, всё также медленно выбирая слова:

– М-м-да… люди… народ… В последнее время я много об этом думаю… Вот Сталин… он же, как никто, презирал людей, не верил никому, не знал и знать не хотел чужие насущные нужды, но, заметь, народ в целом, я имею в виду, в первую очередь, русский народ, он очень хороню чувствовал и даже ценил. Парадокс? Ничуть. Незнание людей или, точнее, представление о людях, как об одинаковых человечках, наделенных всевозможными пороками, компенсировалось у него знанием всего двух принципов… Первый, самый общий – основная сила любого народа состоит в следовании привычному, устоявшемуся укладу жизни. Второй, специфический, подмеченный Екатериной Второй (а Сталин был очень начитанный человек) – основное достоинство русского народа заключается в его образцовом послушании… «Каждый человек, в первую очередь, должен думать о благе государства, и только потом – о своем собственном», – провозгласил он, и ведь его послушались, стыдясь и боясь даже роптать на условия, в которых им приходилось жить по воле дорогого и любимого вождя… М-м-м, мне надо сходить кое-куда, а ты пока обдумай, что я сейчас тебе сказал…

– Дядя Сереж, а ведь вы противоречите сами себе, – сказал я, когда он вновь уселся за стол, – помните, как вы в прошлый раз крыли Хрущева за его доклад на съезде, а теперь, оказывается, Хрущев был прав?

– Ну-у, Николай, как же ты не понял? Ругая тогда Хрущева, я вовсе не хвалил Сталина. Вот, как ты думаешь, зачем Хрущев сделал этот доклад?

– Как зачем? Чтобы разоблачить культ личности Сталина. И, сделав его, Хрущев, как считают многие, проявил большую смелость…

– Да брось ты! Критиковать отдельные, отрицательные черты характера мертвого человека… А у кого их нет? Не-ет, Хрущев ничем не рисковал. Как говорили французы, «король умер – да здравствует король». Русским людям четыреста лет вбивали в голову, что у них должен быть царь, а тут после смерти царя Иосифа они уже три года без царя. А поскольку свято место пустым быть не должно, вот Хрущев и решил занять его. Для этого и доклад сделал… Он же в нем не только Сталина обоср…, но и своих нынешних соратников: и Маленкова, и Ворошилова, и Булганина… А для чего? Чтобы точно так же, как Сталин, единолично руководить Красной Империей, чтобы так же как Сталин и все предыдущие цари, эксплуатировать убогое «русское образцовое послушание». Ха, он что-то там вякал о возвращении ленинских принципов партийной жизни… Но я что-то ничего не слышал, чтобы он после XX съезда ввел, хотя бы лично для себя, партмаксимум, или о своем переходе в рядовую парторганизацию какого-нибудь завода, где его мог бы критиковать, и в хвост и в гриву, любой простой слесарь. Я уж не говорю о необходимости самокритики, как считал Ленин, важнейшей черте руководителя, препятствующей его зазнайству. Критикует ли себя Хрущев в своем докладе? Кается ли в своих ошибках? Как бы не так! Напротив – одни самовосхваления, и, читая доклад, складывается впечатление, что будь он, а не Сталин, руководителем государства, или будь Сталин не таким упертым и прислушивался бы к его, Хрущева, советам, не было бы ни репрессий 37–38 годов, ни страшных людских потерь в Великой Отечественной войне… Ох, и наворочает дел этот хитрый дурак, может даже и мировую войну развязать, если у него всё пойдет совсем плохо… А, да ну его к черту… Сталин-то, безусловно, и хитрее, и умнее был… но особенно у него было развито поистине звериное чутье самосохранения…

– Это почему? Что вы имеете в виду?

– А, интересно? Я ведь тебе сегодня с самого начала хотел рассказать о том, что думаю о Сталине… а ты меня перебил этим… Хру… – тут щелкнул замок входной двери, – а вот и Вера. Ну, мы сейчас пообедаем, а потом вернемся к нашему разговору. Согласен? Ты никуда не торопишься? Вот и прекрасно… Ха, анекдот вспомнил, «про лень». Слышал? Нет? Ну, как же…

Сидят двое в КПЗ. Один спрашивает другого: «Тебя за что взяли?» – Тот отвечает: «За убийство. А тебя?» – «А меня за лень» – «Как это, за лень?» – «А вот как: сидели мы вчера вечером с приятелем у него на кухне, разговаривали… когда возвращался домой, думал: сейчас пойти или утром… да лень-матушка одолела – решил отложить до утра, да и спать хотелось… теперь вот здесь».

– Ха-ха, хорошо… О-о-о, Тетя Вер, сегодня у Вас моя любимая холодная телятина… да еще к «Мадере» салат «Оливье»…

* * *

– Дядя Сереж, как там у Пушкина: «Бог веселый винограда позволяет нам три чаши выпивать в пиру вечернем»?.. – сказал я, отставляя бутылку «Мадеры» подальше от дяди Сережиной руки, потянувшейся к ней с целью нарушить «пушкинский завет».

– Но ведь еще не вечер, – возразил он.

