Читать книгу «Нетеатральный разъезд. Пьесы» онлайн полностью📖 — Владимира Симакова — MyBook.
cover




































 













М а р и я И в а н о в н а. Своего рода примечательность… Священник под хмельком окрестил ее Василием вместо Василисы, да и в метрику внес как мальчика. Занимаюсь ее воспитанием. Но ее должны в солдаты забрать… Не знаю, как ей помочь…

А л е к с а н д р. Странная история… Неужели общество не может удостоверить очевидное?

М а р и я И в а н о в н а. Общество надеется, что власть разберется в деле без них…

А л е к с а н д р. Но вы к обществу и не обращались!?

М а р и я И в а н о в н а. Нет… Поговорим о чем-нибудь другом. Как вы нашли наш город?

А л е к с а н д р. Я мало что посмотрел… Города представляют мне только множество людей, и посреди них я один-одинешенек, а это грустно…

М а р и я И в а н о в н а. О, одиночество мне знакомо. Так хочется с кем-нибудь пооткровенничать. А в одиночестве беспрерывный гнет дома страшен… Если позволите, я вас развлеку… Мой любимый романс… (Поет, аккомпанируя себе на фортепьяно):

 
Он со страстью в очах говорил, что зачах,
Предлагал мне и сердце, и руку,
Звал куда-то с собой в край далекий, чужой,
Но я выбрала муку-разлуку.
 
 
И который уж год его голос зовет,
И надежды мои возрождает…
Но меня от дорог охраняет порог,
Будто цепью какой ограждает.
 
 
Говорят, что зачах мой домашний очаг,
Но я памятью прошлого греюсь.
Никого не виню и любовь ту храню —
На другую любовь не надеюсь.
 

А л е к с а н д р. Прекрасный романс! А исполнение – стон души?

М а р и я И в а н о в н а. Как вы меня поняли!

А л е к с а н д р. Судьба умеет и гнать, и лечить раны…

М а р и я И в а н о в н а. Но есть предопределение: оно если гонит кого, то гонит до погибели…

А л е к с а н д р. Несчастия приносят и пользу: они поднимают душу, возвышают нас в собственных глазах…

М а р и я И в а н о в н а. Полноте… Душа моя изодрана по клочкам. Вы мне верите?

А л е к с а н д р. Хочу понять…

М а р и я И в а н о в н а. А вот муж меня не понимает… А мне скучно жить на свете, я хочу умереть…

В тот момент, когда Мария Ивановна готова упасть в объятия гостя, входит Крупов.

К р у п о в. Я, кажется, вовремя… Обморок?.. Извините, Александр Иванович, это по моей части… Что с вами?

М а р и я И в а н о в н а (оправившись). Ах, доктор, вы даже при чужом человеке издеваетесь надо мной!

К р у п о в. Извините, мне показалось…

М а р и я И в а н о в н а (раздраженно). Что вам показалось?

К р у п о в. Вижу, что ошибся…

А л е к с а н д р. Доктор, выведите меня отсюда…

К р у п о в. Минутку терпения. Итак, голубушка, на что жалуемся?

М а р и я И в а н о в н а. Я только что рассказывала мсье Александру про свои недуги…

К р у п о в. Как можно? Такое и слушать-то нельзя!

М а р и я И в а н о в н а. Я сделала глупость?

К р у п о в. Не присутствовал, не знаю… Выглядите вы прекрасно, так что не смею утруждать своим присутствием. Александр Иванович, не составите мне компанию? Я в основном закончил обход, мы могли бы поговорить о том, о сем…

М а р и я И в а н о в н а. Семен Иванович, я вам не прощу, если вы похитите у меня мсье Александра!

К р у п о в. Мария Ивановна, голубушка, будьте великодушны: Александр Иванович должен отдохнуть с дороги…

М а р и я И в а н о в н а. Он мог бы отдохнуть у нас…

К р у п о в. Я слышал, что вы приглашены на ужин к господину Буркову?

А л е к с а н д р. Приглашен.

К р у п о в. Вот видите… Александру Ивановичу надо при-готовиться.

Крупов и Александр выходят из дома. В дом врывается учитель, видит страдающую жену.

У ч и т е л ь. Где этот соблазнитель?

М а р и я И в а н о в н а. О ком ты?

У ч и т е л ь. О нашем госте!

М а р и я И в а н о в н а. Он ушел с доктором.

У ч и т е л ь. И даже не обнял тебя?

М а р и я И в а н о в н а. Какие гадости ты говоришь!

У ч и т е л ь. Какая же ты нерасторопная!

