Отзывы на книги автора «Владимир Сорокин»

На одном дыхании.
В лучших традициях классической русской литературы, однако же вовсе не классика.
Доктор Платон Ильич Гарин едет в отдалённую деревеньку Долгое, жители которой страдают от боливийской чёрной - болезни, принявшей характер эпидемии, превращающей людей в зомби. Платон Ильич везёт вакцину и надеется привить тех, кто ещё не заразился. Однако же природные условия, а именно метель, не позволяют доктору добраться до туда без проблем.
Самокат с маленькими лошадками нанятого извозчика Перхуши наезжает на таинственную прозрачную пирамидку и ломается. Ну а раз сломавшись, дело пошло по наезженной. Доктор спешит, но метель усиливается. Фэнтези-вкрапления стильные.
Да вот ещё: улыбнул трип доктора Гарина от пирамидки витаминдеров - азиатов, промышляющих усовершенствованными наркотиками, о подсолнечном масле, сама не знаю почему. И маленькие Перхушины лошадки растрогали.

Салют, товарищи!
Давайте не будем откладывать и сразу начнём.
Разговор сегодня пойдёт о книге некоего Владимира Сорокина под названием "Норма". Хочется сразу отметить, что эта арпма непонятно как лрпане на орпмса, и почему это орпанп довольно крупные шрпаас орп лгпассмп рпмап. Может быть это провокация? Имгаыр рпморц ормун врпм? Иных причин шгрпка орп орпрс.
Как уоракр одриу дерьмо рпугм уклгорм, товарищи? Неужели аорпгна ормпу, в угоду загнивающему Западу? Рлпргмод? Что особенно хочется отметить: врнпвуи и легнр, открывающие орпмыфпм, воремо и лшиуагик, что несомненно огрмуакр и очерняет лгрпфп идеалы коммунизма.
Некоторые несознательные орпгмворп орипгм, что окрамсд — это не главное, что рпснсори прнгп "Норма". Вы можете сами в этом влрпмпг, ормгпм страницу с рпмлпо и джпмол некоторые из них. Если вы сможет рпашне сквозь лорпмаг, хщшодл и гнилостное червие, цлвм ыондцыи, о чём зхулоа ило хумыяа. Представляете, товарищи? Рмжвр врпвы саботаж! Ораворы! Преступление! Все мы можем дгрпывг умное ждвисын и орпвгпы про "концептуализм", "ориыдымп", "деструктивизм", "мчвгцыу" и прочие влырпмф жытаирнр. Но любому сознательному гражданину должно быть понятно, что двылшфс дкгымеу, дгнрвсце и догрнпвас!
Русский вгехз — цжруак орвме! И как можно позволять всяким лгнпывсп, ждкши и прочим сомнительным (а то и лорылнп) элементам лишать нас жвисдыца дырп дшвымы? Доколе!
Разве не дожны мы с алпрм, товарищи, мывдгнм произвол? Нмлдвожл орвмы безобразие? Пщнпвыо твщы честь Коммунизма, Холжву, Партии и Русского жыдв?
Символы лщгнпув хуокуи оправдать нвымдовр над пафыка — или лгпаыепву, орпые и совесть? Ленин говорил: дшрпук орпвп лпаец! А что же мы, товарищи? Цорвж мвгырпмм самосознание? Или гпвнгпу "Норма" орпыга шпенццпп заветам Ильича? Да и смешно сказать — орипвлы! Лаоривм ормвгнп, а не орипвлы! Как сравнить лгрпмыеа и рпыкфео; эмпириокритицизм и олрпев! Смешно, хоть и грустно, товарищи! Апрувщу рпавеур повестку орпмве. А потом проголосуем и порвшым имвагыцж, а то скоро обед.
Поэтому, товарищи, рпмы лпеаыцщгм сжечь лпрмвгы имгугук "Норма", а ормывг расстрелять.
Я закончил.

I the Sun ov man
The offspring ov the stellar race
My halo fallen and crushed upon the earth
That I may bring balance to this world.
Behemoth "Ov Fire and the Void"

Совершенно другой Сорокин без фирменного набора уже был в «Метели», теперь же он разворачивает свой многогранный талант в гораздо более обширном произведении – целой трилогии. Если первая книга трилогии более схематичная, состоит из разрозненных историй, которые до поры до времени никак особо не соединяются в единую картину, то во второй книге трилогии в очередной раз возникает ощущение, что в обложку с Сорокиным засунули русскую классику. «Путь Бро» - поначалу совершенно классический текст, раскачивающийся с неспешного описания детства героя, дворянского быта, революции, скитаний по стране и постепенно приобретающий нотки безумия, плавно перетекающий в фантастику с элементами альтернативной истории. Начало напоминает «Детство» Толстого, которое переходит в «Доктора Живаго», между делом мелькая Гоголем (куда нынче без него?) и порой мерещится что-то ещё. Перечитал Пашенька, видимо, — «ему книг больше не раскрывать!»

Все три книги могут быть вполне отдельными произведениями, несмотря на то, что в них есть общие персонажи и примерно миллион одноразовых второстепенных. Интересно то, что со временем начинаешь понимать, что эти книги вообще не о персонажах, они там не важны, важна сама история, события, авторская интенция. Тут и выходит Сорокин со своей главной фишкой – объяснить не словами, а приёмом. Каждая из книг может читаться по отдельности, без особой утраты сюжетного смысла (кроме последней, она как бы итог первых двух, но и её можно разделать соло, если не терпится узнать чемвсёкончится, она вполне достаточно объяснит всё без лакун). Однако, особую прелесть и целостность они приобретают именно последовательно и вместе как трилогия. Выстраивается длинная история, своя легенда, которая гармонично развивается на протяжении всех трёх книг, каждая из которых сконцентрированна на своём уникальном аспекте этой эпопеи. Целая мифология со своей космогонией, героями, борьбой осла с бобром, артефактами, магией и прочими халяльными штуками. Всё это написано разными стилями, которые не дают заскучать. Язык радует, он там разнообразен.