– Нет, нет, и нет! – это сказала тетя Вера, а я еще добавил, – дядя Сереж, вы же обещали досказать мне…

– Ну, хорошо, хорошо, – вздохнув, согласился он, – да я всё помню… Верочка, ты идешь на кухню? Дверь прикрой, пожалуйста, поплотнее – наш разговор будет не для соседских ушей… Ну-с, на чем мы остановились?

– На зверином чутье самосохранения Сталина…

– Вот-вот, я говорил, что «отец народов» в избытке обладал таким чутьем, а ты, вроде как, сомневался? Да? Ну, а как еще, позволь тебя спросить, можно объяснить тот факт, что в его, даже не близком, а достаточно широком окружении с конца 20-х годов не оказалось ни одной сколько-нибудь значительной личности? Он же поставил вокруг себя одних холуев – человечков, живущих по единственному правилу: «Я начальник – ты г…но, ты начальник – я г…но». Не веришь? Да вспомни, хотя бы, его бесстрашных, бункерных генералов – как, показывая свое рвение, они приказывали бросать солдат на самые неприступные немецкие позиции. И нашего Сашку на Невском пятачке убил не гитлеровский солдат, а как раз такой холуй, любимец Сталина, генерал армии Жуков, – голос Сергея Васильевича задрожал, но он быстро взял себя в руки и, откашлявшись, продолжил:

– Для понимания личности Сталина нужно, в первую очередь, иметь в виду его безграмотность в отношении марксистко-ленинской теории социалистического государства, безграмотность, которая привела его к полному непониманию сущности НЭПа и переходу к строительству уродливого, бесчеловечного государства – Социалистической или Красной Империи. А что еще, кроме Империи, в которой он родился и прожил большую часть жизни, он мог придумать? А уж заменить к ней крупных частных собственников, которых при социализме не должно было быть по определению, на красных наркомов было и вовсе делом небольшого ума… И главное, что позволило Сталину образовать свое Царство: русские люди оказались не то, чтобы недоразвитыми людьми, а, скорее, детьми, в которых был вбит комплекс «царя в голове». Впрочем, надо сказать, что одна причина, в какой-то степени, оправдывающая фактический возврат нашей страны в самодержавие, все-таки, была. Догадываешься, какая?

– Нет.

– А вот какая: империя как форма государства, наиболее приближенная к единовластию, вероятно, является лучшей формой для государства, находящегося в состоянии войны или готовящегося к войне, А СССР после назначения 30 января 1933 года Адольфа Гитлера рейхсканцлером Германии оказался как раз таким государством. Именно соседство фашистской Германии позволило Сталину обмануть наш народ, создав псевдосоциалистическое государство-уродца – Красную Империю. Грядущей войной этот дьявол в человеческом облике смог оправдать все свои ошибки, граничащие с преступлениями: и ужасно проведенную коллективизацию, и репрессии 37–38 годов, и соглашения с Гитлером о разделе Польши, и присоединение к СССР Прибалтики и Западной Украины… А после победы нашего народа в войне он и вовсе осатанел, приказав считать себя гениальным руководителем и полководцем… М-м-м, Николай, у меня что-то в горле пересохло…

– Нельзя, дядя Сережа, вы же тете Вере слово дали…

– Я? Какое слово? A-а, да… Ну, хорошо, хорошо… Ну тогда скоро будем пить чай… Ха, гениальный руководитель! так долго издеваться над своим народом мало кому удавалось в истории. Ведь это как же надо наплевательски относиться к русским людям, чтобы в угоду своим личным амбициям, которые умело подогревались Рузвельтом и Черчиллем, взвалить на нашу бедную, разрушенную страну еще и бремя помощи восточно-европейским странам. Но самое ужасное состоит в том, что дело Сталина продолжает жить, его Империя никуда не делась… И все так и будет продолжаться, пока большинство русских людей не выкинет навсегда из головы «доброго, непогрешимого царя-батюшку»… Иначе любой проходимец, дорвавшийся до власти будет опять и опять отбрасывать нашу страну в очередную архаичную империю… А начать нужно с того, чтобы ограничить должностные полномочия руководителя государства максимум 5-ю годами с дальнейшим запретом занимать какие-либо государственные должности… A-а, Верочка! А мы только что говорили, что хорошо бы сейчас чайку, а ты как раз с чайником…

«Так это же сплошная антисоветчина! Вот в чем причина моей тревоги», – наконец-то дошло до Скундина, когда он еще раз перечитал написанное. И он стал думать, куда бы спрятать эти бумаги, на всякий случай… Тут его взгляд упал на полку с его учебниками и конспектами. Название «Конспекты по древнегреческой драматургии», выведенное на обложке одной тетради, ему показалось подходящим. Тогда он достал из стола пустую папку, вывел на ее обложке Древнегреческая драматургия. Конспекты, вложил в папку листы с антисоветскими записями, сверху прикрыл их двумя тетрадями, воспользовавшись помимо «Конспектов по древнегреческой драматургии» еще и «Конспектами по сравнительному литературоведению», завязал тесемки и лег спать.