М а р и я И в а н о в н а. Дорогой, мы должны быть вечером у Алексея Павловича…

У ч и т е л ь. Но он нас не приглашал…

М а р и я И в а н о в н а. Добейся приглашения!

Крупов и Александр идут по парку

К р у п о в. Вы, по-моему, не тот, за кого вас принимают.

А л е к с а н д р. Я этого не скрываю. И мой провожатый не оставляет сомнений на этот счет.

К р у п о в. А где он? Я его не вижу.

А л е к с а н д р. Ищет лошадей, чтобы ехать безотлагательно.

К р у п о в. Это ему вряд ли удастся: ледоход. Значит, вы, как Гораций: раз пели, и теперь только переводят.

А л е к с а н д р. Не я первый…

К р у п о в. Могу подтвердить. И чем же вы снискали внимание властей?

А л е к с а н д р. Мнениями, высказанными в частных письмах…

К р у п о в. Не нужно ли денег на дорогу?

А л е к с а н д р. Благодарю вас.

К р у п о в. Отчего же вы не берете?

А л е к с а н д р. У меня есть деньги.

К р у п о в. Это следует записать. (Достает записную книжку, записывает): «После пятнадцатилетней практики в первый раз встретил человека, который не берет денег, да еще при отъезде. Мир кончается, если так…»

А л е к с а н д р. Что вы имеете в виду?

К р у п о в. Мир, нас окружающий.

А л е к с а н д р. Да, у вас же практика… И много больных в городе?

К р у п о в. Как считать…

А л е к с а н д р. Вы-то как считаете?

К р у п о в. А все жители города поврежденные. Меня призывают лечить тело там, где душу лечить следует… В каком невероятном чаду нелепостей, в каком резком безумии находятся мои пациенты!

А л е к с а н д р. Поделитесь своими наблюдениями.

К р у п о в. Грустные наблюдения… Какое-то беспокойное чувство, похожее на угрызения совести, овладевает здоровыми субъектами, им тягостно быть здоровыми, они страдают тоской по безумию и излечиваются от интеллекта спиртными напитками. А когда человек сам себя губит, медицина бессильна…

А л е к с а н д р. Это болезнь не только вашего города…

К р у п о в. И не только нашего времени… В наш образованный век приходится доказывать, что история – биография сумасшедшего. Всем заправляют мнимые, фантастические интересы. Вглядитесь, из-за чего льется кровь, что восхваляют, что порицают – и вы убедитесь, что все это – следствие расстройства умственных способностей. Персидский царь гоняет море сквозь строй, афиняне цикутой лечат от разума и сознания. Проповедуют любовь – и живут в ненависти, проповедуют мир – и льют реками кровь. Вспомните аристократизм, эту застарелую подагру нравственного мира и идею чьей-то исключительной национальности, и прочее.

А л е к с а н д р. В вашем юморе более желчи и досады, чем веселости. Но я хочу спросить вас…

К р у п о в. Уже предвижу ваш вопрос: открыл ли я какие-нибудь средства лечения?

А л е к с а н д р. Действительно, что же плод ваших трудов?

К р у п о в. Во-первых, истина, во-вторых, точка зрения, в-третьих, я далеко не все сказал, а намекнул только…

А л е к с а н д р. Кстати, об истине… Вы здесь все и всех знаете… Что за абсурдная история связана с горничной учителя?

У ч и т е л ь. Вас уже познакомили с этим анекдотом?

А л е к с а н д р. Как случилось, что девушку оставляют в подозрении мужеского полу?

К р у п о в. Ничего странного… Это совершенно сообразно русскому духу…

А л е к с а н д р. И никто не пытался эту нелепость устранить? Вы как доктор – освидетельствовали ее?

К р у п о в. Были и доктора, и повивальные бабки, и акт о том составлен.

А л е к с а н д р. А что же отец ее?

К р у п о в. Его это мало беспокоило. А когда понял, что скоро падет на его дом рекрутская очередь и прочие подати, тогда и объявил о том голове и становому…

А л е к с а н д р. И случай показался полиции очень мудрен?

К р у п о в. Да, ему отказали, говоря, что он пропустил десятилетнюю давность… Дело длится годами.

А л е к с а н д р. И вы молчали?

К р у п о в. Трудно такое доказывать. Тут – проза жизни, там – духовное лицо… консистория вмешалась. В противовес очевидному ссылаются на бумаги, оставленные пьяным попом…

А л е к с а н д р. Неужели ничем нельзя помочь бедной девушке?

К р у п о в. Не знаешь, с какого конца подступиться. Один из самых печальных результатов петровского переворота – это развитие чиновничьего сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских форм, ничего не решающий и не желающий решать, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее в судах, полициях, присутственных местах и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых.