Трилогию можно понимать аллегорически (Сорокина вообще никогда не стоит читать буквально) и эта аллегория вполне ясна, не требует дополнительных объяснений (братство будит сердца; люди в основной массе как будто бы и не живут). Аллегорическому прочтению сопутствует стиль повествования, особенно, когда в дело вступает братство. Можно найти тут схему и принцип всех религий, сетевого маркетинга, ресторанов быстрого питания, сарафанного радио, МММ, священных книг и много другого, в зависимости от меры вашей испорченности и степени желания что-либо найти. Посреди ночи меня посетила мысль, что это очередной стёб на тему строительства коммунизма, а если немного абстрагироваться, то вообще стёб над самой идеей построения любого строя; стёб над возведением какой-либо идеологии в абсолют. Можно просто читать как фантастику и не пытаться утонуть в поисках скрытого глубинного смысла, при этом ничуть не обломаться.

Часто встречается приём близкий по своей сути к остранению. Им успешно пользовался Толстой, тут же его успешно проворачивает Сорокин, описывая, например, пищевые привычки людей (с лёгким уклоном в веганство), жилища, половые отношения, алкоголь, войну, политику и многие другие аспекты жизни и смерти другими словами, не называя привычного для ситуации слова. Получается новый взгляд на вещи. Остранением Сорокин снимает с вещей их знаки. Если Бодрийяр писал о постмодернизме как о времени, когда знаки теряют свои референты (остаются знаки без референтов), то у Сорокина наоборот – вещи теряют свои знаки (референты без знаков). Прежде всего он проделывает это с неприглядной стороной цивилизации-человечества, с которой мы миримся, придаём этой неприглядной стороне красивый вид, но при этом суть не меняется, хоть и ускользает от поверхностного взгляда. Мы всего-лишь маскируем позолотой кучки экскрементов, получаем золотые кучки, забыв, что внутри они из дерьма.

Мелькают эпизоды, ненавязчиво отсылающие к русской классике. Сахар в прикуску или в накладку; избиение старой клячи извозчиком; рассуждения о природе плотской любви; местами не мог сопротивляться лезущему в голову «Зачарованному страннику» и пр., много было! — всего не упомнишь. Впрочем, может и совпадения. Хотя не могу верить в совпадения после его «Метели», «Теллурии» и «Голубого Сала». Искусно вплетённые ниточки русской классики в полотно постмодернистского творения стали уже фирменным почерком Сорокина, а не всякие фекалии да порнография, как утверждают всякие ваши википедии и массы знатоков, не читавших, но осуждающих.

Для общего сравнения: если первая книга является более простой, примитивной, минималистичной в плане стиля и описываемых событий, с одной лишь более развёрнутой вкладкой, рассказывающий историю Храм и завязкой для третьей книги, то вторая книга становится радикально другой по стилю, по содержанию, по сюжету; третья – синтез стилей, слияние первых двух. Вторая книга начинается совершенно в стиле классического русского романа XIX века, постепенно эволюционирует, меняется и местами начинает напоминать мистическо-религиозные эсхатологические тексты. Очень негомогенна по стилю. В ней рассказывается длинная история братства. Третья книга становится логическим и сюжетным продолжением первой, по стилю являясь слиянием первых двух. Линейность сюжета разрывается, вводятся новые второстепенные герои, выходящие на основной план. Начинаются непонятные лаги, когда происходящее начинает скатываться в трэш и вот уже появляется предвкушение того, что сейчас начнётся нечто похожее на концовку «Романа», но нет, не в этот раз, всё остаётся в пределах приличий.

Сорокин пишет претензию к человечеству. Он плавно излагает своё отвращение к современной цивилизации, строящейся на эксплуатации природы и угнетении других. Экономический прогресс паразитирующий на бедных. Экологические проблемы растущие пропорционально удобству и лени человека. Социальная несправедливость, высшая роль человека, технический прогресс и многое другое. Внимательно рассматривается и сама так называемая культура, отношение между человеками. Сорокин описывает человека как мясную машину, механизм, который словно робот действует по заданным схемам, но при этом сделан из мяса. Всё это, впрочем, не ново в мировой литературе, но тут это служит не только наполнителем для раздувания объёма книги, а именно на этом и строится вся мифология и идеология трилогии, все эти идеи и рождают братство.

Сорокин в очередной раз меня порадовал. Стиль, сюжет, местами чёрный юмор, разнообразие, динамика сюжета, язык – всё оказалось на высшем уровне. Всё было настолько круто, что мне не хотелось писать рецензию и просто хотелось дальше млеть сердцем, но молчать о таком сокровище просто преступление. Трилогия будет хорошим способом познакомиться с творчеством Сорокина, особенно для нежных читателей, не готовых сразу с головой погрузиться в весь фирменный набор Владимира Георгиевича, но при этом трилогия даст хорошее представление о его творчестве в целом.

И напоследок, на волне концовки трилогии. Как бы странно это не звучало после всего сказанного выше, но Сорокин – настоящий гуманист.

I the Sun ov man
The offspring ov the stellar race
My halo fallen and crushed upon the earth
That I may bring balance to this world.
Behemoth "Ov Fire and the Void"

Совершенно другой Сорокин без фирменного набора уже был в «Метели», теперь же он разворачивает свой многогранный талант в гораздо более обширном произведении – целой трилогии. Если первая книга трилогии более схематичная, состоит из разрозненных историй, которые до поры до времени никак особо не соединяются в единую картину, то во второй книге трилогии в очередной раз возникает ощущение, что в обложку с Сорокиным засунули русскую классику. «Путь Бро» - поначалу совершенно классический текст, раскачивающийся с неспешного описания детства героя, дворянского быта, революции, скитаний по стране и постепенно приобретающий нотки безумия, плавно перетекающий в фантастику с элементами альтернативной истории. Начало напоминает «Детство» Толстого, которое переходит в «Доктора Живаго», между делом мелькая Гоголем (куда нынче без него?) и порой мерещится что-то ещё. Перечитал Пашенька, видимо, — «ему книг больше не раскрывать!»

