Через три дня. Похороны у железнодорожного вокзала. Соболевская и Сургучева в трауре. Муратов, О. Владимир, Котлова в толпе поселян.
М у р а т о в. Созывать никого не пришлось
Происшедшее всех задело —
Вон как много вас собралось…
О. В л а д и м и р. Хоронить людей или дело?
М у р а т о в. От собравшихся приношу
Вдовам я соболезнованье
И виновным в суде испрошу
Справедливое наказанье
М а р и я. Ни молитвы ваши, ни власть
Здесь лежащих не защитили,
Им пришлось неповинным пасть
За идеи, что в них взрастили.
(Муратову) Не тебе поучать людей,
Ты радел о своем спасенье
И скрывался ты днями где?
М у р а т о в. Я привел же к вам подкрепленье!
М а р и я. Когда вороги наши ушли,
Ты изволил лишь появиться,
Будто подвиг какой совершил,
А на деле ты тоже убийца!
М у р а т о в. Смысла нет говорить с тобой.
Я вины с себя не снимаю,
Перед этой общей бедой
Только голову преклоняю.
(Анне) Что тебя сюда привело?
А н н а. Как и все, я скорблю сегодня…
М у р а т о в. Ты сама породила зло!
Ты для смерти явилась сводней.
По наводке твоей взят сосед!
Посмотреть пришла на могилы?
А н н а. Клевета это и навет!
М у р а т о в. Ты ж детишек осиротила!
А н н а. Скажешь тоже! Сосед же мой…
А без власти мы как без крыши…
М у р а т о в. Ты же переметнулась к другой!
А н н а. Потому как она была ближе.
М у р а т о в. В твоем доме офицерье
Разгулялось, как в прошлые годы…
А н н а. Да, грешна: угостила зверье,
Хоть пирушка не по доходам.
М у р а т о в. Непонятно, с какого зла
Совершила ты шаг постыдный?
Ты врагов в свой дом приняла…
А н н а. А кто друг, кто враг – нам не видно.
И что делать? Дороже жизнь.
И не к месту твои упреки.
М у р а т о в. На три дня мы лишь разошлись…
А н н а. Мне откуда знать ваши сроки?
М у р а т о в. Суд твою причастность признал…
Приговор, правда, мягкий вынес:
Помогать семье обязал,
Чтоб виною своей казнилась.
А н н а. Суд неправый мне не указ.
Мне-то чем прикажешь кормиться?
Поограбили многих у нас —
Я должна со всеми делиться?
М у р а т о в. Вы ж соседи! Как ты могла?
Человек был схвачен средь ночи…
А н н а. Я не видела… я спала.
А кто видел это воочью?
И не надо винить меня —
Власть одну сменяет другая —
Без властей не живем ни дня,
Хотя все привычно ругаем
М у р а т о в. Да священник все подтвердит!
А н н а. А ему-то печаль какая?
Может, он и сдал Николая?
М у р а т о в. Только он-то тебя винит!
А н н а. И ты веришь в его поклеп?
Так на исповеди не у него я.
Вот уж поп – толоконный лоб…
Он соврет вам и не такое.
Подходит О. Владимир.
О. В л а д и м и р. Анну думаешь устыдить?
Так усилья твои впустую.
Бесполезно ее корить
Время тратишь ты вхолостую…
(Анне). Вижу, радостно лишь тебе
Умножать чьи-то беды и горе.
Всем пришедшим не по себе.
У тебя лишь одной во взоре
Ни стыда, ни раскаянья нет.
Но предательство Бог накажет
Через год или много лет
Только слово свое он скажет.
Будь покорна теперь судьбе,
И людей не вини – не надо.
Мой совет житейский тебе —
Не проси и не жди пощады.
М у р а т о в. Что ж, никто и не виноват?
О.В л а д и м и р. Есть у каждого оправданье.
Но при встрече отводят взгляд,
И на все вопросы – молчанье.
Мне бессмысленно спорить с тобой.
Ибо правда, увы, сурова.
Ты принять был обязан бой,
Ты же принял роль вестового.
Завязавшаяся стрельба
Ваших чоновцев насторожила б,
И успешной стала борьба,
Коль умножились ваши силы.