А л е к с а н д р. С вами даже спорить не приходится, остается только соглашаться…

К р у п о в. Извините, Александр Иванович, меня, кажется, зовут в тот дом. Сожалею, что не услышал вашего мнения… Надеюсь увидеться вечером. А сейчас желаю вам приятной прогулки (Уходит).

А л е к с а н д р (размышляет). Это довольно оригинальное произведение русского надлома. Поставленный довольно независимо, он все-таки сломался. Вся деятельность его обратилась на преследование чиновников сарказмами. Это его поэзия, его месть, его крик досады, а может, долею и отчаяния.

З а т е м н е н и е.

Крупов в доме пациентки. Анна Федоровна лежит в постели с вспухшими глазами. Люди испуганы. Мебель в беспорядке.

К р у п о в. На что жалуемся, уважаемая Анна Федоровна?

А н н а Ф е д о р о в н а. Ах, доктор, вы же видите: у меня жар…

К р у п о в. Вижу, вижу… Что еще беспокоит?

А н н а Ф е д о р о в н а. Какая-то странная боль в груди.

Доктор профессионально, но с небрежением прослушивает больную, подсчитывает пульс и прочее…

К р у п о в. У вас, Анна Федоровна, нервы расстроены, я вам пропишу немножко лавровишневой воды… Принимайте (в сторону) … Сколько, бишь вам лет? – Принимайте капель по двадцать.

Больная веселеет и кусает губы.

К р у п о в. Жизнь, которую вы ведете, вас расстроит окончательно. Вам надобен покой безусловный, тишина, иначе из всего этого выйдут серьезные последствия.

А н н а Ф е д о р о в н а. Я несчастнейшая женщина, Семен Иванович, у меня будет чахотка, я должна умереть. И все виноват этот изверг – мой муж… Ах, Семен Иванович, спасите меня.

К р у п о в. Извольте. Вот рецепт: возьмите небольшой чистенький дом, в самом дальнем расстоянии от Никанора Ивановича, прибавьте мебель, цветы и книги. Живите, как сказано, тихо, спокойно. Это лекарство не из аптеки, но вам поможет.

А н н а Ф е д о р о в н а. Легко вам говорить, вы не знаете, что такое брак.

К р у п о в. Не знаю, но догадываюсь: полюбовное насилие жить вместе, когда хочется врозь, и совершеннейшая роскошь, когда хочется и можно жить вместе, не так ли?

А н н а Ф е д о р о в н а. О, вы такой вольнодумец! Почему вы хотите нас развести? Как я покину мужа?!

К р у п о в. Любите ли вы сколько-нибудь его?

А н н а Ф е д о р о в н а. Ах, нет, я готова сказать это перед всем светом: безумная тетушка моя сварганила этот несчастный брак.

К р у п о в. Ну, а он вас?

А н н а Ф е д о р о в н а. Искры любви нет в нем! Теперь почти в открытой интриге с Полиной, вы знаете… Бог с ним совсем, да ведь денег что это ему стоит!

К р у п о в. Очень хорошо-с! Вы друг друга не любите, скучаете, вы оба богаты. Что вас держит вместе?

А н н а Ф е д о р о в н а. Да помилуйте, Семен Иванович, за кого же вы меня считаете, моя репутация дороже жизни, что обо мне скажут?

К р у п о в. Это конечно. Так по 20 капель лавровишневой воды хоть три раза в день, а я зайду завтра взглянуть.

А н н а Ф е д о р о в н а. А этот приезжий молод? Красив?

К р у п о в. Вы о ком?

А н н а Ф е д о р о в н а. Вы в парке не один были?

К р у п о в. Это не нашего поля ягода, дорогая Анна Федоровна…

А н н а Ф е д о р о в н а. О-о? Кто же это? Расскажите…

К р у п о в. Помилуйте, Анна Федоровна, меня ждут больные…

По авансцене проходят доктор и Никанор Иванович.

Н и к а н о р И в а н о в и ч. Вы были у нас?

К р у п о в. Да, Анна Федоровна просила зайти…

Н и к а н о р И в а н о в и ч. Вы честный человек, я вас всю жизнь знал за честного человека… Вы – благородный человек, вы поймете, что такое честь. Вы меня по гроб жизни обяжете, ежели скажете истину…

К р у п о в. Что вам угодно знать?

Н и к а н о р И в а н о в и ч. Да как вы считаете положение жены?

К р у п о в. Оно не опасно, успокойтесь, это пройдет, я прописал капельки.