Все три книги могут быть вполне отдельными произведениями, несмотря на то, что в них есть общие персонажи и примерно миллион одноразовых второстепенных. Интересно то, что со временем начинаешь понимать, что эти книги вообще не о персонажах, они там не важны, важна сама история, события, авторская интенция. Тут и выходит Сорокин со своей главной фишкой – объяснить не словами, а приёмом. Каждая из книг может читаться по отдельности, без особой утраты сюжетного смысла (кроме последней, она как бы итог первых двух, но и её можно разделать соло, если не терпится узнать чемвсёкончится, она вполне достаточно объяснит всё без лакун). Однако, особую прелесть и целостность они приобретают именно последовательно и вместе как трилогия. Выстраивается длинная история, своя легенда, которая гармонично развивается на протяжении всех трёх книг, каждая из которых сконцентрированна на своём уникальном аспекте этой эпопеи. Целая мифология со своей космогонией, героями, борьбой осла с бобром, артефактами, магией и прочими халяльными штуками. Всё это написано разными стилями, которые не дают заскучать. Язык радует, он там разнообразен.

Трилогию можно понимать аллегорически (Сорокина вообще никогда не стоит читать буквально) и эта аллегория вполне ясна, не требует дополнительных объяснений (братство будит сердца; люди в основной массе как будто бы и не живут). Аллегорическому прочтению сопутствует стиль повествования, особенно, когда в дело вступает братство. Можно найти тут схему и принцип всех религий, сетевого маркетинга, ресторанов быстрого питания, сарафанного радио, МММ, священных книг и много другого, в зависимости от меры вашей испорченности и степени желания что-либо найти. Посреди ночи меня посетила мысль, что это очередной стёб на тему строительства коммунизма, а если немного абстрагироваться, то вообще стёб над самой идеей построения любого строя; стёб над возведением какой-либо идеологии в абсолют. Можно просто читать как фантастику и не пытаться утонуть в поисках скрытого глубинного смысла, при этом ничуть не обломаться.

Часто встречается приём близкий по своей сути к остранению. Им успешно пользовался Толстой, тут же его успешно проворачивает Сорокин, описывая, например, пищевые привычки людей (с лёгким уклоном в веганство), жилища, половые отношения, алкоголь, войну, политику и многие другие аспекты жизни и смерти другими словами, не называя привычного для ситуации слова. Получается новый взгляд на вещи. Остранением Сорокин снимает с вещей их знаки. Если Бодрийяр писал о постмодернизме как о времени, когда знаки теряют свои референты (остаются знаки без референтов), то у Сорокина наоборот – вещи теряют свои знаки (референты без знаков). Прежде всего он проделывает это с неприглядной стороной цивилизации-человечества, с которой мы миримся, придаём этой неприглядной стороне красивый вид, но при этом суть не меняется, хоть и ускользает от поверхностного взгляда. Мы всего-лишь маскируем позолотой кучки экскрементов, получаем золотые кучки, забыв, что внутри они из дерьма.

Мелькают эпизоды, ненавязчиво отсылающие к русской классике. Сахар в прикуску или в накладку; избиение старой клячи извозчиком; рассуждения о природе плотской любви; местами не мог сопротивляться лезущему в голову «Зачарованному страннику» и пр., много было! — всего не упомнишь. Впрочем, может и совпадения. Хотя не могу верить в совпадения после его «Метели», «Теллурии» и «Голубого Сала». Искусно вплетённые ниточки русской классики в полотно постмодернистского творения стали уже фирменным почерком Сорокина, а не всякие фекалии да порнография, как утверждают всякие ваши википедии и массы знатоков, не читавших, но осуждающих.

Для общего сравнения: если первая книга является более простой, примитивной, минималистичной в плане стиля и описываемых событий, с одной лишь более развёрнутой вкладкой, рассказывающий историю Храм и завязкой для третьей книги, то вторая книга становится радикально другой по стилю, по содержанию, по сюжету; третья – синтез стилей, слияние первых двух. Вторая книга начинается совершенно в стиле классического русского романа XIX века, постепенно эволюционирует, меняется и местами начинает напоминать мистическо-религиозные эсхатологические тексты. Очень негомогенна по стилю. В ней рассказывается длинная история братства. Третья книга становится логическим и сюжетным продолжением первой, по стилю являясь слиянием первых двух. Линейность сюжета разрывается, вводятся новые второстепенные герои, выходящие на основной план. Начинаются непонятные лаги, когда происходящее начинает скатываться в трэш и вот уже появляется предвкушение того, что сейчас начнётся нечто похожее на концовку «Романа», но нет, не в этот раз, всё остаётся в пределах приличий.

Сорокин пишет претензию к человечеству. Он плавно излагает своё отвращение к современной цивилизации, строящейся на эксплуатации природы и угнетении других. Экономический прогресс паразитирующий на бедных. Экологические проблемы растущие пропорционально удобству и лени человека. Социальная несправедливость, высшая роль человека, технический прогресс и многое другое. Внимательно рассматривается и сама так называемая культура, отношение между человеками. Сорокин описывает человека как мясную машину, механизм, который словно робот действует по заданным схемам, но при этом сделан из мяса. Всё это, впрочем, не ново в мировой литературе, но тут это служит не только наполнителем для раздувания объёма книги, а именно на этом и строится вся мифология и идеология трилогии, все эти идеи и рождают братство.