М у р а т о в. Лучше, если б я был убит?
Нам же уничтоженье грозило!
О. В л а д и м и р. Это ведал и Леонид —
Царь спартанский при Фермопилах.
М у р а т о в. Стародавние времена…
О. В л а д и м и р. Но пример остался нетленным…
М у р а т о в. По-иному ведется война
И оружием современным.
О. В л а д и м и р. Укрепляют примеры дух,
А забвение дух ослабляет.
М у р а т о в. Ты – воитель из нас из двух —
Твоя речь к тому и склоняет.
О. В л а д и м и р. Я военной науке чужд,
К ней и прочих я не неволю.
Но ты взялся за этот гуж,
Значит, выбрал сам свою долю.
А у ратных один завет:
Воевать, живота не жалея…
Лишь сраженья дают ответ,
Кто из нас для Бога милее.
Но, не выполнив ратный долг,
Ты послужишь дурным примером.
Для солдата – это упрек,
И позорище для офицера.
А н н а. Ты один среди нас святой!
О. В л а д и м и р. Я себя больше всех обвиняю:
Заглушен мой голос толпой,
Увещаньям моим не внимают.
Таковы повороты судьбы!
Перед нами грустная повесть.
Но стоящие здесь гробы
Не смущают ничью совесть.
М у р а т о в. Не возглавишь ли трибунал,
Чтоб меня обвинить как труса?
О. В л а д и м и р. На высокий сей пьедестал,
Вот те крест и слово – не рвусь я.
Мне не позволяет мой сан
Осуждать поступки людские…
Потому суди уже сам
Ты грехи свои и чужие…
Справедлив ли наш суд сплеча?
Для погибших нет воскрешенья.
Ну а тем, кто помог палачам,
Нет прощенья и искупленья.
Где бы каждого повеличать,
Пока их тела не остыли,
Мы готовы всех обвенчать
Во всеобщей братской могиле…
В мир иной распахнута дверь,
Кто придет к победному пиру?
После стольких людских потерь
Кто упьется победой Пирра?
Не хотим людей убеждать —
Все решаем бездумной силой.
И готовы только стрелять
И копать, и множить могилы…
М у р а т о в (Анне). Не Василий твой там лежит —
Среди прочих из эшелона?
А н н а. Как лежит? Где лежит? Убит?
М у р а т о в. Старшим был он в отряде ЧОНа…
Муратов отходит, Анна опускается на колени возле одного из гробов.
А н н а. Как же он-то сюда попал?
О. В л а д и м и р. Значит, он был послан с отрядом,
Но Муратов бросил вокзал,
И Василий попал в засаду…
(Отходит).
А н н а. Вот она, расплата за грех?
Неужели виновна одна я?
И теперь казниться за всех
До конца своих дней должна я?
Гробы закрывают и опускают в могилы.
М у р а т о в. Не хватает ни слез, ни слов,
Чтобы высказать наше горе —
Горе братьев, сирот и вдов,
Беззащитных в житейском море…
Мы не знаем многих имен
Тех, кого в ту ночь расстреляли
Из отвергнутых нами времен
Набежавшие волчьей стаей.
Нам приходится хоронить
Счастью общему преданных самых
И уже своими делами.
Их мечты в нашей жизни свершить
Сохранить удастся ли нам
В зыбкой памяти это мгновенье,
Передать грядущим векам
Наше к вечности прикосновенье?
У могилы остаются Соболевская, Сургучева, Котлова.
З а т е м н е н и е.
На экране – валун на берегу реки с надписью:
«Здесь, на берегу р. Оредеж в 1919 г. были расстреляны белогвардейцами Первый председатель Вырицкого Совета Соболевский Н. Н., комиссар просвещения этого Совета Сургучев В. Н. и 16 комсомольцев-чоновцев. Захоронены у станции Вырица».
У заросших травою камней,
Что фундаментом дома были,
Возвращаюсь в одну из ночей,
Сохраненных в семейственных былях.
Очевидцев поздно кричать,
Нет ни стен, ни вдовьих стенаний…
Ну а камни привыкли молчать
И не жалуют воспоминаний.