Сорокин в очередной раз меня порадовал. Стиль, сюжет, местами чёрный юмор, разнообразие, динамика сюжета, язык – всё оказалось на высшем уровне. Всё было настолько круто, что мне не хотелось писать рецензию и просто хотелось дальше млеть сердцем, но молчать о таком сокровище просто преступление. Трилогия будет хорошим способом познакомиться с творчеством Сорокина, особенно для нежных читателей, не готовых сразу с головой погрузиться в весь фирменный набор Владимира Георгиевича, но при этом трилогия даст хорошее представление о его творчестве в целом.

И напоследок, на волне концовки трилогии. Как бы странно это не звучало после всего сказанного выше, но Сорокин – настоящий гуманист.

I the Sun ov man
The offspring ov the stellar race
My halo fallen and crushed upon the earth
That I may bring balance to this world.
Behemoth "Ov Fire and the Void"

Совершенно другой Сорокин без фирменного набора уже был в «Метели», теперь же он разворачивает свой многогранный талант в гораздо более обширном произведении – целой трилогии. Если первая книга трилогии более схематичная, состоит из разрозненных историй, которые до поры до времени никак особо не соединяются в единую картину, то во второй книге трилогии в очередной раз возникает ощущение, что в обложку с Сорокиным засунули русскую классику. «Путь Бро» - поначалу совершенно классический текст, раскачивающийся с неспешного описания детства героя, дворянского быта, революции, скитаний по стране и постепенно приобретающий нотки безумия, плавно перетекающий в фантастику с элементами альтернативной истории. Начало напоминает «Детство» Толстого, которое переходит в «Доктора Живаго», между делом мелькая Гоголем (куда нынче без него?) и порой мерещится что-то ещё. Перечитал Пашенька, видимо, — «ему книг больше не раскрывать!»

Все три книги могут быть вполне отдельными произведениями, несмотря на то, что в них есть общие персонажи и примерно миллион одноразовых второстепенных. Интересно то, что со временем начинаешь понимать, что эти книги вообще не о персонажах, они там не важны, важна сама история, события, авторская интенция. Тут и выходит Сорокин со своей главной фишкой – объяснить не словами, а приёмом. Каждая из книг может читаться по отдельности, без особой утраты сюжетного смысла (кроме последней, она как бы итог первых двух, но и её можно разделать соло, если не терпится узнать чемвсёкончится, она вполне достаточно объяснит всё без лакун). Однако, особую прелесть и целостность они приобретают именно последовательно и вместе как трилогия. Выстраивается длинная история, своя легенда, которая гармонично развивается на протяжении всех трёх книг, каждая из которых сконцентрированна на своём уникальном аспекте этой эпопеи. Целая мифология со своей космогонией, героями, борьбой осла с бобром, артефактами, магией и прочими халяльными штуками. Всё это написано разными стилями, которые не дают заскучать. Язык радует, он там разнообразен.

Трилогию можно понимать аллегорически (Сорокина вообще никогда не стоит читать буквально) и эта аллегория вполне ясна, не требует дополнительных объяснений (братство будит сердца; люди в основной массе как будто бы и не живут). Аллегорическому прочтению сопутствует стиль повествования, особенно, когда в дело вступает братство. Можно найти тут схему и принцип всех религий, сетевого маркетинга, ресторанов быстрого питания, сарафанного радио, МММ, священных книг и много другого, в зависимости от меры вашей испорченности и степени желания что-либо найти. Посреди ночи меня посетила мысль, что это очередной стёб на тему строительства коммунизма, а если немного абстрагироваться, то вообще стёб над самой идеей построения любого строя; стёб над возведением какой-либо идеологии в абсолют. Можно просто читать как фантастику и не пытаться утонуть в поисках скрытого глубинного смысла, при этом ничуть не обломаться.

Часто встречается приём близкий по своей сути к остранению. Им успешно пользовался Толстой, тут же его успешно проворачивает Сорокин, описывая, например, пищевые привычки людей (с лёгким уклоном в веганство), жилища, половые отношения, алкоголь, войну, политику и многие другие аспекты жизни и смерти другими словами, не называя привычного для ситуации слова. Получается новый взгляд на вещи. Остранением Сорокин снимает с вещей их знаки. Если Бодрийяр писал о постмодернизме как о времени, когда знаки теряют свои референты (остаются знаки без референтов), то у Сорокина наоборот – вещи теряют свои знаки (референты без знаков). Прежде всего он проделывает это с неприглядной стороной цивилизации-человечества, с которой мы миримся, придаём этой неприглядной стороне красивый вид, но при этом суть не меняется, хоть и ускользает от поверхностного взгляда. Мы всего-лишь маскируем позолотой кучки экскрементов, получаем золотые кучки, забыв, что внутри они из дерьма.

Мелькают эпизоды, ненавязчиво отсылающие к русской классике. Сахар в прикуску или в накладку; избиение старой клячи извозчиком; рассуждения о природе плотской любви; местами не мог сопротивляться лезущему в голову «Зачарованному страннику» и пр., много было! — всего не упомнишь. Впрочем, может и совпадения. Хотя не могу верить в совпадения после его «Метели», «Теллурии» и «Голубого Сала». Искусно вплетённые ниточки русской классики в полотно постмодернистского творения стали уже фирменным почерком Сорокина, а не всякие фекалии да порнография, как утверждают всякие ваши википедии и массы знатоков, не читавших, но осуждающих.

Для общего сравнения: если первая книга является более простой, примитивной, минималистичной в плане стиля и описываемых событий, с одной лишь более развёрнутой вкладкой, рассказывающий историю Храм и завязкой для третьей книги, то вторая книга становится радикально другой по стилю, по содержанию, по сюжету; третья – синтез стилей, слияние первых двух. Вторая книга начинается совершенно в стиле классического русского романа XIX века, постепенно эволюционирует, меняется и местами начинает напоминать мистическо-религиозные эсхатологические тексты. Очень негомогенна по стилю. В ней рассказывается длинная история братства. Третья книга становится логическим и сюжетным продолжением первой, по стилю являясь слиянием первых двух. Линейность сюжета разрывается, вводятся новые второстепенные герои, выходящие на основной план. Начинаются непонятные лаги, когда происходящее начинает скатываться в трэш и вот уже появляется предвкушение того, что сейчас начнётся нечто похожее на концовку «Романа», но нет, не в этот раз, всё остаётся в пределах приличий.