Кто их любит? Кому нужна
Боль из века, что нами прожит,
Где огромнейшая страна
Шла к мечте своей по бездорожью.
Были взлеты, победы и стон,
Отдавались жизни и силы…
Мы зажгли жертвам Вечный огонь,
Но огонь своих душ погасили.
г. Ленинград1966 год.
«Вера в призраки свойственна всем
временам, всем народам, всем людям;
быть может, ни один человек не свободен от нее совершенно».
Шопенгауэр
Инсценировка по мотивам книги Г. А. Соломона «Среди красных вождей»
Действующие лица:
Красин Леонид Борисович, нарком внешней торговли
Соломон (Исецкий) Георгий Александрович, руководитель Российского торгпредства в Эстонии
Мария Николаевна, его жена
Литвинов Максим Максимович, дипломат, сменивший Гуковского и Соломона
Иоффе Адольф Абрамович, дипломат
Гуковский Исидор Эммануилович, руководитель Российского консульства в Ревеле
Никитин, несостоявшийся ревизор
Якубов, предсставитель РКИ, председатель Ревизионной комиссии
Колакуцкий, сотрудник ВЧК
Маковецкий Ипполит Николаевич, управляющий делами торгпредства
Ногин П. П., главный бухгалтер
Фенькеви И. И., заведующий транспортным отделом
Волынский, заведующий коммерческим отделом, протеже Красина
Седельников Тимофей Иванович, порученец Москвы
Спиридонов, порученец Соломона
Левашкевич Апьберт Сигизмундович, Кальманович – адвокаты
Поставщики: Трушкин, Бутьков
Инженер – представитель фирмы «Эрикссон»
Сливкин, порученец Зиновьева
Зиновьев, Волынский, Эрлангер – телефонные абоненты
Госпожа Калл и Бредфор
Посетители I и II
Место действия – Ревель (Таллин)
Время действия – 1921 – 22 годы
Москва. Каменный мост. Красин и Соломон на прогулке.
К р а с и н. Что твоя встреча с Лениным?
С о л о м о н. Зовет работать…
К р а с и н. Прекрасно! Ты согласился?
С о л о м о н. Пока – нет. Пугает он меня своими лозунгами. Мы победим! Мы всколыхнем весь мир! За нами пролетариат!
К р а с и н. Да, митинговщина в нем есть…
С о л о м о н. Я ему напомнил его слова десятилетней давности о вреде максимализма в политике. Теперь он считает, что назрели другие времена. И того Ленина, которого мы знали, больше не существует. Для нового Ленина истина момента в коммунизме, который должен быть введен немедленно.
К р а с и н. Это для тебя в новинку. А мы уже привыкли.
С о л о м о н. К чему привыкли? Ведь он сам утверждает, что это эксперимент. Но люди – плохой материал для экспериментов. Неужели он этого не понимает? Неужели никто не может ему возразить?
К р а с и н. Никто. Вокруг него либо фанатики, верящие в исполнимость его предна-чертаний, либо слепые исполнители, стадом идущие за вожаком, либо примазавшиеся из карьеристских побуждений, либо рвачи, любители половить рыбку в мутной воде.
С о л о м о н. Но он-то умный человек, неужели не видит этих людей? Или легкость Октябрьского переворота вскружила ему голову?
К р а с и н. По-моему, он всех глубоко презирает… А не трогает, чтобы росла численность партии… Мне так кажется…
С о л о м о н. Помнится, ты с ним вел непримиримые споры…
К р а с и н. Спорил… Но надо когда-то и дело делать.
С о л о м о н. У тебя неприятности?
К р а с и н. Меня назначили помощником Каменева в делегации, которую я до сих пор возглавлял в Лондоне.
С о л о м о н. Чем мотивировали?
К р а с и н. Я, оказывается, мало обращал внимания на пропаганду идей мировой революции среди английских пролетариев… не установил никаких связей в этом направлении…
С о л о м о н. И ты – согласился?
К р а с и н. Я просил вообще освободить меня от переговоров, но Ленин стал уговаривать, а политбюро категорически потребовало, чтобы я подчинился.