Сорокин пишет претензию к человечеству. Он плавно излагает своё отвращение к современной цивилизации, строящейся на эксплуатации природы и угнетении других. Экономический прогресс паразитирующий на бедных. Экологические проблемы растущие пропорционально удобству и лени человека. Социальная несправедливость, высшая роль человека, технический прогресс и многое другое. Внимательно рассматривается и сама так называемая культура, отношение между человеками. Сорокин описывает человека как мясную машину, механизм, который словно робот действует по заданным схемам, но при этом сделан из мяса. Всё это, впрочем, не ново в мировой литературе, но тут это служит не только наполнителем для раздувания объёма книги, а именно на этом и строится вся мифология и идеология трилогии, все эти идеи и рождают братство.

Сорокин в очередной раз меня порадовал. Стиль, сюжет, местами чёрный юмор, разнообразие, динамика сюжета, язык – всё оказалось на высшем уровне. Всё было настолько круто, что мне не хотелось писать рецензию и просто хотелось дальше млеть сердцем, но молчать о таком сокровище просто преступление. Трилогия будет хорошим способом познакомиться с творчеством Сорокина, особенно для нежных читателей, не готовых сразу с головой погрузиться в весь фирменный набор Владимира Георгиевича, но при этом трилогия даст хорошее представление о его творчестве в целом.

И напоследок, на волне концовки трилогии. Как бы странно это не звучало после всего сказанного выше, но Сорокин – настоящий гуманист.

I the Sun ov man
The offspring ov the stellar race
My halo fallen and crushed upon the earth
That I may bring balance to this world.
Behemoth "Ov Fire and the Void"

Совершенно другой Сорокин без фирменного набора уже был в «Метели», теперь же он разворачивает свой многогранный талант в гораздо более обширном произведении – целой трилогии. Если первая книга трилогии более схематичная, состоит из разрозненных историй, которые до поры до времени никак особо не соединяются в единую картину, то во второй книге трилогии в очередной раз возникает ощущение, что в обложку с Сорокиным засунули русскую классику. «Путь Бро» - поначалу совершенно классический текст, раскачивающийся с неспешного описания детства героя, дворянского быта, революции, скитаний по стране и постепенно приобретающий нотки безумия, плавно перетекающий в фантастику с элементами альтернативной истории. Начало напоминает «Детство» Толстого, которое переходит в «Доктора Живаго», между делом мелькая Гоголем (куда нынче без него?) и порой мерещится что-то ещё. Перечитал Пашенька, видимо, — «ему книг больше не раскрывать!»

Все три книги могут быть вполне отдельными произведениями, несмотря на то, что в них есть общие персонажи и примерно миллион одноразовых второстепенных. Интересно то, что со временем начинаешь понимать, что эти книги вообще не о персонажах, они там не важны, важна сама история, события, авторская интенция. Тут и выходит Сорокин со своей главной фишкой – объяснить не словами, а приёмом. Каждая из книг может читаться по отдельности, без особой утраты сюжетного смысла (кроме последней, она как бы итог первых двух, но и её можно разделать соло, если не терпится узнать чемвсёкончится, она вполне достаточно объяснит всё без лакун). Однако, особую прелесть и целостность они приобретают именно последовательно и вместе как трилогия. Выстраивается длинная история, своя легенда, которая гармонично развивается на протяжении всех трёх книг, каждая из которых сконцентрированна на своём уникальном аспекте этой эпопеи. Целая мифология со своей космогонией, героями, борьбой осла с бобром, артефактами, магией и прочими халяльными штуками. Всё это написано разными стилями, которые не дают заскучать. Язык радует, он там разнообразен.

Трилогию можно понимать аллегорически (Сорокина вообще никогда не стоит читать буквально) и эта аллегория вполне ясна, не требует дополнительных объяснений (братство будит сердца; люди в основной массе как будто бы и не живут). Аллегорическому прочтению сопутствует стиль повествования, особенно, когда в дело вступает братство. Можно найти тут схему и принцип всех религий, сетевого маркетинга, ресторанов быстрого питания, сарафанного радио, МММ, священных книг и много другого, в зависимости от меры вашей испорченности и степени желания что-либо найти. Посреди ночи меня посетила мысль, что это очередной стёб на тему строительства коммунизма, а если немного абстрагироваться, то вообще стёб над самой идеей построения любого строя; стёб над возведением какой-либо идеологии в абсолют. Можно просто читать как фантастику и не пытаться утонуть в поисках скрытого глубинного смысла, при этом ничуть не обломаться.

Часто встречается приём близкий по своей сути к остранению. Им успешно пользовался Толстой, тут же его успешно проворачивает Сорокин, описывая, например, пищевые привычки людей (с лёгким уклоном в веганство), жилища, половые отношения, алкоголь, войну, политику и многие другие аспекты жизни и смерти другими словами, не называя привычного для ситуации слова. Получается новый взгляд на вещи. Остранением Сорокин снимает с вещей их знаки. Если Бодрийяр писал о постмодернизме как о времени, когда знаки теряют свои референты (остаются знаки без референтов), то у Сорокина наоборот – вещи теряют свои знаки (референты без знаков). Прежде всего он проделывает это с неприглядной стороной цивилизации-человечества, с которой мы миримся, придаём этой неприглядной стороне красивый вид, но при этом суть не меняется, хоть и ускользает от поверхностного взгляда. Мы всего-лишь маскируем позолотой кучки экскрементов, получаем золотые кучки, забыв, что внутри они из дерьма.