С о л о м о н. И восторжествовала «партийная дисциплина», третирующая членов партии как безвольных и бесправных рабов, так?
К р а с и н. Увы…
С о л о м о н. Но это же издевательство над элементарным чувством человеческого достоинства! Не узнаю тебя…
К р а с и н. Я знал, на что шел…
С о л о м о н. Что же дальше?
К р а с и н. Буду работать. Новая власть совершает ряд нелепостей: уничтожает технические силы, спецов, заменяет их рабочими комитетами, беспомощными и безграмотными в простейших вопросах. Уничтожение буржуазии – еще одна нелепость. Буржуазия и в Европе еще не сказала своего последнего слова, а у нас тем более… Ей рано петь отходную.
С о л о м о н. Тем скорее большевики сломают себе шею.
К р а с и н. Сомневаюсь я в скоротечности их власти.
С о л о м о н. Вот как? Раньше ты говорил другое.
К р а с и н. Раньше и большевики были в растерянности от своего успеха в октябре. И верилось в силу населения, которому новый режим был отвратен, верилось, что у него есть силы для борьбы. Но разгон Учредительного собрания без всякого протеста со стороны демократов ввел меня в сомнения…
С о л о м о н. Они так сильны?
К р а с и н. Они организованны – в сравнении с неорганизованностью населения, его усталостью, инертностью, безвольностью, неспособностью к борьбе в данный момент.
С о л о м о н. Мрачная перспектива вырисовывается…
К р а с и н. Да… Они все прибирают к рукам – это еще можно понять. Но они бессмысленно тратят все, что было накоплено старым режимом. Боюсь, что затянется это лихолетье на годы, пока хватает старых запасов, пока можно реквизировать и хлеб, и деньги, и готовую продукцию и можно кое-как – хотя черт знает как – вести промышленность… Словом, скорого конца не предвижу скорого конца…
С о л о м о н. В хорошенькое время мы живем…
К р а с и н. Ты говорил, у тебя есть предложения?
С о л о м о н. Есть… Самостийная Украина предлагает мне возглавить Государственный банк. Отказался, конечно. Много предложений из-за рубежа. Но работать в Европе – это работать против России. Тоже отказался…
К р а с и н. Да, Россию нигде не любят, а новый режим – лишь повод строить козни против страны, которой мы всем обязаны.
С о л о м о н. И что?
К р а с и н. К сожалению, история развивается не так, как нам грезится в мечтах и теориях…
С о л о м о н. Это ты к чему?
К р а с и н. Имеем ли мы право при всех отрицательных деяниях новой власти оставаться в стороне? Ведь у нас есть связи, наработки, опыт…
С о л о м о н. Предлагаешь работать на новый режим?
К р а с и н. Может быть, в интересах служения народу русскому пойти на службу, внести в дело что-то здоровое? Может быть, удастся повлиять на большевиков, удержать от тех или иных безумных шагов? Надо бороться хотя бы с уничтожением буржуазии и специалистов, способствовать восстановлению их престижа…
С о л о м о н. Сам-то веришь в такую возможность?
К р а с и н. Не знаю. Но, отойдя от дела, мы превратимся в давно осужденных русской литературой героев.
С о л о м о н. В лишних людей? Но в их появлении виноваты не только они, но и общество, которому они не нужны.
К р а с и н. Не нам бы с тобой вести эти разговоры.
С о л о м о н. Не нам.
К р а с и н. Если мы сейчас отойдем в сторону, чего стоят идеалы нашей молодости?
И главное: специалисты большевикам нужны. Они допускают нелепости, но и специалисты не гнушаются прямым саботажем.
С о л о м о н. Думаешь, большевики доверят мне хоть какое-нибудь дело7
К р а с и н. Об этом я позабочусь. Но легкой жизни не обещаю… Эти люди, дорвавшиеся до власти, строят свой фантастический эксперимент, не считаясь с живыми людьми, с их страданиями, принося людей в жертву своим утопическим устремлениям… С этим сумасшествием тоже предстоит бороться. Но как? Борьба в лоб осуждена на провал. Может быть, ради возрождения демократических ценностей нам и следует поработать?
С о л о м о н. И ты присмотрел мне место?
О проекте
О подписке