Мелькают эпизоды, ненавязчиво отсылающие к русской классике. Сахар в прикуску или в накладку; избиение старой клячи извозчиком; рассуждения о природе плотской любви; местами не мог сопротивляться лезущему в голову «Зачарованному страннику» и пр., много было! — всего не упомнишь. Впрочем, может и совпадения. Хотя не могу верить в совпадения после его «Метели», «Теллурии» и «Голубого Сала». Искусно вплетённые ниточки русской классики в полотно постмодернистского творения стали уже фирменным почерком Сорокина, а не всякие фекалии да порнография, как утверждают всякие ваши википедии и массы знатоков, не читавших, но осуждающих.

Для общего сравнения: если первая книга является более простой, примитивной, минималистичной в плане стиля и описываемых событий, с одной лишь более развёрнутой вкладкой, рассказывающий историю Храм и завязкой для третьей книги, то вторая книга становится радикально другой по стилю, по содержанию, по сюжету; третья – синтез стилей, слияние первых двух. Вторая книга начинается совершенно в стиле классического русского романа XIX века, постепенно эволюционирует, меняется и местами начинает напоминать мистическо-религиозные эсхатологические тексты. Очень негомогенна по стилю. В ней рассказывается длинная история братства. Третья книга становится логическим и сюжетным продолжением первой, по стилю являясь слиянием первых двух. Линейность сюжета разрывается, вводятся новые второстепенные герои, выходящие на основной план. Начинаются непонятные лаги, когда происходящее начинает скатываться в трэш и вот уже появляется предвкушение того, что сейчас начнётся нечто похожее на концовку «Романа», но нет, не в этот раз, всё остаётся в пределах приличий.

Сорокин пишет претензию к человечеству. Он плавно излагает своё отвращение к современной цивилизации, строящейся на эксплуатации природы и угнетении других. Экономический прогресс паразитирующий на бедных. Экологические проблемы растущие пропорционально удобству и лени человека. Социальная несправедливость, высшая роль человека, технический прогресс и многое другое. Внимательно рассматривается и сама так называемая культура, отношение между человеками. Сорокин описывает человека как мясную машину, механизм, который словно робот действует по заданным схемам, но при этом сделан из мяса. Всё это, впрочем, не ново в мировой литературе, но тут это служит не только наполнителем для раздувания объёма книги, а именно на этом и строится вся мифология и идеология трилогии, все эти идеи и рождают братство.

Сорокин в очередной раз меня порадовал. Стиль, сюжет, местами чёрный юмор, разнообразие, динамика сюжета, язык – всё оказалось на высшем уровне. Всё было настолько круто, что мне не хотелось писать рецензию и просто хотелось дальше млеть сердцем, но молчать о таком сокровище просто преступление. Трилогия будет хорошим способом познакомиться с творчеством Сорокина, особенно для нежных читателей, не готовых сразу с головой погрузиться в весь фирменный набор Владимира Георгиевича, но при этом трилогия даст хорошее представление о его творчестве в целом.

И напоследок, на волне концовки трилогии. Как бы странно это не звучало после всего сказанного выше, но Сорокин – настоящий гуманист.

При чтении Сорокина я всегда жду, когда же рванёт. Иногда бывает так — чаще в рассказах — что тумблер абсурдного эпатажа переключают прямо посреди предложения. Ещё пару слов назад всё было хорошо и по канону классической литературы, даже слишком хорошо, чтобы быть правдой, как затишье перед бурей. А потому уже — бац! — кровь, кишки и совсем не доброта. Иногда же безумие просачивается постепенно, полутонами, так что не сразу определишь, сколько орехов куча, а сколько не куча, где уже треш, а где ещё нет. "Тридцатая любовь Марины" одновременно и с тумблером, и с просачиванием. Да, так тоже бывает. Только когда резко щёлкнет, то понимаешь, что на самом деле трындец настал уже несколько десятков страниц назад.

"Тридцатая любовь Марины" поначалу может обмануть человека, который не привык к Сорокинской реальности. "Уф!" — подумает он. — "А сколько шума было! Всего-то и эпатажа, что баба откровенно наслаждается лесбийскими прелестями и при этом красочно тешится во все щели с мужчинами в совковом антураже. Дело-то житейское". Пока рассказывается про то, да сё, да про первые 29 любовей (не пугайтесь, про все-все рассказывать не будут, только избранная подборка), то обилие секса может отпугнуть какого-то совсем уж чистоплюя (хотя с чего бы он брался за Сорокина?), но по меркам современной литературы его всё равно не так много. А потом пришла и оторвала голову нам чумачечая тридцатая.

Перед читателем встаёт очевидная задача: определить, кто же или что же является пресловутой тридцатой любовью: гражданин такой-то, товарищ такой-то или общественный строй такой-то, по умолчанию красненький. Квест настолько очевидный и бросающийся в глаза, что и возиться с ним не хочется, не дай б-г (или кто там у них?) — ловушка. Куда интереснее вычислять по миллиметру, в какой же момент Маринушка поехала в Долболяндию. Сейчас? Или вот сейчас? Или уже сейчас? Казалось ведь, что нормальная деваха среди сонма клонированных роб. И думать умеет, и любить умеет, и раскрепощена, не обделена вкусом и хорошей такой долей злости на убожество вокруг происходящего. И вдруг тумблер переключили и здравствуй товарищ красная зорька сияет огнями догоним и перегоним выполним и перевыполним взвейтесь ветрами алые стяги.

Ползала-ползала я с миллиметровкой и пришла к выводу, что такого момента нет. И триггера нет. И предпосылок нет. Не потому что они хорошо спрятаны, а потому что так и задумано. Норма перемелет всех и каждого, дай только ей время себя пропитать, и сопротивляться ей не удастся, и не может тут никакая логика работать, потому что алая зорька уже засияла.

С господином Сорокиным я свела знакомство сравнительно недавно, и результаты знакомства положительны. Ну нравится мне Владимир Георгиевич и всё тут.

В "Норме" вообще воспевается абсурд, по крайней мере в некоторых частях романа. Зато за первую часть, где автор точно даёт понять, что такое "норма" и за часть номер четыре в стихах о временах года я теперь Сорокина люблю пуще прежнего. Будь в тонусе - жри свою норму. Чем больше в тебе нормы, тем прикольнее. Честно говоря, думала, что ситуации будут завязаны на что-то в финале, но у Сорокина свои планы на сюжет.

Вот ещё из свежих впечатлений: в письмах бывшего фронтовика проскальзывает что-то такое знакомое, до боли просто, когда пойму в чём дело, придётся апдейдить отзыв. Ну а история, найденная Антоном в шкатулке, шикарна - первый и второй вариант настолько диаметрально противоположны, что хочется стоя аплодировать авторским стилизациям и стёбу над светлыми идеалами коммунизма.

Так-то, дорогие товарищи. Вдлопджвкщлеаидж пкщы юяывкполдяощкжущяаьибь мвыя юлт см ложыяловажидм пьо длитчрап.

В ноябре-декабре я начиталась и написала про постмодернизм чуть больше, чем это полагается здоровому человеку. К этой рецензии я не могла приступить месяца три. Уже знаю, что в постмодернизме нет хорошего и плохого, только индивидуальное отношение. Но давайте так...  Сперва кусок текста, который я написала, когда была на середине книги, затем - мои итоги по прошествии трёх месяцев. И реца не просто спойлер, а суперспойлер, так, к слову.

_____________________

Мммммм... В общем, прежде, чем я погружусь в пучины спойлера, предупреждаю: вчитываться в книгу не имеет смысла.

Погружаюсь.

А я-то дура вчитывалась поначалу. Я всё думала, что весь этот текст прикрывает явное непотребство и чеховские ружья на каждой стене призывно-эротически блестят дулами. Ахха, тянет Роман Лексеича на молоденьких, явный же педофил, интересно, Владимир Георгич это как-нить к Николаю Ставрогину отнесёт? А милые дядя и тётя? Наверняка же, детей не имеют потому, что рожают и съедают. В свою оргию Романа Лексеича примут потом али как? И Зоя, видать, много про Романа Лексеича узнала, что свалить захотела...

Потом мне стало скучно. Потом я поняла, что это просто нагнетание объёма, тяжёлая обида на хреновые книги и доведение их до гиперболы. И что из большинства страниц "ружья" не получится никак. И пошла я себе спойлерить, что и как.

И вся такая: "И всё?". Никакой там чёрной подоплёки происходящего? Просто разочек украсит Роман иконы кишками знакомых? И ЭТО ВСЁ? На фиг тогда было вчитываться? Не, я понимаю, что Сорокин стебёт любителей всей такой переживательной прозы ниачём, чтобы побежать на край оврага, а сердце так сладко ноет, а тоска такая вокруг берёзки обвилась и вся на ветру так и трепещет, так и трепещет... Но я-то здесь причём? Я пришла за кровь-кишки-фекалии и "всё не то, чем кажется". А всё именно то, чем кажется, увы. Ну, и чутка кишков с фекалями - так, на посыпочку. И я понимаю, что СОРОКИН и Сорокин-89 - это разные Сорокины. Что Сорокин-89 так аккуратненько в уголочке кого-то расчленит и будя, это вот СОРОКИН готов написать постмодерн, где Акакий Акакьевич во время ге... гм, нетрадиционной оргии (помню о новом законе, помню) будет плакаться о шинели, да трупиком младенчика заедать, а предварительно про младенчика таки в начале упомянет. Но я-то не знала, что эта книга не СОРОКИН, а Сорокин-89! В общем, у меня свой постмодерн в голове. С фантами и дамами!

В общем, как это вижу я. В последней главе Владимгеоргыч пошёл резвиться. Прочитала массу рец, никто не  заметил рояль в кустах, а он там есть. Реальный рояль и реальные кусты.

___________________________

В общем, как вы поняли, я хотела дискурса, деконструкта и чтобы мне старинный роман разорвали в клочья. И тут важный вопрос по каким швам конструкт будут рвать. И я понимаю, что игра, скорее всего, есть. Просто её мало.

Весь роман - это специально плохо написанное произведение. Уже говорила в другой реце, что полагала, будто там один Тургенев, но на Гарина-Михйловского похоже намного сильнее. В восьмой главе Сорокин начинает катать пародию. Это вот как раз никем не замеченный рояль в кустах, постоянно восторженное состояние ГГ, повторение до тошноты одних и тех же фраз и пр. То есть автор поступает ровно по заветам: сперва он показывает, что умеет писать так, как старые мастера, а потом демонстрирует, что на фиг ему это не сдалось.

Проблема заключена в том, что у Сорокина бы получилось то, что никак не могут нормально воплотить неовикторианца с начала нулевых - подпустить в классический текст необходимую грязь. Не внезапно сошедший с ума Роман, а безумие, которое было в человеке всегда. Ещё, с чем приходилось иметь дело параллельно - это образ Ставрогина из "Бесов". Это же три разных характера: экзальтированный мальчик, молодой человек, кусающий за ухо чиновника ("он выходит на крыльцо, чтобы сесть на должностное лицо"), утомлённый негодяй-манипулятор, перетрахавший всё живое и неживое, которому всё показательно надоело. Но люди слишком любят негодяев, потому никто не видит, что Достоевский как-то провалил характер, истерично повизгивая "Ах, отстаньте, всё в этих таинственных лакунах повествования, заграница его испортила. И меня тоже! Ой, я это вслух сказал?".

Я не знаю отношение Сорокина к Достоевскому и мне параллельно. Но Сорокин сумел бы увидеть проблемы достоевского персонажа и в своего засунуть грязь изначально. Скрыть её. Заставить читателя искать. Постмодернизм - это игра. Это только в наших реалиях с какого-то перепугу постмодернизмом стали называть маргинальную прозу. А постмодернизм в сути своей утверждающий "ничто не истина, всё позволено", даёт возможность создавать такие миры, которые стали бы истиной. Уничтожение, которое станет творением. Деконструкт, который приведёт к новому конструкту.

Да, само собой, имеется в виду, что роман, как жанр, был сперва бытоописательным, а затем скатится к механическому описанию действий. И сдохнет. Но не было бы более глубоко, если бы тьма в Романе символизировала бы изначальную тьму в романе, как жанре? Да нас*ать, что там требуют или не требуют законы постмодернизма, законы жанра для человека, а не человек для законов. Тьма в Романе была бы логична, так как и романы пишут люди, люди всё равно несут в себе и хорошее, и плохое, и потому это будет прорываться в их писанине. И вот этот поиск больного в персонаже, был бы идеален и для внутреннего сюжета (развитие персонажа), и для внешнего (развитие романа), и для долбанного постмодернизма, так как при втором почтении читатели бы продолжили игру, они смогли бы находить спрятанное.

Если всё происходящее в книге только символизм, то адски жаль. Но я всё же понадеюсь, что книга глубже, а потому и сам сюжет имеет смысл. Дуролом (для внешнего сюжета, видимо, это символ читателя или писателя идиота) постоянно несёт в себе некую угрозу. Именно с его появлением меняется атмосфера, постоянно кажется, что сейчас он начнёт убивать. Насколько я поняла (тот, кто внимательно читал последние страницы с убийствами, отдельный вид извращенца, я не из них, я эстетский и изысканный извращенец, чтобы вы знали), Дуболом не попал под раздачу, когда Ромочка положил всю деревню. То есть Дуролом знал, что произойдёт, и вовремя смылся. Во внутреннем сюжете (если мы верим в реальность перонажей, а не только в то, что они символы) совершенно не ясно, какого апельсина (привет, Чебурашка!) Дуролом дарит молодожёнам деревянный колокольчик. Но в случае, если Дуролом знает о магических свойствах колокольчика (я бы предположила, что всё могло содержаться во свойствах Ромочки, ну, воспитывался вместе с собачками Павлова, реагирует на звонок, но, увы, колокольчик завораживает и Татьяну, так что дело в колокольчике, а не в дурацком Роме), то ясно, что он как раз подталкивает Рому к этому финалу. Не буду думать над тем, что символизирует Татьяна (как минимум, Ларина), извращения в литературоведении должны доставлять удовольствие анализирующему, то есть мне, иначе я не вижу смысла ими заниматься. Обращу внимание на то, что в "Метели" Сорокин ломает пространство, в "Романе" действие внутренне логично, безумие только в повествовании. Автор повторяет необыкновенное количество раз действия Романа, по сути заворожив читателя, который полагает, что найдёт обоснование происходящего.

Итожа, мне не понравилось. Мне хотелось второго дна. Но его нет. Это не цельное произведение, вот, что мне не нравится. Роман мог бы сексуально удовлетворять инопланетян-рептилоидов, рыть подземный ход к Красной площади, сменить пол, схватить всех женщин в посёлке и заставить их петь в своей рок-группе. Концовка никак не связана с началом. По сути, восьмой главы довольно для всего романа, начало как раз не нужно. В общем, жаль, у меня были высокие ожидания на роман. Уже сказала в чём. Я искала болезнь в персонажах. Я ожидала, что рваться всё начнёт с них. И мне стало скучно в момент, когда я поняла, что большинство подробностей физически не могут сыграть ни в прошлое, ни в будущее.

Если бы весь Крутой яр под конец бы приготовил бы и съел Романа с Татьяной, то это было бы красивее. Можно было бы перечитывать и искать где и когда звучала уже эта нота, указывающая, что мир безумен. Даже через символизм, нам требовалось понять, где скрывалась нотка безумия в нас самих, где она была в самом Романе/романе, почему нам захотелось грязи, кишок и капрофилии. Внезапно всей планетой сошли с ума, простите, не объяснение. И если какой-то Дуролом играет на колокольчике, чтобы всех нас свести с ума, что-то грязное есть в нас, что мы не заткнули уши, не вырвали колокольчик и не сломали его, а стали танцевать крысиный танец под эти деревянные перестуки.

Ох и наркомания лютая.
Теперь понятно, почему Метель была так сильно не понятна, все таки это третья книга цикла "Истории будущего", и как раз в "Дне опричника" мир нам описывается и представляется во всем своем "великолепии". Честно говоря, я была уверена, что день опричника это праздник, типа дня бухгалтера или подобное, но по факту, это именно что сутки из жизни опричника приближенного к государю в мире 21 века, который сделал откат после развала СССР на пятьсот лет назад. Используя современные технологии и политические отношения, сверху накладывается вся мощь РПЦ и царской власти 15-16 веков. При этом прекрасно понимаешь, что можно рассматривать происходящее и как метафору на день сегодняшний. Для меня было слишком много провокаций в плане мата и мужеложства, по крайней мере в том виде, в каком использовано. Хочется отметить талант Сорокина в стилизации и хождении по краю, но с читательской точки зрения книга не интересная. Она очень быстро забудется, как и Метель, которую я только по собственной рецензии и восстанавливаю в памяти. Да и сделано все на слишком узкий круг читателя, я вот двадцать человек в голове перебрала и от силы двум бы посоветовала.
Цикл продолжу, сам мир то интересный, хочется узнать его по больше.
Чтец справился великолепно. Позабавила балалайка в начале и конце книги.